Терминология культурной жизни вдруг пополнилась именами и понятиями, о которых прочно забыли еще со времен средней школы или киновуза — кому, как мне, довелось в нем учиться. Кажется, эти имена и понятия безнадежно устарели и всерьез их принимать сегодня никто не станет. Однако от повторения "заклятых слов" в воздухе что-то ощутимо меняется.
Во ВГИКе не было большего ругательства, чем "кодекс Хейса" — согласно определению ведущего педагога киноведческого факультета, "лживый, лицемерный закон американского общества, пропитанного двойной буржуазной моралью". Но времена меняются, и бывшие враги, не ведая того, становятся друзьями. Стоило нынешнему президенту страны, очевидно, по наводке недобросовестного эксперта из ближнего круга упомянуть имя Хейса с его этическим кодексом, как те же самые киноведы презрели заветы своей alma mater — ВГИКа и принялись рассуждать о том, что кодекс Хейса был не так уж плох. Текст кодекса воспроизводится в газете Союза кинематографистов РФ "СК Новости", и там же предлагается провести среди членов союза общественные слушания по этому вопросу, с тем чтобы, видимо, перенять ценный голливудский опыт.
Цензурный кодекс Хейса родился на рубеже 1920-1930-х годов в атмосфере Великой депрессии, а умер естественной смертью в 1968-м, на пике молодежного движения протеста, окончательно же был похоронен под зданием Нового Голливуда 1970-х. Закон отработал свое: непосредственными жертвами его стали фильмы, впоследствии признанные национальной гордостью и достоянием (назовем хотя бы "Великий диктатор" Чарли Чаплина и "Спартак" Стэнли Кубрика). Ну да Хейс с ними, с американцами. Не проходит и полвека с отмены архаичного закона, как старик Хейс, давно почивший в бозе, вдруг вылезает из могилы и подставляет плечо российским коллегам-кинематографистам. О нем с ностальгией вспоминают на правительственном совете по кинематографии и совсем недавно опять на встрече в Союзе кинематографистов, состоявшейся под занавес ММКФ.
Станислав Говорухин, вслед за Владимиром Ильичом обозвавший интеллигенцию говном нации, теперь призывает эту гнилую субстанцию к добровольным моральным ограничениям. А чтобы не подумали, будто призывы исходят лишь от режиссеров пенсионного возраста, на авансцену выпущена группа юных дарований, тоже тоскующих по моральной чистоте. От имени этих чистых сердец, выпускников киношкол, на имя Никиты Михалкова поступило письмо (сейчас ведь опять настало время коллективных писем) с требованием поставить заслон мату и чернухе, одновременно открыв зеленую улицу доброму, высоконравственному "позитивному кино", которое всячески затирают, не пускают на фестивали и злостно не присуждают премий. Назвать свои имена (а также имена тех, кто им мешает творить) подписантам не позволили "тоталитарная демократия и либеральная диктатура" — еще парочка возрожденных из небытия образцов словесной эквилибристики. Но потом страх отпустил, и некоторые фамилии несогласных все же были обнародованы; надо полагать, с их носителями мы встретимся в ближайшем будущем, когда пойдет очередной финансовый транш на кинопроизводство.
Катализатором письма совершенно очевидно стал факт присуждения на Каннском фестивале главного приза конкурса студенческих работ фильму Таисии Игуменцевой "Дорога на..." (потом награжден также и на "Кинотавре"). Ну как не возмутиться: трагикомическая новелла про неприкаянного парня, который что ни вечер выходит в чисто поле посреди новостроек и громко материт честной народ, не только представляла Россию на крупнейшем фестивале мира, но и снискала главную награду. В этом и инфантильные авторы письма, и стоящие за ними зрелые мужи видят подтверждение того, что "именно чернуху про умирающую Россию так жаждут видеть в Европе".
Увы, дело обстоит еще хуже. В Европе вообще не жаждут ничего видеть про Россию, так же как про Францию или Германию. Поскольку, даже несмотря на некоторые экзотические особенности и тяготение к диктатуре (отнюдь не либеральной), она, Россия, считается более или менее нормальной, более или менее буржуазной страной. А норма не слишком интересна для искусства, и интерес перемещается с территории страны в область внутренней жизни человека, которая не перестает быть трагичной, даже если он обитает в шикарной квартире в центре Парижа, как герои фильма "Любовь" Михаэля Ханеке, дважды триумфатора Каннского фестиваля.
Если уж судить со страноведческой точки зрения, и тот же Ханеке, и его соотечественник Ульрих Зайдль показывают свою родину Австрию, да и Европу в целом, в таком безобразном виде, что мама дорогая. И Финляндия Аки Каурисмяки внушает не больше оптимизма. И Англия Кена Лоуча. А если удалиться от Европы... Посмотрите фильм "Пишоте" Эктора Бабенко, возглавлявшего жюри последнего ММКФ. Нравы бразильской колонии для несовершеннолетних под чутким руководством полиции способны ввести в шок самого закаленного зрителя, и трудно не увидеть в этом "образ страны". Почему-то международные фестивали, не спрашивая разрешения у местных начальников, хватают именно такие фильмы, совершенно не заботясь о выполнении режиссерами и продюсерами своих патриотических задач. Например, одним из каннских любимчиков стал филиппинец Брильянте Мендоса, клеветнически показывающий свою родину как царство коррупционеров и диктаторов. Неудивительно, что среди простых филиппинских блогеров нашлись патриоты, готовые даже принести извинения за Мендосу. Только, разумеется, не своему народу.
Никаких подобных ужасов нет в фильмах российской "новой волны". Если бы она всерьез занялась социально-политическим "образом страны", мало бы не показалось. Большинство даже самых острых и негативистских фильмов рассказывают о неутоленной любви и попытках преодоления одиночества, а социальным в них является только фон. И самое большее, что можно им предъявить и вменить, это матерная лексика и мрачная атмосфера. Ну уж извините. Стоит такое кино снабдить английскими субтитрами, и герой той же "Дороги на..." выйдет на улицу, чтобы прокричать: "Fuck you!" — и кого этим сегодня удивишь в мировом кинематографическом контексте?
Зато отечественные потенциальные цензоры, конечно, правы, как правы были их советские предшественники, запрещавшие и резавшие фильмы Киры Муратовой, Марка Осепьяна, Андрея Кончаловского и даже Никиты Михалкова ("Родня"). Ибо они прекрасно понимали, что, как выразился один из цензоров, "фиалки пахнут не тем". Кино с тремя матерными буквами или без оных имеет только один индикатор качества — талант. Когда его нет, вступают в действие другие критерии. Один из них озвучил тот самый ведущий педагог ВГИКА, учивший будущих кинокритиков снисходительно относиться к "позитивному кино" по принципу "фильм плохой, но добрый". Видно, недоучил.