Из-за запрета на владение зарубежными счетами и активами для парламентариев член Совета федерации ПАВЕЛ МАСЛОВСКИЙ передал доли в бизнесах двум сыновьям, но продолжает следить за положением золотодобывающей Petropavlovsk и металлургов в целом. Он рассказал "Ъ", почему государство не спешит поддерживать компании льготами, чего не хватает в программе развития Дальнего Востока и кто виноват в обвале цен на золото.
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Коротаев
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Коротаев
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Коротаев / купить фото
— На июльском совещании по вопросам черной металлургии снова подняли вопрос о предоставлении налоговых льгот для металлургических и майнинговых компаний, работающих на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Как вы оцениваете перспективы этих льгот?
— Мы в самом начале пути. Обсуждений много, но пока есть единственная серьезная инициатива, обнародованная президентом на Госсовете,— повысить инвестиционную привлекательность проектов на Дальнем Востоке за счет уменьшения и обнуления ставки налога на прибыль для новых предприятий. Это предложение получило поддержку в законодательной инициативе Минфина, которая гласит, что субъектам федерации можно будет уменьшать ставку налога на прибыль вплоть до нуля в первые пять лет действия проекта и до 10% в последующие пять лет. Это позволит уполовинить налог на прибыль, в совокупности — даже сократить на 60%. Все остальное находится в стадии размышлений, обсуждений.
Есть, например, инициатива Минприроды об уменьшении НДПИ на 30%, возврат которых компании могут направлять на геологоразведку. Но назвать ее прорывной нельзя, особенно с оговоркой, что можно зачитывать это в НДПИ, только если месторождение будет поставлено на баланс. Ведь на самом деле из пяти-шести объектов добывающей отрасли выстреливает только один — но ты его не найдешь, пока не проведешь полноценную разведку. Есть тенденция интересные предложения обвешивать такими оговорками, что их эффективность становится достаточно сомнительной. Это отражает специфику взглядов людей моего поколения на развитие страны. Приоритет отдается подходам, предполагающим преимущественно госфинансирование, изъятие финансов у регионов и централизованное перераспределение средств. Такой взгляд имеет право на жизнь, но будущее за предоставлением предприятиям большего количества льгот.
— У Минприроды есть и неоформленные в законопроект инициативы, которые предполагают существенные льготы для компаний до тех пор, пока их проекты не выйдут на определенный уровень мощности и генерирования денежного потока, но Минфин против.
— Минприроды выступает здесь в качестве лоббиста отрасли, за что ему честь и хвала, а Минфин — как ярчайший представитель чисто фискальных интересов. И пока в Минфине и правительстве не пройдет апробация, все это будут только полезные важные мысли, не более того. Сейчас нет консенсусного понимания, что важно не только госфинансирование крупнейших проектов Дальнего Востока, но и улучшение предпринимательской среды, в первую очередь именно по налогам.
— Пока программа развития региона вызывает критику правительства как несоответствующая действительности по размеру требуемых средств и отсутствию конкретных проработок.
— Да, программа больше затрагивает вопросы потенциальных проектов, которые возможны на Дальнем Востоке, и выходит на цифры до 10 трлн руб. инвестиций, которые необходимы, чтобы эти проекты осуществить, не отвечая на вопрос, где эти деньги взять. Если с госфинансированием стало понятнее после обнародованных цифр инвестиций в БАМ и Транссиб, которые в том числе должны разблокировать доступ к полезным ископаемым, то приход частного капитала ожидается просто как следствие вложений государства в инфраструктуру. Между тем непонятно, как придут деньги на то, чтобы улучшить состояние рокадных направлений, которые связывают БАМ с Транссибом, чтобы можно было оптимально регулировать перемещение грузов между ними. Ведь БАМ выходит на ту часть портов, которые еще надо создать и развить: это Ванино, Советская гавань, а Транссиб выходит на южное направление с более развитыми портами. Не ясно, кто будет вкладывать в это или связывать дороги и порты с новыми месторождениями, чтобы проекты были экономически эффективными.
— А вы в Совете федерации что предлагаете?
— Мы работаем над тем, чтобы охарактеризовать регион в законе о Дальнем Востоке как единую налоговую зону, ввести единый налоговый режим для его промышленности. К концу года начнутся обсуждения закона, все будет вынесено на суд правительства, ведомств, министерств, и здесь начнется рубка. Минфин — это казна. Ему понятны возможности, но страшно, что уменьшатся поступления в бюджет.
Собственно, идет борьба, основанная на предположениях, что кто-то неправомерно воспользуется этой налоговой льготой и что введение такого налогового режима нарушит конституционный принцип единства экономического пространства России. Что касается первого опасения, то сейчас эффективно работают налоговые органы, силовые структуры, призванные следить за соблюдением законов. А второе — это боязнь повторения ельцинских времен, когда страна начинала в определенном смысле распадаться в виду разных экономических и политических установок субъектов. Мы эту ситуацию все же успешно преодолели, и сейчас риски такой дезинтеграции практически исчерпаны. И если в масштабах страны проводить такую политику на первых порах может быть затруднительно и даже опасно, то Дальний Восток, являясь крупнейшим по территории макрорегионом, но обеспечивая всего 2% из собираемых по стране налогов, может стать прекрасным полигоном для отработки новых налоговых режимов.
— Какие потери, по подсчетам Минфина, могут возникнуть в бюджете при предоставлении льгот на Дальнем Востоке?
— Мы сейчас вообще не говорим ни о каких потерях, разговор о том, чтобы освободить хотя бы вновь создаваемые предприятия. По инициативе Минфина вместо 20% налога с прибыли предприятие будет платить 18%, а решение по дальнейшему снижению региональной части остается за субъектом федерации. Но на Дальнем Востоке большинство субъектов являются дотационными, и если увеличивается составляющая их собственных доходов, то дотационная уменьшается. Поэтому, несмотря на наличие целого перечня критериев эффективности губернаторов, глобальной заинтересованности у них в увеличении доходов нет, и этот вопрос тоже надо решать.
— Ведется ли полемика по обнулению либо снижению ставки НДПИ для золотодобытчиков? Ведь для подземной добычи железной руды лоббистам этого удалось добиться.
— Если бы вы мне задали этот вопрос в феврале, то я бы сказал, что, наверное, в этом нет необходимости. Тогда казалось, что для поддержания отрасли нужно точечное совершенствование закона о недрах и смежного законодательства, например экологического регулирования. Но драматическое падение цены на золото в июне до отметки ниже $1,2 тыс. за унцию остро ставит вопрос о господдержке.
До февраля-марта отрасль была рентабельной, но она никогда не являлась сверхрентабельной, потому что вместе с ростом цен на золото, который наблюдался последние 15 лет, одновременно очень сильно росли издержки. Рентабельность отрасли в России сохранялась на уровне 10-20%. Так вот, $1,2 тыс.— это предел рентабельности, ниже которой она получается нулевой или отрицательной. Долгое время отрасль в такой ситуации не выживет, что повлечет и существенное падение доходов. Необходимо ставить вопрос о целевой поддержке. Можно дифференцировать НДПИ на определенный срок в зависимости от мировой цены на золото, потому что внутренней цены на металл в отличие от нефти нет. У меня есть желание самому выступить с такой инициативой.
— Сколько, на ваш взгляд, продержатся низкие цены?
— Я полагаю, что на золото была произведена атака. Хорошо подготовленная, из разных источников. Оборот золота достаточно мал, его атаковать легко, особенно когда одновременно торгуются и физический металл, и производные инструменты — притом что объемы производных в десятки, если не в сотни раз превосходят объемы оборота физического металла.
Точкой отсчета я бы назвал выход аналитического обзора Societe Generale в конце февраля о том, что цена упадет. В течение нескольких последующих недель хор аналитиков вдруг начал заявлять о падении цены на золото, они устроили соревнование плохих прогнозов. Это очевидная целенаправленная атака. Потому что ни одного фундаментального фактора, определяющего цену золота, не изменилось. Не улучшилась ситуация в Европе, в Америке есть маленькие информационные попытки показать, что ситуация улучшается. Они больше носят пропагандистский характер, но рынок реагирует.
Зачем была проведена атака — другой вопрос. Здесь может быть несколько объяснений. Первое чисто спекулятивное — все, кто вкладывается в золото, это небедные международные институты, которые могут перетерпеть и потом хорошо заработать. Второе — политическое, популистское. У правительств многих стран есть желание немножко приукрасить экономическую ситуацию, потому что все устали от разговоров о кризисе.
С другой стороны, золото ни разу не теряло ликвидность, если сравнить его, например, с лопнувшими пузырями производных рынка недвижимости: банки их просто списывали. А золото дешевело и дешевеет по-прежнему, но сколько продавцов, сбрасывающих золото, столько же и его покупателей. Рано или поздно оно будет восстанавливаться, но как скоро, сказать трудно. Это зависит от нервов игроков.
— Аукцион по Сухому Логу (крупнейшее золотое месторождение России), о возможности проведения которого говорил прошлой осенью Игорь Шувалов, снова отложен. Как вы думаете, почему месторождение не выставили на торги?
— Я не совсем понимаю интриги, потому что если государство считает нужным оставить его, то надо просто сказать: "Все, ребята, мы делаем это стратегическим резервом". Сухой Лог вообще не обязательно разыгрывать публично. Поскольку это стратегический объект, его не обязательно выставлять на аукцион, держава может выбрать какого-то игрока или создать для разработки госкомпанию. Объективно нет никаких камней преткновения, чтобы поставить точку в этом вопросе. Точка не ставится, а почему — мне непонятно. Может, лоббируются интересы разных групп. Хотя объект трудный, с высокой себестоимостью, что с учетом упавших цен на золото делает его не столь привлекательным.
— Petropavlovsk сейчас корректирует свою бизнес-стратегию. Вы считаете изменения достаточными? Как в целом можно переформатировать бизнес компании с учетом ситуации?
— Я отошел от управления компанией, но как ее почетный президент, безусловно, интересуюсь тем, что происходит — ведь с Petropavlovsk связано 20 лет моей жизни. Думаю, меры по сокращению административных затрат во всех центральных офисах (Лондон, Москва и Благовещенск), по повышению эффективности и по продлению сроков строительства автоклавного производства, обоснованного наличием достаточного количества окисленной руды, достаточно эффективны. Я считаю достоинством управленцев компании умение отреагировать быстро, а не метаться между разными вариантами, пока все не развалится.
— Насколько оправданно сокращение персонала?
— Трудовой коллектив Petropavlovsk насчитывает порядка 15 тыс. человек, из которых 80-85% занято непосредственно на предприятиях, в сфере добычи и промышленного производства. При этом ежегодная текучесть кадров составляет около 10%, то есть в среднем уходят-приходят около 1,5 тыс. человек. Фактически речь идет не об уволенных, а о не принятых на работу.
— Есть ли у компании планы по продаже активов?
— На мой взгляд, все оставшиеся в компании активы играют важную роль, поэтому не думаю, что речь пойдет о продаже.
— А как Petropavlovsk будет рефинансировать долги?
— Соотношение чистый долг/EBITDA у него меньше трех. Для кризисной ситуации, когда у ряда компаний пропорции составляют 7-8, это не такой уж большой долг. Задача, стоящая перед руководством,— уменьшить издержки на 20-30%, что позволит не повышать уровень долговой нагрузки. А с точки зрения погашения долга у компании достаточно долгосрочных кредитов, так что кредиторы не стучатся в дверь. Помогает регулировать уровень долга и хеджирование поставок золота.
— Рассматривается ли закрытие лондонского офиса или полное возвращение на российский рынок?
— Petropavlovsk — российская компания, даже сотрудники офиса в Лондоне, за исключением совета директоров, на 99% россияне. Поэтому руководство проведет административное сокращение: кто-то останется там, а кто-то переберется в Москву. Насчет возвращения на российский рынок — компания изучала эту возможность, но пришла к выводу, что существенного эффекта на котировки акций и объемы торгов это пока не окажет.
— По итогам 2012 года Petropavlovsk объявил как вынужденную меру оплату дивидендов не только деньгами, но и акциями. В компании заметили реакцию фондов на это?
— Все любят получать деньги, поэтому я не думаю, что решение было воспринято инвесторами на ура, но оно встречено с пониманием. Сейчас нужно экономить. Хотя я считаю, что в целом рынок, безусловно, вернется на нормальные уровни. Все акции добывающих компаний упали, но надо просто иметь терпение и не умереть, дожидаясь разворота.
— Petropavlovsk привлек китайские General Nice и Minmetals Cheerglory в капитал своей железорудной IRC. Как ей работается с новыми партнерами?
— Честно говоря, IRC не только по требованиям Гонконгской биржи, но вообще по жизни независимая компания, поэтому не могу сказать, что я или мои коллеги с момента IPO пристально следим за ее деятельностью. Но, как я понимаю, китайские партнеры заинтересованы в первую очередь в гарантированных поставках и не вмешиваются в производство. Контроль остается за прежними акционерами, в том числе за Petropavlovsk.
— На рынке ожидают, что Petropavlovsk в течение трех-пяти лет все-таки выйдет из IRC...
— Petropavlovsk выступает гарантом по привлеченному для строительства Кимкано-Сутарского ГОКа кредиту ICBC на $340 млн и по его условиям, доля компании в IRC не может опускаться ниже 30%. Да и в целом Petropavlovsk верит в перспективы железорудного направления.
— Сроки реализации проектов IRC могут измениться?
— Не думаю. Там все идет по плану. И недавно прозвучала важнейшая для компании новость о том, что Фонд развития Дальнего Востока и Забайкалья (структура ВЭБа.— "Ъ") берет на себя строительство моста в Китай через Амур, что серьезно снизит расходы IRC на транспортировку продукции.
— Среди активов вашей семьи — пакет в "Азбуке вкуса". Еще осенью 2011 года появилась информация, что вы с партнерами хотели нарастить свою долю до контрольной, но основатели сети Максим Кощеенко и Олег Лыткин (свыше 50%) были против. Сейчас переговоры продолжаются?
— Мои коллеги с удовольствием выкупали долю тогда, когда основатели хотели получить деньги для дальнейшего развития сети. Но они никогда не ставили себе цели получить контрольный пакет — наши партнеры очень грамотно управляют бизнесом. Зачем мне, как специалисту в горнорудном направлении, или моим друзьям, которые исторически вкладываются в банки, вмешиваться в управление и все портить? Слухи о том, что у них есть стремление получить контроль, не имеют под собой основания.
— Возможен выход "Азбуки вкуса" на IPO?
— Насколько мне известно, партнеры считают, что выходить на IPO пока рановато.
— Как сейчас организована структура управления вашими активами и будет ли она меняться в соответствии с изменениями в законодательстве?
— Два года назад я полностью отошел от управления бизнесом. Прежде всего от управления горнорудными активами, так как никогда не участвовал в управлении "Азбукой вкуса", банками и другими компаниями, которые сопутствовали банковскому бизнесу. Я, как и многие другие российские бизнесмены, владел долями в компаниях через офшоры — такая схема владения выстраивалась не для того, чтобы уйти от налогов, а потому, что в иностранной юрисдикции удобнее совершать сделки, заключать акционерные соглашения. Так исторически складывалось еще тогда, когда российское законодательство не было до конца отрегулировано, и почти за два десятка лет такие офшорные структуры и у меня, и у многих коллег по депутатскому корпусу сложились. Я не вижу в изменении законодательства проблемы — как говорилось в советское время, "критику нельзя любить, ее надо принимать как лекарство". Мне вообще в этой части существенно проще потому, что я близок к пенсионному возрасту и те владения, которые замыкались на меня, я передал сыновьям. У меня два сына: Юрий, руководящий IRC, и Алексей, возглавляющий иностранные проекты группы в области золотодобычи. Я им руки не выкручивал, они сами решили продолжить начатый мною с партнерами бизнес, и я этим горжусь.