"Мы проиграли битву за профессию"

Никита Михалков, Сергей Соловьев и Алла Демидова провели свои мастер-классы в Москве на базе Летней киноакадемии Никиты Михалкова. С одним из педагогов киноакадемии — режиссером Сергеем Соловьевым — встретилась обозреватель "Коммерсантъ FM" Арина Мороз.

— За последнее время открылось просто невероятное количество киношкол, актерских школ. Если называть только громкие имена — свою школу открыли Олег Табаков, Константин Райкин, Константин Богомолов. Это такое тотальное недоверие к государственной машине обучения?

— Я не знаю, у меня нет недоверия к государственной машине обучения. Школа Табакова, школа Богомолова – у каждого наверняка свои причины. Что касается Михалкова, академия, которая открылась, мне представляется толковой в силу того, что Никита Сергеевич такой человек — к нему можно относиться по-разному, он сам по-разному ко многому в жизни относится — он с поразительно трогательной нежностью, верностью и преданностью относится к актерской профессии. Единственный способ для желающих не нарваться на ответную агрессию Михалкова на что-то — это быть с ним связанным как с актером. Потому что он бесконечно настоящий актер, поразительный актер. Во-вторых, он к этому относится с бесконечной нежностью и преданностью. В-третьих, он ощущает эту профессию, людей, которые в этой профессии с ним работали, как своих родственников, свой дом.

— Ваш мастер-класс длился два с половиной часа. С одной стороны, этого времени катастрофически мало, чтобы чему-то действительно научить. С другой стороны, вполне достаточно, чтобы объяснить что-то самое главное. Что главное вы хотели им сказать?

— Не отчаивайтесь. Объективно они все поставлены в положение людей, которые должны отчаяться. Потому что их учили-учили, они играли своих Нин Заречных, Чацких, Гамлетов, а теперь они никто, ничто и никому не нужны.

— Cмысл киношколы Михалкова – это научить творческих людей самоорганизовываться? Они приходят, знакомятся, получают возможность учиться у лучших профессионалов, а потом снимают маленькие, но свои собственные фильмы?

— Я, например, с ними сегодня разговаривал только на одну единственную тему – каждый для себя должен найти школу выживаемости, личной выживаемости, тогда выживет профессия, выживет все, что угодно. Вот когда они научатся бороться за себя, не ждать того, что им кто-нибудь, что-нибудь принесет, кто-нибудь что-нибудь даст, кто-нибудь что-нибудь предложит. Никто ничего никогда. Сами за себя. Каким образом? Я постарался рассказать.

— Это продюсер может что-то пробивать, организовывать. Актер сидит и ждет.

— Как сидит и ждет? Вот уж был такой беззащитный трогательнейший гениальный человек как Иннокентий Михайлович Смоктуновский. Он очень жестко принимал решения в жизни. Когда он, например, сказал Товстоногову, что он самый знаменитый актер Петербурга, которого Товстоногов сделал из ничего. Смоктуновский пришел и сказал: "Вы знаете, я уйду сейчас из театра". Ну как? Георгий Александрович чуть с ума не сошел. Говорит: "Ты что? Что ты говоришь, что ты мелешь?" — "Да уйду" — "Почему?" — "Меня позвал Калатозов с Урусевским сниматься в "Неотправленное письмо", мы должны будем там год по их условиям жить в тайге". Он говорит: "Ты что обалдел, какая тайга, где ты будешь жить, Кеша? Ты что с ума сошел?" — "Вот я буду жить в тайге" — "Зачем?" --"Потому что я в них верю, я к ним хочу. Я к ним пойду! Ты что, в меня не веришь?" — "Верю!" — "Я здесь уже знаю, что я смогу сделать, а там я еще не знаю". Это колоссальный личный актерский жизненный темперамент. Сколько раз он так ломал судьбу? Он все время боролся не за деньги, не за успех. У него все это было. Он боролся за то, чтобы самоосуществиться. Борьба за самореализацию – это борьба за то, чтобы в себе не загубить то творческое начало, в связи с которым они вообще оказались в профессии.

— Вы выпустили во ВГИКе уже не один курс. Сейчас, я знаю, огромный конкурс на актерский факультет, а вот режиссеров приняли всего двух, нет абитуриентов, не идут. Что случилось?

— Во-первых, мы, конечно, проиграли эту профессию в борьбе и с государством, и с продюсерами. Я помню, был режиссер при советской власти. Министр кинематографии годами просил у Тарковского убрать две фразы. Сейчас представить такого невозможно. Придет продюсер, выгонит режиссера с площадки, приведет еще пять каких-нибудь жуликов, скажет, "выбирайте, кто лучший режиссер". Мы проиграли битву за профессию. Поэтому те, кто сейчас будет заниматься режиссурой, должны отыгрываться. И отыгрываться жесточайше. Если мы не отыграемся, мы погубим все.

И второе: режиссер должен быть обязательно предприимчивым, обязательно авантюрным человеком, который может из ничего сделать колоссальных размеров общенациональную ценность, просто из воздуха. Эти люди пошли туда, где крутятся деньги и уважаются эти качества. В кино — нет.

— Сейчас идет настоящая битва за государственное финансирование. Свои правила пытается установить Министерство культуры, Фонд кино. В результате, например, проект Александра Миндадзе оказывается без поддержки. На ваш взгляд, все, что происходит сейчас — это эффективно, это помогает кино?

— Понять-то невозможно, как это распределяется, кто это распределяет. Мне, например, отказали в финансировании. И я говорю: "Ребят, вы мне хоть объясните, кто отказал" — "Не даем списка экспертной комиссии". Я говорю: "Здесь сделайте исключение". Я уже слишком долго был сам во всяких экспертных комиссиях. Мне дали список экспертной комиссии, которая мне отказала, они же не сами отказывают, они не дураки. Я прочитал список, я не знаю там половины фамилий.

— Хорошо, тогда как сейчас снимается кино? Раньше вы приходили с заявкой на киностудию и снимали. А сейчас?

— Я не знаю. Никак. Нельзя надеяться на то, что можно за 10 тысяч долларов снять гениальную картину, которая будет жить очень долго. Надеяться можно только на себя, ни на каких дядь. Мы все соберемся на совещании, мы все выясним в диалоге, куда девать. Ничего, все, кто делят деньги сейчас, научились это делать. Делают хорошо и четко, с очень ясными намерениями и пожеланиями. Все, у кого нет денег, не получат ни копейки, сколько бы совещаний они ни собирали. Не получат.

— Даже если вы получаете финансирование, ведь это совсем не те деньги, на которые можно снять фильм?

— Тоже существует миф такой, что я получил деньги. Это не деньги на картину. Это часть денег, которую можно найти, но есть недостающие две трети. А как найти недостающие две трети? Я тоже спрашивал, не помню, нынешнего или раньше министра: "Как себе представляешь, как я будут искать? Вот я вышел из твоего кабинета, мне нужно внимательно смотреть под ноги, не валяется ли где-нибудь две трети финансирования?". Как я буду искать? Они должны искать, это министерство-то и существует для того, чтобы они искали. Они получали бы от государства. Они же должны искать у частных инвесторов. Они же должны обеспечивать, это их работа. Иначе зачем они нужны? Они распределяют то, что уже один раз распределил Медведев? Дальше что? Все? Вся работа? Так дальше-то работа и должна начинаться. Дальше-то должны они вести проект. Дальше они должны за этот проект отвечать, болеть и сочувствовать.

— Я знаю, что вы человек, очень погруженный в профессию. Но существует еще какой-то мир, который нас окружает. Вы насколько на него обращаете внимание? Что вас, кроме кино, еще радует или трогает?

— Только то, что связано лично со мной, с моей частной жизнью. Мне все менее и менее интересны любые общественные инициативы, любые. Это такая съеденная часть нашей жизни. У нас есть Общественная палата, но нет общества.

— Тогда какой выход у человека, который что-то хочет сделать в этой стране?

— Каждый будет искать выход для себя, каждый для себя отдельно.

— Не вместе?

— Нет никакого "вместе". Я не знаю, с кем я вместе.

— Вы с Михалковым, например?

— В данной ситуации мы с Михалковым. Но мы с Михалковым очень много спорим по другим вопросам и не соглашаемся.

— Прошел ваш мастер-класс. Какие у вас ощущения от ребят, вопросов, от лиц?

— Конечно, очень хорошие ощущения. Очень хочется им хорошей жизни. Очень хочется им удачи, успехов, поэтому в этом я с Никитой абсолютно друг и брат.