Концерт опера
Театр "Геликон" и Московская филармония совместно поставили в Москве оперу Антона Рубинштейна "Демон". Центральная роль в масштабном проекте принадлежит Дмитрию Хворостовскому, но постановка сделана так, чтобы поразить воображение не только фактурой и голосом мировой звезды. Другим находкам удивлялась ЮЛИЯ БЕДЕРОВА.
Начать надо с того, что петь партию Демона в одноименной опере Антона Рубинштейна на либретто П. Висковатова по поэме М. Лермонтова Дмитрий Хворостовский вышел в образе, неотличимом от известного широкой публике по популярным клипам,— в белой рубашке романтического покроя с расстегнутым верхом и, к изумлению наблюдательной публики, с массивным крестом на груди. Падший ангел, таким образом, сразу сделался чистой условностью.
На этом можно было бы и закончить, если бы спектакль (а это был именно он, несмотря на подзаголовок в афише — "концертное исполнение") не порадовал и другими, даже более эффектными подробностями, а музыкальное качество не сражалось бы с театральным за первенство на сцене. Совместный проект филармонии и "Геликона" должен был стать бенефисом Хворостовского, но неожиданно превратился в триумф совершенно другой звезды — молодой певицы Асмик Григорян, и это, пожалуй, самое интересное. Именно ей в финале достались самые горячие аплодисменты за актерскую работу и вокал, украсившие многословную, щедрую на краски и детали партитуру о демонах, ангелах, этнографических увлечениях и сильной любви.
Опера Рубинштейна — приметный шедевр русской романтической оперы, витиеватая партитура накануне модерна, где иные фрагменты больше вызывают в воображении краски Матисса, чем даже заставляют вспомнить Бородина. "Демон" одновременно хрестоматийный и редкий спектакль на современной сцене. В Москве XX века "Демон" не ставился 50 лет, после чего появилось два спектакля, один из них даже регулярно идет — театр Станиславского и Немировича-Данченко показывал свой прихотливый вариант оперы ровно в день премьеры проекта с Хворостовским. И все равно партитура воспринимается как раритет, радующий шлягерными кусками, но не имеющий счастливой репертуарной судьбы. Тут всякий постановщик оказывается первооткрывателем, традиции и штампы едва ли могут его напугать. Дмитрий Бертман, ставя оперу для зала Чайковского и "Филармонии-2", поступил с партитурой бесстрашнее, чем даже можно было ожидать. Он не только красиво и с чувством использовал портики зала Чайковского, куда предсказуемо, но эффектно отправил ангелов и демонов в персональных и массовых воплощениях, не только оснастил действие видеопроекциями (художник Ласло Жолт Бордос), это в зале Чайковского бывало не раз, иногда изящней, иногда грубее. Пространство зала Чайковского вообще настоящий рай для полуконцертных представлений, в которых соотношение театра и концертности может распределяться самым прихотливым образом. Но именно бертмановский "Демон" напомнил о том, как начиналась новая история зала после реконструкции, когда именно этот жанр дирекция назначала быть символом и центральным элементом обновленной филармонической жизни. Бертман очень усилил театральную составляющую в своем полуконцертном эксперименте, обильно костюмировал зрелище, добавил реквизит и декор и, главное, вынес авансцену сильно вперед, так что действие вышло почти в партер, а оркестр остался далеко позади. Можно с разной степенью радости воспринимать экстравагантность бертмановской театральной конструкции в "Демоне" — хождение героев вокруг стола с кувшином и бокалами с вином, кто бы мимо ни шел, непременно выпьет, или огромный глобус как наглядное пособие по превращению прекрасной Тамары в "царицу мира". Но разделение сцены на театральную и оркестровую части изменило привычный для этого зала баланс психологически и музыкально. Все стало именно театром, хотя и пошатнуло уже давно привычную здесь звуковую стройность. В зале откуда-то появился гул, гремели оркестр и певцы, но не всякий момент можно было хорошо слышать все голоса или группы.
Азарт режиссера, всегда с удовольствием популяризирующего классику до степени шикарного шоу с элементами авангарда, и здесь не дал артистам скучать — им приходилось носить подушки, сидеть, лежать, бежать на месте, переодеваться на сцене, следить за тем, чтобы надеть перчатку правильного цвета на правильную руку, а на нее еще контрастный шарик (смысл вот этого конкретно действия остался неясен, но кто в нашем доме считает смыслы, когда черно-белая контрастность метафорична сама по себе). И в некоторых сценах невозможно не отдать должное режиссерской изобретательности, кроме прочего производящей сильный эмоциональный эффект, когда не только мудрено или красиво, но страшно и очень печально. Что "Демону" необходимо как воздух.
Еще ему необходима драматическая и музыкальная взвинченность вместе с хорошим расчетом, чтобы опера не превратилась в кашу из драматургически возвышенного и музыкально пышного материала. И в этом смысле в "Демоне" было много хорошего. Нашлось место оркестровой роскоши и собранности темпов и формы, хотя детали скрывались за массой, все же красоту музыки Михаил Татарников с Госоркестром показывал аккуратно. Ансамбль солистов составился из неординарных певцов и актеров. Александр Цымбалюк (князь Гудал) с благородной легкостью сделал свою актерскую и вокальную работу одной из лучших в спектакле, Лариса Костюк (няня Тамары) звучала величественно, ее меццо никогда еще не подводило ни один ансамбль. Князь Синодал (Игорь Морозов) подкупал энтузиазмом, Дмитрий Скориков — основательностью. Две актерски живописные и вокально примечательные роли сыграли контратенор Вадим Волков (Ангел) и Василий Ефимов (гонец Синодала). Большая доля придуманного режиссером драматургического конфликта, из-за чего все положительные герои оказались откровенно омерзительными или как минимум неоднозначными и только два главных героя — Тамара и Демон — остались воплощением чистоты и красоты, пришлась именно на них. Конфликт этот никак не назовешь незатейливым, но он придал музыкантам азарта, и раскаленный артистизм ни на секунду не покидал сцену.
В таком обрамлении Хворостовскому оставалось просто царить, и хотя теперь в его голосе и манерах гипнотической элегантности несколько меньше, чем в молодости, он вполне мог оставаться героем дня, не слишком переигрывая и не пережимая. Это был Демон с крестом на груди, не страдающий, знающий цену себе, своим возможностям и своему положению. Рядом с ним к тому же была настоящая трагическая актриса Асмик Григорян. Ее крепкий голос легко собирал весь сложно балансирующий в смещенном пространстве сцены ансамбль, а выдающийся, очень тонкий драматический талант наделил спектакль настоящей пронзительностью. В финале она немного переиграла, а в дебюте, напротив, долго оставалась в рамках одного рисунка, но эти нюансы, скорее всего, были следствием режиссерского задания. А если нет, верная грань между внутренним напряжением и внешним движением непременно найдется, у Асмик Григорян, кажется, есть к тому огромные способности.