Поправки на ветер

Владимир Путин в недавнем телеинтервью заявил, что с уважением относится к либеральным изменениям, которые Дмитрий Медведев внес в российские законы. Но собирается проверить, "как это работает". У "Власти" уже есть ответ на этот вопрос: никак.

Олеся Герасименко

Действующий президент Дмитрий Медведев прославился двумя поправками, гуманизирующими судебную и пенитенциарную системы России. Первая — это внесенный в Уголовно-процессуальный кодекс прямой запрет на применение ареста по ряду экономических обвинений (закон N383-ФЗ). Согласно закону, нельзя арестовывать подозреваемых не только в налоговых махинациях, но и в мошенничестве, в присвоении и растрате, в обмане и злоупотреблении доверием, в незаконном предпринимательстве, в легализации преступно добытых средств и имущества, в нарушении кредитных соглашений, в ограничении конкуренции, в незаконном использовании товарного знака, в получении и разглашении коммерческой тайны, в злоупотреблении при обращении ценных бумаг и при банкротстве, в невозвращении в Россию вывезенных художественных ценностей и финансовых средств, в нарушениях в обороте драгоценных металлов и камней, в уклонении от уплаты таможенных платежей.

Второе громкое решение воплотилось в постановлении правительства N3 и было реакцией на скандал вокруг смертей юриста инвестфонда Hermitage Capital Management Сергея Магнитского и главы компании "КитЭлитНедвижимость" Веры Трифоновой в СИЗО "Матросская Тишина". Согласно новому закону, на смягчение меры пресечения, в частности, могут рассчитывать подследственные с туберкулезом, раком, СПИДом в пятой (терминальной) стадии, тяжелыми формами диабета, заболеваниями щитовидной железы, воспалением центральной нервной системы, болезнями почек и мочевого пузыря, нарушениями двигательных функций и др. Появление списка приветствовали все юристы и правозащитники из общественных наблюдательных комиссий (ОНК). (Появившиеся в 2008 году ОНК тоже стали своего рода либеральным нововведением Медведева. Их цель — следить за тем, как соблюдаются права человека в СИЗО, тюрьмах и колониях, и помогать заключенным. Членам ОНК позволили свободно посещать изоляторы и тюрьмы, готовить доклады об условиях содержания и состоянии здоровья заключенных, проводить независимые расследования, как это было после смерти Магнитского.)

Именно ОНК радовались больше всего, когда правительство приняло постановление N3, которое, правда, оказалось почти точной копией появившегося в 2004 году постановления N54, по которому освобождают из колоний уже осужденных. "Это перечень болезней, с которыми отправляют на свободу умирать. Но сами медики признают, что в СИЗО болезнь прогрессирует гораздо быстрее и сильнее, чем в колонии, и условия там хуже",— говорит руководитель московской ОНК Валерий Борщев. Так или иначе, но даже в таком виде постановление не работает. "В прошлом году из 30 человек, с которыми мы работали, удалось спасти 9, остальных отправили в колонии, некоторые умерли,— рассказывает Борщев.— В этом году, по нашим данным, из СИЗО не вышел ни один тяжелобольной обвиняемый".

Нотариус Владимир Орлов обвиняется в организации убийства президента Московской областной нотариальной палаты и его заместителя. По громкому делу 55-летний Орлов долго проходил свидетелем, но 31 мая 2010 года его задержали и отправили в СИЗО, где он заболел. Врачи диагностируют у него III стадию гипертонической болезни, сахарный диабет II типа с множественными осложнениями, гидроцефалию (водянку) головного мозга, ишемическую болезнь сердца, острое нарушение кровообращения и т. д. Он ослеп на один глаз, ему удалили простату, он не может вставать с койки и лежит с катетером.

В суд Орлова уже не привозят — в заседаниях по продлению срока ареста он участвует из комнаты с видеосвязью, куда его доставляют на каталке. Орлов просит судей "отпустить его умереть дома", но те верят представителям правоохранительных органов, которые уже несколько раз заявляли о том, что угрозы жизни обвиняемого нет.

Поначалу в городской клинической больнице N20 дали заключение о том, что Орлова нужно освободить из-под стражи. Но потом к гражданским врачам пришли следователи, и медики передумали. "Это как в случае с Верой Трифоновой: тогда следователь распространил документ в жанре "информационное письмо", где говорилось о неких знакомых Трифоновой, богатых людях, которые поддерживают кампанию в СМИ о том, что она больна и скоро умрет, и что на самом деле выпускать ее ни в коем случае нельзя,— объясняет Борщев.— Не знаю, что именно они им могут говорить, но само появление следователей действует таким образом на больницу. Медики все давали клятву, но, как говорится, Гиппократ далеко, а человек в погонах рядом".

В выписке из истории болезни предпринимателя Станислава Канкии из той же горбольницы N20 диагнозы не легче: инфаркт мозга, синдром вертебробазилярной артериальной системы, артериальная гипертония, диффузный кардиосклероз, псориаз. За время ареста он перенес четыре инсульта. Он слепнет, не узнает жену и 17-й месяц ждет, когда расследуют его дело, возбужденное по статьям "мошенничество в особо крупных размерах" и "присвоение бюджетных средств". По версии следствия, возглавляя некоммерческий фонд "Отчизна", Канкия обманывал школьников: по их заявлениям и ксерокопиям паспортов он изготовлял доверенности на имя своих сотрудников, а потом открывал счета в Сбербанке. По документам значилось, что школьники трудоустроены по социальной программе, и на их счета из бюджета переводили зарплату — на каждого ученика ежемесячно выделялось по 7 тыс. руб., а договоров со школьниками у Канкии было 500.

Предпринимателю грозит от пяти до десяти лет тюрьмы, но до суда он может не дожить, говорят члены ОНК. Пока все, чего адвокатам удалось добиться,— согласие главврача больницы N20 на повторное обследование бизнесмена. Оно нужно, чтобы выяснить, может ли Канкия быть освобожден по тому самому правительственному постановлению N3.

Тверской районный суд Москвы семь раз продлевал арест предпринимательнице Наталье Гулевич, у которой отказали почки и мочевой пузырь, удалена матка. Трое из судей, которые решали оставить ее под стражей, входят в так называемый список Магнитского — перечень лиц, причастных, по мнению коллег юриста, к его смерти. И даже решение вышестоящего Мосгорсуда, признавшего предыдущее продление срока содержания под стражей незаконным, их переубедить не может. На прошлой неделе судья Алексей Криворучко снова отказал Гулевич в освобождении.

Обвиняемая была генеральным директором ЗАО "Статус" и некогда распоряжалась комплексом зданий на Садовнической набережной в Москве, сдавая их в аренду. В июне 2010 года против нее возбудили уголовное дело по обвинению в мошенничестве: как считает следствие, Гулевич не выплатила крупный кредит, взятый в Номос-банке. Сама Гулевич говорит, что стала жертвой рейдерского захвата: здания, принадлежавшие ее фирме, захватили представители банка. За год, пока следователи разбираются в деле, Гулевич изменилась до неузнаваемости. "Я увидела ее в понедельник в суде. Зрелище это не для слабонервных. Одна кожа на костях, да и та синюшного цвета,— говорит адвокат предпринимательницы Анна Ставицкая.— Пока везли в суд, в автозаке дверью сломали ее катетер. Но судья будто не замечает ее состояния".

Доводы суда не меняются. Деятельность Гулевич не считается предпринимательской. Почему — суд не объясняет. С такой же мотивировкой Мосгорсуд отказывал в обжаловании ареста Михаилу Ходорковскому, ссылаясь на то, что преступления, инкриминируемые олигарху, "не относятся к сфере предпринимательской деятельности". Верховный суд сделал специальное разъяснение, в котором сказано, что "предпринимательством является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в установленном законом порядке". Однако Тверскому суду кажется, что работа на посту гендиректора закрытого акционерного общества под это определение не подходит. "Наверное, это с искусством больше связано",— иронизирует Ставицкая.

Достаточных медицинских оснований для изменения меры пресечения Гулевич суд тоже не видит. Вывод очевиден: в очередной раз в конкретной судебной практике ни одна из принятых при Медведеве поправок — не сажать в СИЗО за экономические преступления, выпускать из СИЗО при тяжелом диагнозе — не действует. Делом Гулевич уже занят Европейский суд по правам человека, который принял к рассмотрению жалобу Ставицкой в экстренном порядке. Такой ход помог в свое время перевести бывшего вице-президента компании ЮКОС Василия Алексаняна из тюремной клиники в городскую больницу, а потом освободить умирающего под залог.

"Проблема в том, что наша система правосудия — с обвинительным уклоном. Она так и будет работать в карательном режиме, несмотря на хорошие, правильные законы",— говорит Ставицкая. "Врачи под давлением откровенно занижают диагнозы. Я расцениваю это как саботаж инициатив президента силовыми структурами",— делает вывод Борщев.

Таким образом, можно только порадоваться за Владимира Путина: когда он займет пост президента России, ему даже не придется вносить в законотворческую деятельность предшественника "какие-то коррективы", о которых он говорил в интервью трем федеральным каналам. Поправки, которые новому главе государства, возможно, кажутся излишне либеральными, незачем будет отменять: они и так не работают.