Страна на "черном кокаине"

Венесуэла — страна трех проклятий: колониального наследия, нефтяного богатства и популизма Уго Чавеса. Ни смерть диктатора, ни выборы нового президента легкого выхода из этой ловушки не сулят.

АЛЕКСАНДР ЗОТИН, Каракас, Венесуэла

Похороны Сталина — первая ассоциация, которая приходит в голову. Я стою среди тысяч жителей Каракаса, пришедших проститься с команданте. Многокилометровая цепочка прощающихся, тянущаяся к военной академии, разделена солдатами на секции — чтобы увидеть вождя, надо простоять несколько часов. Ну ничего, социализм приучил народ стоять в очередях. Огромные экраны с прямой телетрансляцией должны хоть как-то разбавить монотонное действо. Вот только что принявший полномочия временный президент Николас Мадуро развлекает публику пламенной речью. Часа на два. Бывший водитель автобуса, как две капли воды похожий на Саддама Хусейна, клянется быть верным курсу вождя. Даже моего далекого от идеала испанского хватает: выпады против американского империализма, клятвы, революция, социализм, опять клятвы. Периодически Мадуро срывается на крик, толпа подхватывает: Yo soy Chavez! Yo soy Chavez! Yo soy Chavez! Или классическое El pueblo unido jamas sera vencido! Политруки раздают тексты скорбно-возвышенных песен о команданте. Невольно вспоминается "Собачье сердце" Булгакова. "Просрали страну эти уроды",— вдруг говорит мой спутник, русский бизнесмен, четырнадцать лет назад осевший в Венесуэле.

Венесуэла — это машина времени. А еще альтернативная американская история, только не успеха, а провала. Почему богатая нефтью Венесуэла, как, впрочем, и большинство других стран Латинской Америки, тоже не обделенных природными ресурсами, стала, по сути, failed state, в то время как США выросли в крупнейшую экономику мира?

Сквоттеры против лендлордов

"Все дело в истории,— поясняет мне профессор права Центрального университета Венесуэлы Карлос Варгас (имя изменено.— "Деньги").— Фундамент под различия в экономическом развитии Северной и Южной Америк был заложен еще четыре столетия назад. В североамериканские колонии эмигрировали в основном небогатые европейцы, часто это даже были временно несвободные люди. Однако рано или поздно они получали в собственность землю, а вместе с ней и политическое представительство. Освоение новых земель в Латинской Америке — другая история. Испанские конкистадоры нашли здесь две вещи, которых не было в Северной Америке. Во-первых, буквально горы золота и серебра, во-вторых, куда более многочисленное и более устойчивое к европейским болезням местное население. В Латинскую Америку переселялись отнюдь не бедняки, как в США, а испанские аристократы, конкистадоры и их потомки, получавшие от короля огромные поместья — энкомьенды. Даже не совсем поместья, а тысячи закрепленных на месте местных жителей, которые были вынуждены работать на новых хозяев". Эта богатейшая прослойка здравствует до сих пор: например, один из крупнейших землевладельцев в Венесуэле — потомок обожествляемого здесь героя борьбы за независимость от Испании Симона Боливара. Потом испанские капиталы в Венесуэле были разбавлены появлением других влиятельных европейских семей вроде богатейших Ромеров и Мендоса, но концентрация денег в руках немногих никуда не делась.

Бедняки тоже появились не из ниоткуда. Вначале на рудниках и плантациях сахарного тростника трудились "крепостные" индейцы, потом к ним добавились привезенные из Африки рабы. Поздние эмигранты из Европы прощались с земельной аристократией только для того, чтобы встретить ее уже в Новом Свете. После отмены рабства и конца аграрного бума массы индейцев, негров и безземельных европейцев смешались и осели в городах, создавая там новый многочисленный урбанизированный и довольно бедный класс. В большей или меньшей степени эта модель универсальна для всей Латинской Америки. Кстати, ее интересной особенностью является расовая пестрота и толерантность: и в фешенебельных районах Каракаса вроде Валле-Ариба, и в весьма проблемных барриос можно увидеть лица с генами трех континентов. Но если в США эмигрантам удалось построить государство, основанное на многочисленном классе мелких собственников с политическим представительством, то в Латинской Америке законсервированный имущественный разрыв сохранился до сих пор. И демократия тоже как-то особенно не прижилась.

Однако история эта не мертвая, а живая. Граффити с фигурами Хосе Марти, Сальвадора Альенде и, конечно же, самого Чавеса встречаются в небогатых районах Каракаса чуть ли не на каждом шагу. Причем в любых ипостасях, даже в виде медитирующего Будды. Но больше всего Симона Боливара: его изображения можно часто увидеть и во вполне респектабельных местах — это не чавистская пропаганда, с которой в районах среднего и богатого класса появляться нежелательно. Чавес любил, когда его сравнивали с Боливаром, освободителем Латинской Америки от испанской короны. Но реальный Боливар — крайне неоднозначная фигура. Это отнюдь не Джордж Вашингтон.

Латиноамериканская борьба за независимость дала последующим поколениям совсем другие образцы для подражания и институты, чем конституционные принципы США. В США за всю историю была одна конституция, в Венесуэле — 26. И нынешняя вряд ли последняя. Все во вполне боливарианском духе. В своей первой конституции Боливар провозгласил себя пожизненным диктатором с правом назначения преемника: "До мозга костей я убежден, что Америка должна управляться деятельным диктатором. Мы не можем позволить себе ставить законы выше лидеров и принципы выше воли народа".

И еще: "Независимо от эффективности формы правления в Северной Америке мне никогда не приходило в голову сравнивать два настолько разных государства, как английская и испанская Америки".

Популизм на марше

Жесткая политическая поляризация здесь правило, постоянно грозящее перейти в гражданскую войну. Добавим, что Латинская Америка испытала сильнейшее влияние троцкизма, и получим горючую смесь боливарианских диктаторских замашек и перманентной революции.

Венесуэльское общество расколото: с одной стороны, богатые и средний класс, с другой — бедняки, живущие в непомерно разросшихся городах и пригородных трущобах барриос. Чавес сделал ставку на бедных, на перераспределение, а не развитие. Для Чавеса урбанизированный люмпен-пролетариат стал мощной электоральной базой, так же как пролетарии дескамизадос (буквально — "бесштанники") стали в свое время опорой диктатора Хуана Перона в Аргентине. Вся его политика основывалась на покупке голосов бедных. Венесуэла Чавеса, как и Аргентина Перона,— классический пример экономического популизма. Экономисты Рудигер Дорнбуш и Себастьян Эдвардс в книге "Макроэкономика популизма в Латинской Америке" определяют его как "политику, акцентированную на перераспределении ресурсов при невнимании к инфляционным и фискальным рискам, а также недооценивающую реакцию на нерыночные меры правительства". Последствия бьют по всем. Бедные богаче не становятся, богатые и средний класс уезжают из страны. Этому способствуют и высокая инфляция (22%), и система двойного обменного курса — официальный и реальный существенно различаются,— и огромный неформальный сектор экономики. В общем, все прелести, хорошо знакомые нам по России начала 1990-х.

"Это не Запад, это Венесуэла. Понятие частной собственности здесь весьма условно. В стране нет крупных частных компаний — крупнейшие сталелитейный и нефтяной сектора Чавес давно национализировал. Работать, правда, от этого они лучше не стали. Сейчас идет борьба за активы крупного национального ритейлера Polar — Мадуро нужно чем-то финансировать свою кампанию",— рассказывает Варгас.

Мы прихлебываем ром "Санта-Тереза". Его производитель, потомок Боливара, наладил уникальный цикл производства, вывел специальную мошку, чтобы не использовать инсектициды. Он, конечно, станет лучше, если за дело возьмутся полуграмотные чависты. Только дай. Но Чавес давал, за что его и любили.

Любили, например, за программу микрокредитования. Едва умеющий читать и писать сторонник команданте через местные подобия муниципальных органов самоуправления — боливарианские комитеты, тесно сросшиеся с чавесовской Единой социалистической партией Венесуэлы,— мог получить кредит приблизительно от $1 тыс. до $5 тыс. на развитие малого бизнеса. Под 4-5% годовых на пять лет, при том что инфляция в последние годы зашкаливала и за 30%. Однако расцвета мелкого бизнеса пока не видно. На взятую $1 тыс. чавист купит подержанный мотоцикл и новенький пистолет, спустится с гор, окружающих Каракас, дождется темноты и начнет грабить сограждан. Тоже мелкий бизнес, заметит пурист.

До Чавеса, по словам местных жителей, Каракас хоть и был довольно криминальным городом, но все же по нему можно было спокойно гулять ночью. Сейчас это крайне не рекомендуется. Ограбят или убьют. Особенно если оказаться в каком-нибудь нехорошем районе вроде легендарных барриос Петаре или Ла-Ринконада. Хотя преступность процветает не только там. В прошлом году белорусский консул попробовал поменять доллары по курсу черного рынка (втрое выше официального) в центре города — и был благополучно похищен местными бандитами-маландрос, получившими за дипломата дружественной страны солидный выкуп.

Кстати, не стоит думать, что преступность в Каракасе хаотична. Многие барриос де-факто управляются полувоенными группами, тесно связанными с террористами и наркоторговцами из Колумбии. В одном из таких барриос мне удалось увидеть граффити руководителей знаменитой группировки колумбийских террористов ФАРК. Именно такие парамилитарес вместе с частью армии поддержали свергнутого во время путча 2002 года Чавеса.

Нефть расслабляет

Весь этот малый бизнес чавистов должен быть кем-то или чем-то оплачен. Деньги на микрокредиты, практически бесплатный бензин ($0,02 за литр), разнообразные подачки и пособия по безработице и пенсии (всеобщие пенсии даже противники Чавеса ставят ему в заслугу) дает природное богатство Венесуэлы — нефть. Или coca negra, "черный кокаин", как ее здесь называют. Еще до команданте, при крайне неравномерном распределении собственности, нефть стала препятствием для индустриализации экономики. Элита Венесуэлы не видела смысла в отказе от спокойной жизни на средства от природной ренты.

Нефть расслабляет и делает все остальное неинтересным: главное — присосаться к трубе, и можно ничем больше не заниматься. Правда, доходов от нефти на душу населения не так много. Примерно столько же, сколько и в России,— чуть больше $2 тыс. Это не Саудовская Аравия с соответствующим показателем выше $10 тыс. и не Катар или Кувейт, в которых уже выше $20 тыс. Близок, кстати, и ВВП на душу населения: в России — $15 тыс., в Венесуэле — $11 тыс. Особо не разгуляешься, но и на правящую верхушку хватает, и на подачки бедным. Добыча нефти — практически единственная крупная промышленность страны, все остальное развивать неинтересно. Знакомая картина.

Однако даже с "черным кокаином" у социалиста Чавеса возникли проблемы. За время его правления добыча нефти упала с 3,2 млн до 2,5 млн баррелей в день. "В чем причина? В том, что после национализации нефтяной компании PdVSA из страны ушли ConocoPhillips и ExxonMobil?" — спрашиваю высокопоставленного чиновника, попросившего не называть его имени. "В плохом управлении и отсутствии современных технологий,— отвечает он.— В страну не хотят вкладывать деньги ни иностранцы, ни сами венесуэльцы. За последние годы я не вижу никаких изменений к лучшему. Чавесу ставят в заслугу помощь бедным. Это так. Но в Чили, Мексике, Колумбии тоже сокращается число бедных. И быстрее, чем у нас. Это потому, что можно дать человеку рыбу, а можно научить его рыбу ловить. Чавесу это не нужно. Он ориентирован на создание культуры патернализма, полной зависимости человека от государства".

Еще бы, "плохой менеджмент". В 2002 году сотрудники PdVSA организовали забастовку против политики Чавеса, требуя досрочных выборов. В итоге 19 тыс. работников были уволены и заменены неквалифицированными чавистами. Как сказал глава PdVSA чавист Рафаэль Рамирес: "Все, кто не поддерживает революцию, могут убираться в Майами".

Мы стоим на смотровой площадке на горе в фешенебельном квартале Каракаса Валле-Ариба. Дома и многоэтажные жилые комплексы — настоящие бастионы, с высоченными бетонными заборами с колючей проволокой под электричеством. Вооруженные жители барриос уже однажды, в 1989-м, спустились с гор и устроили погром в богатых районах. Это все помнят и на безопасности не экономят.

Кого выберет армия?

Но есть и альтернатива. Чавес умер, и сколько бы российские телеканалы ни показывали толпы плачущих венесуэльцев, реальность выглядит иначе. Преемника Чавеса Мадуро поддерживает около половины избирателей, в основном бедные слои. Остальные — за оппозицию. Это представители культурной и деловой элиты, а также многочисленный средний класс. Даже среди жителей барриос далеко не все обожают команданте и его преемника. Чавес так и не смог полностью подмять под себя СМИ, в стране есть не только правительственное, но и оппозиционное телевидение (например, GloboVision). Чавистские газеты читать невозможно: лозунги хороши для выкрикивания, но не для чтения.

Надежды оппозиции, интересы которой представляет коалиция партий "Круглый стол демократического единства", связаны с губернатором штата Миранда Энрике Каприлесом Радонски, проигравшим выборы Чавесу пять месяцев назад. "Якобы проигравшим" (официально набрал 44,3% голосов), добавит любой представитель античавесовских сил. Теперь он вновь стал кандидатом от оппозиции на досрочных выборах, назначенных на 14 апреля.

Каприлес — сторонник более рыночно ориентированной политики. Он обещает покончить с множественными обменными курсами и ограничениями на вывоз капитала, стимулировать иностранные инвестиции. В 2012 году Каприлес заявил, что если станет президентом, то проанализирует и, возможно, пересмотрит все политически мотивированные контракты, заключенные Чавесом с российскими и китайскими компаниями.

Интересы российского бизнеса в Венесуэле представлены главным образом ООО "Национальный нефтяной консорциум" (ННК) — дочерней структурой "Роснефти". В июне 2009 года в консорциум вошли "Газпром нефть", ЛУКОЙЛ, "Сургутнефтегаз" и ТНК-ВР, получив по 20% его долей. Сейчас в консорциуме остались лишь ЛУКОЙЛ и "Роснефть". В сентябре 2009 года ННК и PdVSA заключили соглашение о создании СП для освоения нефтяного блока "Хунин-6" в бассейне реки Ориноко. Впрочем, пока там ничего не добывается. А в 2011 году Россия согласилась предоставить лучшему другу кредит на $4 млрд на покупку вооружения. Все российские инвестиции и кредиты находятся под угрозой. И в случае победы Мадуро, и в случае победы Каприлеса — это Венесуэла, и ей не привыкать к национализациям.

Как оппозиция может привлечь на свою сторону сомневающихся? За счет ставки на национализм. Венесуэльцы — чрезвычайно гордая нация, привыкшая свысока смотреть на соседей. Именно здесь происходили основные события борьбы за независимость, все остальные латиноамериканские страны — младшие братья. Оппозиция бьет в основную болевую точку чавистов — связи с Кубой. "Чавес просто кубинский шпион, добравшийся до власти",— можно услышать от многих ее представителей. Конечно, это мнение политических противников, но есть факты: Венесуэла ежедневно поставляет на Кубу около 90 тыс. баррелей нефти по льготным ценам, что позволяет Кубе зарабатывать на реэкспорте. Страна оказывает Кубе значительную материальную помощь, явную и скрытую. Чависты возразят, что Куба в ответ направила в Венесуэлу десятки тысяч технических специалистов, а в рамках программы "Баррио адентро" — около 30 тыс. врачей. Однако проблема в том, что Венесуэле и своих врачей вполне хватает.

Впрочем, как говорят в Каракасе, победа Мадуро или Каприлеса будет зависеть не столько от голосования, сколько от того, удастся ли договориться с армией. Армия в большинстве стран Латинской Америки очень важный фактор. Хватит одного взгляда на город, чтобы это понять. Вот президентский дворец, а прямо напротив — казармы личного президентского полка. В черте города расположен аэропорт, довольно странно в окружении небоскребов делового центра. "Почему его до сих пор не закрыли, ведь есть большой аэропорт вне города?" — спрашиваю знакомого венесуэльца. Он ухмыляется: "Здесь все думают прежде всего о своей безопасности. И президент в первую очередь. Военный аэропорт в центре города — возможность быстро бежать в случае необходимости".

Выхожу на улицу и слышу странный ритмичный звук. Это касеролазо — кастрюльщики, бьющие по пустым кастрюлям чависты, недовольные очередным выступлением Каприлеса, который упомянул о кубинских связях команданте. Пустая кастрюля — видимо, идеальный символ сегодняшней Венесуэлы, богатой природными ресурсами страны, так и не выбравшейся из институциональной ловушки диктатуры, социализма и популизма.