Россия утратила статус самой читающей страны. Об этом заявил Владимир Путин. По мнению президента, виной этому развитие цифровых технологий. Кандидат филологических наук Леонид Колосс ответил на вопросы Татьяны Ильиной.
Фото: Олег Харсеев, Коммерсантъ
Выступая на Российском литературном собрании, Путин также предложил изменить программы преподавания русского языка и литературы, в частности, за счет увеличения часов по этим предметам.
— На ваш взгляд, нужно ли действительно менять программы преподавания русского языка и литературы? Если да, то каким образом?
— Дело в том, что может сложиться ситуация, когда вообще ничего менять не придется, поскольку все предшествующие годы наши замечательные демократы, дорвавшиеся до власти в министерствах, с огромным трудом представляют, что с этим делать. Кстати, я не делал бы здесь никаких реверансов ни в сторону Филиппова, ни в сторону господина Фурсенко, ни в сторону нынешнего министра Ливанова — это все люди, мягко говоря, "левые" по отношению к образованию, особенно школьному. Никто из них ни разу в школе не работал, и полный объем катастрофы, которая происходит с преподаванием гуманитарных дисциплин, особенно литературы, они себе представить просто не могут физически никак. Самое страшное заключается в том, что все последние 20 лет шел колоссальный регресс, часы на литературу катастрофически сокращались. Этот предмет вообще рисковал оказаться где-то в районе рисования, то есть ИЗО, на физкультуру всегда было больше часов.
— Вот президент предлагает накинуть часы, но непонятно, за счет каких предметов — то ли тоже гуманитарных, то ли точных наук.
— Я могу это только поддержать. Наконец-то, слава богу, хотя бы у кого-то появилось осознание объема катастрофы, потому что за счет чего, там есть. Есть сейчас странные предметы в школьной программе, начиная с новейших изысков по части религиоведения. За счет региональных компонентов, за счет ОБЖ, совершенно неразумно введенного в школу, которое фактически ничем никогда не обеспечивалось, огромного количества часов физического воспитания, что, в общем, ничего против никто не имеет, но проблема в том, что давайте мы все-таки организуем это по-хорошему, по-настоящему, как это делается, в конце концов, за рубежом, куда мы очень-очень любим смотреть. У них же там, простите, есть и драма по выбору, и литература, и живопись, и исполнительское мастерство на музыкальных инструментах. Это приличные школы, естественно. Потому что если мы вляпались в болотце, так давайте мы, по крайней мере, будем перенимать лучшее. Последнее время мы ориентировались на подготовку технарей с весьма и весьма ограниченным кругозором, мягко говоря, и получили достойные результаты.
— Скажите, вы согласны с утверждением президента, что потеря интереса к чтению связана именно с цифровыми технологиями? Не кажется ли вам, что наоборот, они, возможно, поощряют, стимулируют?
— Честно говоря, редко такое бывает, но, пожалуй, представители власти впервые заговорили на языке будущего, на языке, понятном всем, кто так или иначе связан с преподаванием литературы, русского языка. Вопрос о том, в каком виде люди будут читать книги — в электронном, в обычном, в каком угодно другом — это вопрос на самом деле номер два. Это же, сами понимаете, проблема носителя. Важно то, что в любом случае они будут читать, а как это будет организовано — это проблема уже педагогических технологий.
— Проблема не в этом? Главный враг не цифровые технологии все-таки?
— Конечно, главный враг, как ни странно, это время. Банальные часы, благодаря которым из школы уходит колоссальное количество словесников, в педвузах постоянно сокращают бюджетные места для подготовки филологов и преподавателей русского языка и литературы. И в школе оказываются люди достаточно случайные. В связи с разгромом системы педагогического образования, которое предпринимают сейчас очередные министры, я думаю, что есть какой-то шанс, что это колесо повернется в правильном направлении. Давайте вспомним наших выдающих инженеров, врачей прошлого века, даже 1970-80 годов — это были читающие люди, они обладали серьезнейшим кругозором. Это совершенно не мешало им в профессии. И очень хорошо, что власть все-таки почувствовала, насколько происходит глубина, та пропасть падения, в которой мы оказывались благодаря тому, что перестаем читать и перестаем думать.