Вчера в Гостином дворе Москвы прошла ежегодная прямая линия президента России Владимира Путина с народом России. Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ отмечает, что народ России, судя по содержанию прямой линии, крайне политизирован и интересуется в основном проблемами Крыма и Украины. Социальные проблемы отошли на второй план, и теперь — все для фронта, все для победы. Тем более что президент вдруг напомнил: Совет федерации дал ему право "использовать вооруженные силы" на территории Украины.
Фото: Коммерсантъ / Виктор Коротаев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Прямая линия традиционно проходила в Гостином дворе. Площадка удобная со всех точек зрения (недалеко от Кремля, а и не Кремль, название историческое, но и действующее тоже...), в том числе и для журналистов: нас в который раз определяют в укромный полутемный бар, который граничит с площадкой прямой линии.
Некоторые журналисты были в баре в первый раз. Так, один американец осторожно поинтересовался у организаторов мероприятия, а где же тут сядет Путин: вроде все места в извилистом помещении к половине двенадцатого оказались уже заняты. Ему объяснили, что сядет, видимо, у стойки бара: с 11:00 уже можно брать (а выбор тут был большой). Американский журналист начал что-то лихорадочно набирать в своем телефоне. Когда поняли, что именно, было уже поздно: информация уже стояла на ленте американского новостного агентства.
Между тем в соседнем, просторном и светлом помещении спираль прямой линии начал раскручивать не Владимир Путин, а телеведущая Мария Ситтель. Она рассказала, что против юго-востока Украины развязан настоящий геноцид, а сама Украина сползает к гражданской войне.
Президент, в свою очередь, в двух словах обрисовал, как этот геноцид развивался: ошибки новой власти были катастрофическими.
На вопрос, есть ли сейчас на Украине российские войска, хотя бы в их самой компактной и привлекательной форме, он отозвался:
— Чушь это все! Нет на востоке Украины никаких российских подразделений, нет специальных служб, нет инструкторов! Это все местные граждане! И самым лучшим доказательством этому является то, что люди, что называется, в прямом смысле слова сняли маски.
Можно ли считать, что к тем, кто не снял маски, остаются вопросы?
Один из вопросов, который Владимиру Путину будут задавать до конца его политической карьеры и тем более после нее (если такое, конечно, возможно),— о том, как принималось историческое решение о воссоединении с Крымом. Задала этот вопрос и Мария Ситтель.
Отвечать на этот вопрос, судя по всему, еще приятнее, чем спрашивать.
Владимир Путин не в первый раз подтвердил, что "Россия не планировала никаких аннексий" (видимо, в какой-то момент решение об этом пришло само собой). Он честно хотел строить межгосударственные отношения с Украиной "исходя из сегодняшних геополитических реалий". Но потом возникла история с "возможными угрозами и притеснениями, и народ Крыма начал говорить о том, что он стремится к самоопределению",— и все изменилось.
Владимир Путин сам отметил, что угроза была только возможной и, что было бы дальше, можно было проверить только экспериментальным путем. Но никто уже не хотел экспериментировать.
Все члены Совета безопасности поддержали позицию президента, а потом "все было неукоснительно исполнено очень профессионально, быстро и решительно".
— Более того, я вам скажу,— продолжил президент,— что до последнего момента, просто до последнего дня я в той речи, которую потом произносил в Кремле, не писал последней фразы, а именно: вношу в Федеральное собрание федеральный закон о присоединении Крыма,— потому что я ждал результатов референдума.
То есть это был снежный ком, а вернее лавина. Каждый новый шаг рождал следующий, и отступить от сказанного и сделанного было уже невозможно: лавина грозила накрыть под собой.
— И когда стало ясно, что явка составила 83%, что 96 с лишним процентов высказались за присоединение к Российской Федерации, стало очевидно, что это абсолютное, просто практически полное большинство, если не сказать все крымское население. В этих условиях поступить иначе мы не могли,— заключил Владимир Путин.
И поступили так, как могли.
В Севастополе для участников прямой линии организовали две площадки — на Приморском бульваре и у берега Севастопольской бухты.
О том, что Севастополь — город русской славы, было сказано в следующие 15 минут не меньше 15 раз. От этого он, по-моему, на 15 раз меньше стал городом русской славы: надо все-таки пытаться держать себя в руках.
Владимир Путин пообещал верфям Крыма загрузку на 5 млрд руб., а потом сформулировал, по сути, новое правило международного права, которым он намерен руководствоваться — и призывает к этому всех остальных:
— Надеюсь, что и на Украине придет понимание того, что иначе в Крыму Россия поступить не могла... И если мы относимся друг к другу с уважением, то мы должны признать право друг друга на собственный выбор.
Жить отныне предстоит, видимо, по понятиям, и главное из них: "Ты меня уважаешь?".
Разговор продолжался уже около часа, был политическим и, видимо, не очень понятным для всех россиян. Но в том и была особенность этой прямой линии: слишком много ее сигналов было адресовано не им, а западным коллегам Владимира Путина. И слишком много россиян оказалось статистами, выстроившимися в эту "прямую линию".
Впрочем, и крымские пенсионеры услышали то, что хотели: к осени их пенсии вырастут в два раза; и материнского капитала будут удостоены те, кто его заслужил.
Особенно горячо за это благодарила Владимира Путина почему-то Мария Ситтель.
Наконец-то Владимир Путин раскрыл и тайну "зеленых человечков":
— За спиной сил самообороны Крыма, конечно, встали наши военнослужащие. Они действовали очень корректно, но, как я уже сказал, решительно и профессионально.
Таким образом, то, что он говорил по этому поводу до того, не соответствовало действительности.
А командир крымского "Беркута" Юрий Абисов назвал Виктора Януковича слабаком и предателем, при этом президент России вступился за него:
— Как он мне сказал, он неоднократно думал над необходимостью применения силы, и, как он мне сказал, рука не поднялась подписать приказ о применении силы против своих граждан.
— А вы бы до последнего отстаивали вопрос независимости нашей страны? — спросили Владимира Путина.
— Всегда,— ответил он,— человек принимает решение в критической ситуации, исходя из всего жизненного опыта и из ценностных установок. Вы знаете, что мое первое место работы был КГБ СССР, внешняя разведка, и нас там воспитывали определенным образом: это воспитание заключалось в абсолютной преданности своему народу и государству.
И вот в искренности этого ответа можно было не сомневаться.
Высказались деятели культуры, которые поддержали президента в его позиции по Крыму (как бы трудно для них это ни было). Директор "Мосфильма" Карен Шахназаров рассказал, что его отношение к воссоединению с Крымом определялось уже тем, что его отец штурмовал Севастополь (а если бы он штурмовал Берлин?).
Ирина Хакамада была представлена как человек с другой стороны баррикады.
— Ира, вы против нашей позиции в Крыму? — интимно удивился президент.— Что на вас навесили-то, я не понимаю!
После этого Ирине Хакамаде было, конечно, непросто говорить. Но она справилась.
— Вы — победитель,— констатировала она.— Вы действительно провели супероперацию без единого выстрела. Я вас поздравляю с тем, что вы сегодня честно сказали, что "зеленые человечки" — это мирные наши военные, которые защищали русских людей... Times вас назвала самым влиятельным политиком мира...
Чем дольше она продолжала, тем лучше ей удавалось справляться:
— Я считаю, что войну начинали не мы. Но только тот, кто ее не начинал, но смог победить в ней, может ее закончить... И я считаю, что от вас... сегодня зависит все. И сейчас ключевая точка — это я вам говорю как бывший политик (Ирина Хакамада нашла в себе мужество признаться в этом.— А. К.),— когда это можно сделать.
Сделать это можно 25 мая, когда пройдут президентские выборы и в то же время США и Россия договорятся о федерализации Украины.
Она все придумала, Ирина Хакамада, как надо сделать.
Разговор неизбежно начинал напоминать совершенно запутанный диалог пикейных жилетов, словно это была не четверговая прямая линия, а какой-то просто "Воскресный вечер",— но потом Владимир Путин сказал, что на самом деле "компромисс должен быть найден не между третьими игроками, а между различными политическими силами внутри самой Украины",— и как-то все сразу сошло на нет: в основном, видимо, потому, что Ирина Хакамада просто выговорилась и ответ Владимира Путина ее интересовал гораздо меньше, чем ее вопрос.
Ирина Прохорова, лидер партии "Гражданская платформа" и главный редактор журнала "Новое литературное обозрение", выступила "против гонений на деятелей культуры, которые выражают несколько другую позицию (по Крыму.— А. К.). Начинаются какие-то гонения на современное искусство, которое начинают обвинять во всех немыслимых и мыслимых грехах".
Господин Путин защитил людей, на которых идут гонения. То есть он объяснил, что гонений нет:
— Да, есть борьба мотивов, точек зрения, но их же никто не мешает высказывать, за это же не хватают, не сажают, не упекают никуда, в лагеря, как это было в 1937 году. Люди, которые высказывают свою точку зрения, они, слава богу, живы, здоровы, занимаются своей профессиональной деятельностью (а это, видимо, про Андрея Макаревича.— А. К.). Но то, что они встречают отпор, то, что они встречают другую позицию и неприятие их собственной позиции,— вы знаете, у нас часть интеллигенции не привыкла просто к этому!
Писатель Сергей Лукьяненко решил наказать украинцев по-своему: запретить выход своих книг на Украине.
При всем уважении: а ведь для кого-то такой запрет и подарок.
Владимир Путин рассказал некоторые подробности своих разговоров с западными партнерами:
— Я своим партнерам говорю: "Это правильный, замечательный призыв, но тогда армию оттащите от гражданского населения!" Потому что совсем с ума сошли: танки, бронетранспортеры... я смотрю на экран телевизора... пушки тянут. Против кого пушки тянут? Совсем обалдели, что ли! Система залпового огня, боевые самолеты летают, "Сушки" летают... Совсем сбрендили, что ли?!
Впрочем, в октябре 1993 года, когда танки расстреливали Белый дом, совершенно не считалось, что кто-то сбрендил.
Генеральный директор информационного агентства "Россия сегодня" Дмитрий Киселев, почетный член санкционных списков, выступая, не просто встал со стула — он встал в ту самую стойку, в какую обычно заключает себя в своей итоговой информационной программе. Он даже подчеркнул, что это — формат видеовопроса.
— Вот кольцо,— объяснил он,— и мне кажется, что наша страна оказывается в этом кольце. Я лично чувствую, у меня такое удушающее ощущение, что кто-то меня душит... Мне кажется, что это НАТО... поскольку блок НАТО разрастается, словно раковая опухоль... разинул пасть на Грузию и уже на Украину...
По-моему, это был просто анонс новой программы Дмитрия Киселева.
— Мы сами всех задушим! — пробовал успокоить его президент.— Что вы так боитесь?
Но судя по застывшему в боевой стойке Дмитрию Киселеву, его не отпускало.
— Конечно, можно сказать, что я параноик,— вздохнул Дмитрий Киселев.— Но как говорится, если у вас паранойя, это еще не значит, что вас не преследуют!
Ему оставалось только тревожно оглянуться по сторонам.
Бегущая строка фиксировала новые вопросы: "Будут ли развиваться курорты Северного Кавказа?", "Когда восстановят выборность судей?", "Вы нашли себе новую жену?". Я подумал, что последний вопрос — технический брак редактора, из-за которого он будет так расстраиваться. Но я ошибся. Позже на вопрос, когда в стране снова появится первая леди, президент ответил, что ему сначала надо выдать замуж Людмилу Александровну. Конструкцию следовало признать сложной и даже искусственной. Получалось, что сама Людмила Александровна на это не способна, так же как и Владимир Путин — совершить такое же раньше нее.
Владимир Путин тем временем успокоил пенсионеров насчет возможных западных санкций в связи с отказом от российского газа. Саудовская Аравия будет, по его словам, "в прогаре", а добыча сланцевого газа в США может "просто умереть", особенно если упадут цены на нефть.
Пенсионерка Фаина Ивановна поинтересовалась, будет ли Россия в ближайшее время претендовать на Аляску.
— Фаина Ивановна, дорогая, зачем вам Аляска? — переспросил ее господин Путин.
Президент заступился за своих друзей, которые попали под санкции:
— Они, конечно, если по-серьезному говорить, абсолютно никакого отношения к Крыму не имеют, просто никакого. А вот жена Геннадия Николаевича Тимченко сделала операцию и не могла даже заплатить за операцию, потому что ей заблокировали счета и карточки. Но должен вам сказать, что мне не стыдно за моих друзей.
За некоторых людей ему стыдно. История господина Расмуссена, который, когда был премьером Дании, на встрече в Кремле записал на диктофон разговор с Владимиром Путиным, а потом опубликовал его, поразила воображение российского президента.
И конечно, очень звонким должен был стать видеовопрос Эдварда Сноудена — а не стал (и снова это был вопрос не для внутреннего пользования, как и длинное включение западных политологов из Берлина, которых не извиняло в глазах их соотечественников даже то, что все они — члены Валдайского клуба). Так вот, господин Сноуден поинтересовался, "занимается ли Россия перехватом, хранением или каким-либо анализом коммуникаций миллионов людей".
— Самое главное, предсказуемо заявил Владимир Путин,— что все-таки у нас специальные службы, слава богу, находятся под строгим контролем государства, общества и их деятельность регламентирована законом.
То есть Эдвард Сноуден дал возможность Владимиру Путину сделать лишнее (причем именно лишнее) официальное заявление.
Впрочем, главным было само явление Эдварда Сноудена мировой, и прежде всего американской, общественности: не забывайте, у нас есть и такое.
В середине четвертого часа Владимир Путин предсказуемо защитил гражданские свободы в России — но без перебора. Чувствовалось, что прямая линия может вот-вот оборваться: то, что было интересно самому президенту, то есть соображения по Крыму, он уже высказал.
Немного он оживился на вопросах главного редактора "Независимой газеты" Константина Ремчукова, которого тоже разубедил в том, что идет наступление — на этот раз на профессиональные свободы журналистов, но это был тот случай, когда один просто спросил, другой просто ответил.
Напоследок Владимир Путин еще ответил на несколько вопросов, которые выбрал сам, рассказал быль про русский характер ("Русский человек прежде всего думает о том, что есть высшее моральное предназначение человека, который обращен не в себя, любимого, а развернут вовне...").
А когда все, казалось, закончилось, ответил еще и на несколько вопросов журналистов. И главным было то, что президент прокомментировал вырвавшееся в середине прямой линии: "Я напоминаю, что Совет федерации России предоставил президенту право использовать вооруженные силы на Украине. Очень надеюсь на то, что мне не придется воспользоваться этим правом и что политико-дипломатическими средствами нам удастся решить все острые, если не сказать острейшие проблемы сегодняшнего дня в Украине".
Так вот, на вопрос, что должно произойти, чтобы президент воспользовался своим правом, Владимир Путин ответил, что не хотел бы даже говорить об этом: "Любые слова, неаккуратно брошенные в этой сфере, могут повлиять на этот процесс".
Но ведь зачем-то он сказал эти слова.
Такие же слова предшествовали обеспечению свободного волеизъявления крымских граждан.
На этот раз Владимир Путин по всем признакам блефовал: поскольку такие слова и правда могут повлиять на процесс, то ими можно по крайней мере попытаться остановить вторжение украинской армии на восставший юго-восток Украины.
Но главное — чтоб он в конце концов не оправдал ими вторжение туда же российской армии.
Ведь тогда все армии в конце концов и сойдутся.