О том, как работает Экспортное страховое агентство РФ (ЭКСАР) и что мешает России наращивать несырьевой экспорт, гендиректор ЭКСАРа Петр Фрадков рассказал Александре Романычевой и Александру Габуеву.
"Было сразу удобнее подхватить тот бизнес, который есть"
ВЭБ в рамках докапитализации дочерних структур планирует выкупить за 1,38 млрд рублей арендуемое ЭКСАРом здание и передать его ЭКСАРу в счет оплаты допэмиссии на ту же сумму. Зачем нужна такая схема?
Мы таким образом убиваем двух зайцев. Капитал для нас важен, мы работаем как страховая компания с точки зрения расчета нашей емкости. Согласно постановлению правительства РФ от 22 ноября 2011 года N964 "О порядке осуществления деятельности по страхованию экспортных кредитов и инвестиций от предпринимательских и политических рисков", по которому мы функционируем, наша страховая емкость для поддержки экспорта рассчитывается достаточно линейно: наш капитал, умноженный на десять. Чем больше наш капитал, тем больше та емкость, которую мы можем предоставить нашим экспортерам. Поэтому сумма капитала нам важна, и в этой части относительно небольшое увеличение при умножении на десять дает нормальное увеличение с точки зрения наших возможностей дополнительно предоставить ресурс экспортерам. Кроме того, мы исходим из того, что развиваемся быстро и у нас долгосрочные планы. Поэтому это здание имеет для нас значение.
Ваша страховая емкость сейчас — 300 млрд рублей?
Механизм, по которому мы рассчитываем нашу емкость, выглядит следующим образом. Это наш капитал, умноженный на десять, но он больше, чем 300 млрд, так как мы получали прибыль за время нашей работы, и теперь наша емкость уже превышает 309 млрд. Из них 300 млрд рублей — это доля, покрытая государственной гарантией. То есть если мы не можем ответить по своим обязательством сами, то тогда по соответствующему механизму по нашим обязательствам отвечает государство. Тем самым экспортер получает соответствующее возмещение, если он несет убыток.
Страховой емкости пока хватает?
Да. Однако запросов у нас больше, чем наша емкость. Сейчас у нас находится на рассмотрении около 300 заявок со стороны российских экспортеров и банков. Есть маленькие, а есть достаточно крупные проекты в области машиностроения, атомной промышленности, и 15-20 проектов теоретически могут нашу емкость перекрыть. Мы существуем как коммерческий механизм государственной поддержки и проводим соответствующую оценку риска. Решение по страхованию риска принимаем только после проведения определенного анализа.
Какой процент одобрения заявок?
Из 300-350 обращений, которые мы получили с января 2013 года, в горячей проработке у нас находится около ста проектов. Это те проекты, которые подготовлены с точки зрения достаточности материалов и которые теоретически мы можем принять. Часто мы отказываем не потому, что риск плохой или мы его не готовы принять, а потому, что не хватает информации для того, чтобы его оценить и принять решение. В том году мы заключили 15 сделок, за восемь месяцев этого года — более 20.
Есть какая-то динамика по сравнению с прошлым годом?
Конечно. Мы наблюдаем лавинообразный рост заявок по двум основным причинам. ЭКСАР намного более активно стал себя предлагать, потому что инструментарий, который нас сделал в чистом виде экспортным страховым агентством, соответствующим всем международным требованиям, заработал только в декабре 2012 года. Так, гарантия на 300 млрд рублей формально вступила в силу только в декабре. Поэтому мы стали себя более четко предлагать как механизм с января этого года. Законодательство ЦБ тоже было изменено относительно недавно — с января 2013 года. С другой стороны, рост предложений — это результат нашей работы в регионах. Мы информировали бизнес, что есть такой инструмент, как ЭКСАР, проводили и региональные, и отраслевые семинары. Инструмент новый, про него надо рассказывать.
Есть ли у вас какой-то продукт, связанный с экспортом вооружений? Все же это та отрасль, где Россия пока что конкурентоспособна на глобальном рынке.
Специального продукта нет и не будет. Нам формально не запрещено заниматься продукцией военно-технического назначения. Но надо иметь в виду структуру военно-технических сделок. Зачастую она формируется таким образом, что нет риска неплатежа. Есть либо предоплата, либо какие-то межгосударственные договоренности, которые формально не оставляют нам места с точки зрения нашего инструментария. Не имеет смысла от имени государства покрывать риск государства. Есть, конечно, определенные исключения, они касаются в первую очередь продукции двойного назначения.
Но ведь есть истории вроде непоставленных Ирану комплексов С-300. Тегеран подал иск на $4 млрд в Международный третейский суд Женевы, "Рособоронэкспорт" может пострадать. Вы бы в этой истории смотрелись очень красиво.
Это достаточно субъективный вопрос, он относится к государственной политике. Ответа на него, к сожалению, нет, и нельзя привлечь опыт других стран. Для решения таких вопросов принимаются отдельные точечные решения.
А сейчас в портфеле есть какие-то военные сделки?
Сделок военного назначения нет. Однако мы знаем, что многие предприятия формально военно-промышленного комплекса выпускают продукцию двойного назначения, вот пара-тройка таких контрактов есть.
С какими предприятиями вы в основном сотрудничаете сейчас? Это крупные компании или малые и средние предприятия (МСП)?
Большая часть — это крупный бизнес. По нашим нормативным документам, которые принимались по плану развития ЭКСАР, мы в первую очередь делали акцент на разработку продукта для крупных существующих экспортеров. Было сразу удобнее подхватить тот бизнес, который есть. В основном это разные по своему формату и по своей отраслевой принадлежности крупные предприятия. Мы страхуем предприятия совершенно разных отраслей: электроэнергетическое машиностроение, традиционная энергетика, атомная энергетика, самолеты, сельхозмашиностроение, которое достаточно неплохо выглядит у нас в портфеле. Это транспортное машиностроение, причем как пассажирское, так и для коммерческих грузовых перевозок. Есть, конечно, и МСП, причем там номенклатура сумасшедшая. Что нам только не приносят для страхования! Есть предложения по страхованию бытового мусора, который поставляется на переработку, по поставкам лягушек из Астрахани во Францию. Есть предложение по поставкам мукомольного оборудования в Сирию.
Какова доля МСП в портфеле?
МСП немного. Мы буквально через несколько недель выйдем на отдельный продукт по МСП, который, согласно нашей стратегии, должны утвердить в этом году. Последний год мы нон-стоп проводили анализ рынка и думали, что такое МСП в России и как сопрячь МСП и экспорт. Нам это далось очень тяжело, потому что, к сожалению, проекты малого и среднего бизнеса — это вещи не совсем структурированные. Но при этом существует понимание, что у этой сферы есть огромный потенциал. Очень надеюсь, что при правильном подходе и реализации продукта по выходу МСП на экспортные рынки (а продукт включает и банки, и факторинговые компании, и непосредственную страховку самих МСП) в портфеле мы получим до 10% МСП в ближайшие два-три года. Много это или мало? Номер один в вопросе страховки экспорта МСП итальянское экспортное кредитное агентство SACE имеет в своем портфеле 25-30% МСП. У немецкой компании Euler Hermes 22-23%. А бразильское агентство SBCE имеет 3%. Все зависит от структуры экономики и от тех целей, которые стоят перед агентством.
Как вы взаимодействуете с банками? Сколько заявок на ваши услуги подали кредитные организации?
Сейчас доля банков в портфеле — где-то треть. Мы вообще считаем, что банки должны быть одними из основных клиентов. Но здесь пока есть понятные ограничения. Экспортеры приняли продукт и пошли дальше, а банкам нужно подкорректировать свои технологические процедуры. Мы работаем со всеми крупными банками — ВЭБом, Сбербанком, ВТБ, Газпромбанком, Россельхозбанком, сейчас налаживаем отношения с региональными банками.
Уже есть сделки?
Есть. Из названных — практически со всеми. Банки — наш приоритет, в том числе как определенный канал продаж. Снижая риск по сделке, мы даем возможность российскому экспортеру привлечь финансирование. Мы не можем кредитовать сами, это не наша задача. Система построена таким образом, что финансовый ресурс под застрахованную нами сделку дешевле, долгосрочнее и не предполагает большего обременения со стороны экспортера, потому что наш полис — это обеспечение первой категории качества. Мировая практика показывает, что в итоге банки выступают основными контрагентами, которые и являются распределителем этого ресурса.
"В самой качественной стране может быть самый некачественный агент"
С вступлением России в ВТО сильно поменялась динамика того, как экспортеры идут и к вам, и на внешние рынки?
Напрямую мы этого не чувствуем. Однако я вижу, что уровень осведомленности наших экспортеров о тех объективных плюсах, которые дает ВТО, не очень высокий. Мы не единственный инструмент по поддержке экспорта, есть еще кредиты, госгарантии, экспортное кредитование. Все эти вопросы более четко описаны процедурами ВТО. Господдержка экспорта достаточно четко регламентируется, ОЭСР — это в большей части регламентация страхования, ВТО в большей степени регулирует экспортное кредитование и финансирование. Мы пытаемся проводить работу, чтобы экспортер или банк в итоге получал эффективную поддержку экспорта, чтобы продукт был быстрый и недорогой и при этом не был в противоречиях с ВТО.
С какими регионами у России самый активный страхуемый экспорт?
По прошлому году это страны СНГ, Индонезия, Индия. Однако это вопрос не только того, что идет сравнение по суверенному рейтингу страны, качественная она или нет. В самой качественной стране может быть самый некачественный агент. Уже были прецеденты, когда мы отказывали нашим экспортерам в страховании поставок в Германию, например, и импортер потом банкротился.
А вообще были ли уже страховые случаи? Случаи убытка?
Формально убытка не было, мы его не зафиксировали. Пока. Это и хорошо, и плохо, потому что такие случаи позволяют развить компетенции в работе с убытком. Однако у нас были технические просрочки, которые могли бы привести к убытку, если бы мы в течение определенного периода времени не проводили работу до выплаты возмещения.
Сколько таких случаев было?
Мы урегулировали два случая. И сейчас у нас в достаточно острой фазе еще один.
В какой регион идет продукция, по которой возникают просрочки?
Это СНГ. Но проблемы могут возникать в любой стране. Например, довольно долго контрагент работал очень хорошо, но что-то случилось, проворовался бухгалтер или просто мошенничество и нежелание платить по каким-то причинам. Руководителям предприятия невозможно это предусмотреть.
Либо имеют место политические причины, которые тоже достаточно часто встречаются. Они могут быть вызваны такими проблемными вещами, как смена власти и пересмотр политического курса. Причем это не зависит от того, развитая это страна или неразвитая. Мы имеем опыт, когда наши инвесторы сталкиваются в странах ЕС с разным подходом, особенно в некоторых странах Восточной Европы. Это такие технические, но в то же время все равно политические вещи, на которые контрагент или непосредственно компания влиять не могут. Например, отказ в переводе валюты.
"Мы вынуждены жить в состоянии создания экспортной среды"
Какие законодательные акты, на ваш взгляд, исходя из практики, необходимо поменять или создать заново, для того чтобы помочь российскому экспорту?
При создании агентства уже по факту и сразу мы много что изменили. В этой части у нас была очень важная подготовительная составляющая. Были внесены изменения в Кодекс об административных правонарушениях и законодательство о валютном контроле, снимающие с экспортера, который застраховал в ЭКСАР свой экспортный контракт с рассрочкой платежа, административную ответственность и штрафные санкции при нарушении срока поступления в РФ валютной выручки (ФЗ N236-ФЭ). Внесли изменения в Налоговый кодекс: страховая премия теперь относится на расходы страхователя ЭКСАР и не облагается НДС (ФЗ N 245-ФЗ). Сейчас у нас есть несколько идей о том, какие изменения нужно внести на уровне нашего базового постановления правительства N964. Мы активно прорабатываем их с Минэкономразвития и в ближайшее время внесем в правительство.
В чем суть поправок?
Суть поправок к постановлению правительства N964 состоит в том, что по действующим практикам и у нас, и в мире мы можем покрывать до 85% риска, и авансовая часть не покрывается, если она есть. В мире, например, принято, что при страховании риска авиатехники покрывается до 100%. Мы бы хотели внести это изменение, чтобы была возможность более плотно и полно обслуживать интересы авиапроизводителей. Кроме того, мы можем выдавать полисы, но не можем выдавать безусловные гарантии. Суть примерно та же самая, но иногда по некоторым проектам требуется именно гарантия, а не полис.
Какие продвигаемые ЭКСАРом изменения касаются именно экспортеров?
Это дальнейшая работа по валютному законодательству, по экспортному факторингу. Это не скажется на нашей деятельности, но это в целом критическим образом может повлиять на эффективность поддержки экспорта. Мы ведем здесь работу и с Минфином, и с экспортным сообществом. В частности, я являюсь членом рабочей группы по экспорту в рамках Агентства стратегических инициатив (АСИ), но не только. Этот процесс в ЭКСАРе выделен в отдельное направление по развитию экспортных операций.
Пытаются ли экспортеры, которые являются вашими клиентами, использовать ресурс ЭКСАРа и ваш личный ресурс как способ решать свои проблемы?
Я бы не сказал, что это решение своих проблем. Если это помощь в организации сделки, то почему нет? Ничего страшного в этом не вижу. Компании должны понимать, что экспорт — это одна из альтернатив развития твоего бизнеса, поиск новых рынков в том случае, если наступает какая-то экономическая нестабильность либо закрываются традиционные или внутренние рынки. К сожалению, у нас нет системы инициации экспортного бизнеса. И поэтому мы, конечно, пытаемся помогать, консультируем. Я вынужден констатировать, что уровень информированности и образованности в наших компаниях в целом крайне низкий. С другой стороны, мы выстроили отношения с банками, мы сами предлагаем банкам те проекты, которые нам приносят экспортеры. Есть, конечно, и наоборот, когда банки приносят. Бывает, когда экспортер приходит со своим банком. Но когда такого нет и нас просят найти финансирование, мы это делаем. Это не совсем классическая задача экспортного агентства, но мы вынуждены здесь жить в состоянии создания экспортной среды. Главный вывод, который мы сделали по итогу нашей работы,— это то, что у России огромный потенциал в плане экспорта, просто не структурированный.