С начала войны на юго-востоке Украины прошло больше года. За это время международные посредники предприняли три дипломатические попытки урегулирования ситуации, после чего не произошло ни реинтеграции Донбасса, ни оформления его полной независимости от Украины. "Власть" проанализировала случаи сецессий на посткоммунистическом пространстве, чтобы попытаться спрогнозировать судьбу непризнанных ДНР и ЛНР.
Рисунок: Коммерсантъ / Андрей Шелютто
Фото: AP / Visar Kryeziu
Фото: Коммерсантъ / Валерий Мельников / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Токарева Анастасия
Фото: РИА НОВОСТИ
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Коротаев / купить фото
Мы пытаемся рассмотреть факторы, влиявшие на реализацию сецессий в относительно похожих на ДНР и ЛНР условиях, надеясь описать общие тенденции развития самопровозглашаемых государственных проектов.
Мы взяли шесть случаев сецессии на постсоветском пространстве: "Чеченская Республика Ичкерия" (ЧРИ), Нагорно-Карабахская Республика (НКР), Приднестровская Молдавская Республика (ПМР), Республика Гагаузия (РГ), Республика Южная Осетия (РЮО) и Республика Абхазия (РА), добавив к ним два балканских казуса: Республику Косово (РК) и Республику Сербская Краина (РСК). Вне зависимости от степени признания государствами--членами ООН, а также от уровня успешности функционирования квазигосударственных проектов (включая успешность столиц по борьбе с сепаратистскими окраинами) нас интересовали те политии, которые в определенный момент времени имели реальную независимость от формально суверенного центра и де-факто управляли своими территориями, как сейчас это происходит в ДНР и ЛНР.
Угроза сецессии или повышение степени автономности по отношению к центру, все же сохраняющему внутренний суверенитет, не являлись признаками, относящими сложные территории к объектам данного исследования. Поэтому мы не рассматриваем, например, украинский Крым периода 1991-2014 годов (равно как и существовавшее в 1992-1995 годах и один день в марте 2014 года самопровозглашенное государство — Республику Крым), российский Дагестан в 1999 году, грузинские Аджарию, Самцхе-Джавахети и Квемо-Картли в первой половине 2000-х. Прочие самопровозглашенные, непризнанные, частично признанные государства (в академической литературе называющиеся государствами de facto) мы не анализировали по двум причинам. Во-первых, сравнивать Вазиристан или Сомалиленд с ДНР и ЛНР, пытаясь описать общие для них факторы сецессий, неверно по аксиологическим причинам. Ценности жителей Донбасса все же ближе массовому сознанию населения постсоветского и балканского пространств, нежели Южной Азии или полуострова Африканский Рог. Во-вторых, прямо или опосредованно рассматриваемые случаи сецессии обусловлены распадом СССР и Югославии, их институциональным наследием и ценностями посткоммунистических элит. Иракский Курдистан или Турецкая Республика Северного Кипра (ТРСК) не вписывается в общий контекст изучения объектов распада империй.
Для анализа восьми политий мы предложили набор переменных, позволяющих формализовать описание процесса становления, развития и завершения их сецессионистских проектов.
Вероятность успеха тем выше, чем мощнее государство-патрон
Важнейшей исторической ценностью для успешного завершения гонки за суверенитет для большинства новых государств в XX веке был статус автономии, наделявший их большими правами по отношению к центру по сравнению с окружающими регионами. Американский политолог Филипп Редер предложил понятие "государство-сегмент", на базе которого институционализируется новое государство. По подсчетам Редера, из 177 новых государств, появившихся с 1901 по 2000 год, 153 (86%) являлись государствами-сегментами до получения независимости.
Из восьми рассматриваемых нами политий автономного статуса не было только у трех краин в Сербии — Книнской, Славонской и Подунайской, впоследствии образовавших РСК, Гагаузии и ПМР. Автономии провозглашались ими в процессе осуществления сецессий и не были подтверждены центральным правительством. ЧРИ и РК отнесены нами к имеющим автономии до начала суверенизации с оговоркой: они вместе с другими территориями составляли общие автономные административные единицы, Чечено-Ингушскую АССР и край Косово и Метохия.
Одинаковое отношение к суверенным центрам федераций объединяет пять казусов. На закате СССР и Социалистической Федеративной Республики Югославия элиты всех республик, кроме ЧРИ и РК, стали крайне негативно относиться к властям государств, в состав которых они входили, и, наоборот, ориентироваться на федеративные столицы (в случае НКР Москву заменил Ереван). Для всех пяти стремление сохранить свой статус в рамках административных единиц более высокого уровня было едва ли не спусковым крючком сецессий. Желание ПМР, РГ, РА, РЮО остаться в составе распадающегося СССР (вопреки обратным процессам в Молдавии и Грузии соответственно), а РСК — в составе Югославии (несмотря на суверенные стремления Хорватии) определяло дальнейшие расхождения в развитии государственных и национальных проектов двух уровней, новых автономий и бывших союзных республик. НКР стремилась обрести суверенитет, чтобы делегировать его Еревану, присоединившись к Армении. ЧРИ и РК имели исключительно суверенные притязания, направленные на достижение независимости от своих федераций и построение самостоятельных государств без присоединения к другим.
Третьим фактором для исследования сецессий является их геополитическое положение. Вероятность успеха тем выше, чем мощнее государство-патрон (то есть то, которое промотирует суверенизацию младшего партнера) или их коалиция. У большинства сецессионистских проектов были/есть покровители: Турция — у ТРСК, Пакистан — у северной части штата Джамму и Кашмир, Россия — у ПМР, РГ, РЮО и РА, Армения — у НКР, Албания и США — у РК, Югославия — у РСК. Из всех рассматриваемых случаев только у ЧРИ не было конкретного государства-патрона, однако ее сепаратизм активно поддерживался негосударственными акторами — международными террористическими организациями.
Общая граница с патроном — четвертый фактор — еще сильнее влияет на успехи суверенизации. Государство-патрон может делать проницаемой границу государства, в которое формально входит желающая отделиться территория, переправляя через нее технику, вооружения, людей и товары. Так действовали Армения в Нагорном Карабахе, Югославия в Сербской Краине, Россия в Южной Осетии и Абхазии. Низкий уровень консолидации границ является критичным для выживания материнского государства, даже если против не играет конкретное государство-патрон. Слабо контролируемый чеченский участок российско-грузинской границы в 90-е годы активно использовался террористами для ухода из России на территорию грузинского Панкисского ущелья, бывшего местом отдыха и пополнения запасов.
Пятый фактор является общим почти для всех сецессий. Политии вступали в военный конфликт с материнским государством, чаще всего связанный с взаимным неприятием титульной нации и проживающего на ограниченной территории этноса. В 1989 году будущий грузинский президент Гамсахурдия возглавил марш на Цхинвал, в 2008 году на фоне постоянных провокаций со стороны РЮО президент Саакашвили отдал приказ обстрелять спящий Цхинвал. В 1990 году молдавский премьер Друк организовал поход вооруженных людей на Гагаузию, в 1992-м молдавский президент Снегур инициировал боевые действия в Приднестровье. Тогда же в Абхазию вошли подразделения грузинской нацгвардии. В 1991 году в РСК воевали части МВД Хорватии и сербского ополчения. В 1998 году в процесс по сохранению Косово под контролем Белграда включилась югославская армия. Во всех случаях это были реакции центра на объявление автономий или провозглашение суверенитета. Печальными исключениями стали НКР и ЧРИ. В конфликте вокруг Карабаха участвовали два постсоветских государства, между армиями которых велись боевые действия. А в Чечне эскалация конфликта, начавшегося, когда дудаевцы разогнали ВС ЧИАССР и убили мэра Грозного Юрия Куценко, в конце 1994 года привела к полномасштабным военным действиям. В данном случае федеральный центр реагировал на действия боевиков.
Вероятность успеха тем выше, чем мощнее государство-патрон
Стоит особо подчеркнуть, что в ряде случаев сложно сказать, кто является жертвой, а кто — агрессором. К примеру, и в абхазском, и в грузинском постсоветском национальном строительстве есть свои мифы о войне 1992-1993 годов (в РА ее называют отечественной). Абхазы вспоминают трагедию со сбитым у села Латы вертолетом, грузины — зверства "басаевских янычар". В нескольких случаях военные действия материнского государства не просто не препятствовали сецессии, а, напротив, работали на сплочение политической нации внутри сецессионистских проектов на основе общей для всех ценности противодействия внешнему врагу (так было в ПМР, РА и РЮО). Грань, отделяющую готовность государства защищать свою территориальную целостность от шовинистских действий того же государства по подчинению этноса, встраиваемого в национальный проект большинства, для всех случаев определить невозможно.
Шестым фактором мы считаем лингвистический, седьмым — этнополитический. Под критерием наличия собственного языка мы понимаем не монопольное его использование в изучаемых регионах (в РЮО говорят на грузинском, в ЧРИ использовали в том числе русский, в Гальском районе РА живут абхазские грузины и т. д.), а обладание им титульным этносом. Соответственно, наличие такого этноса полностью определяет лингвистический критерий. ЧРИ, НКР, РЮО, РА, РГ, РК и РСК в отличие от ПМР, ЛНР и ДНР являются институционализированными вокруг чеченцев, армян, осетин, абхазов, гагаузов, косоваров и сербов с их языками соответственно. ПМР в данном случае исключение: уникальный опыт республики состоит в мирном сосуществовании русских, молдаван и украинцев с тремя языками и попытками сформировать надэтническую идентичность "я — приднестровец".
Восьмой фактор — внутренний суверенитет, то есть подконтрольность власти легитимному, с точки зрения большинства населения политии (и, естественно, нелегальному, по мнению материнского государства), центру и контроль за заявленными границами,— реализовывался во всех случаях по-разному. В наименьшей степени им обладала ЧРИ: ее власти балансировали между светским правлением и шариатом, полевые командиры оспаривали власть президентов Яндарбиева и Масхадова вооруженным путем, а территория республики была местом черной и серой экономики, а также нарко- и работорговли.
Девятый фактор — введение миротворцев в зону конфликтов — не является одинаково влияющим на все сецессии. В одних случаях миротворцы приближали успех суверенизации (ПМР, РЮО и Косово), в других, напротив, бездействовали, пока армия материнского государства возвращала территорию под свой контроль (РСК).
Все восемь рассматриваемых сецессий в целом завершены. Три из них — реинтеграцией в состав материнского государства. Две политии были реинтегрированы военным путем. В рамках второй чеченской войны сепаратисты были подавлены федеральными силами при помощи местного ополчения, во главе с семьями Кадыровых и Ямадаевых перешедшего на сторону официальной Москвы. ЧРИ как институция перестала существовать (внутри сепаратистов произошел раскол на светское и радикально-исламское крыло). Однако у российской Чеченской Республики по-прежнему сохраняется высокая финансовая и правовая автономия от центра.
РСК также была возвращена силовым путем под контроль Хорватии. В течение трех дней в 1995 году Хорватия при поддержке ВВС и при бездействии миротворцев ООН провела в одной из частей РСК, Западной Славонии, полицейскую операцию "Молния", что вкупе с реинтеграцией привело к потерям среди мирного населения и исходу сербских беженцев. К аналогичным результатам спустя три месяца привела операция "Буря". Еще две части РСК, Книнская Краина и Восточная Славония, при нескольких сотнях тысяч сербов, покинувших территорию, вернулись в состав Хорватии. Остатки РСК были мирно реинтегрированы в состав Хорватии в течение трех лет при посредничестве ООН.
Гагаузия оказалась единственной политией из всех начавших сецессию, реинтегрированной мирно. В 1994-1995 годах автономный статус Гагаузии был закреплен Молдовой законодательно. Комрат с тех пор не приближался к той степени независимости, которой обладает Тирасполь. Основой спокойного существования Гагаузии является отсутствие резких движений Кишинева в сторону Бухареста. В случае потери Молдовой субъектности (весомая часть политического класса страны считает необходимым объединение с Румынией) гагаузские элиты подчеркивают собственное право решать судьбу автономии.
В Генассамблее заседает Сомали, распавшееся на несколько политий, контролируемых боевиками
Все три случая реинтеграции стали возможны прежде всего из-за невмешательства (или отсутствия) государств-патронов. Параллельно российской КТО по другую сторону Главного Кавказского хребта в 2003 году стартовала антикриминальная операция. Грузия усилила контроль над Панкиси, что резко сократило возможности чеченских боевиков к отступлению. При проведении операций "Молния" и "Буря" на территории РСК в 1995 году Югославия лишь принимала беженцев, несмотря на массовые жертвы среди сербского населения. В случае с реинтеграцией Гагаузии Россия и Турция (гагаузы — тюркский, хотя и православный, народ) не вмешивались в процесс возвращения официальным Кишиневом контроля над политией на условиях автономии. Требования гагаузов о повышении статуса их территории внутри единого молдавского государства были удовлетворены.
Пять оставшихся политий пошли по пути суверенизации с разной степенью успеха как с точки зрения поддержания внутреннего суверенитета, так и по уровню признания международными акторами. Наибольшего числа признавших добилась РК: 109 членов ООН в настоящий момент. Это не означает, что Косово стало равноправным участником Организации Объединенных Наций. Для этого необходимы отсутствие вето со стороны постоянных членов Совбеза (РФ и КНР против) и согласие 129 участников Генассамблеи.
РА и РЮО твердо признаны четырьмя членами ООН — Россией, Венесуэлой, Никарагуа и Науру. Вануату признавало только РА — вместе с Тувалу то подтверждало, то опровергало признание. Косово, Абхазия и Южная Осетия входят в группу частично признанных государств. Никто из членов ООН не устанавливал дипломатические отношения с НКР и ПМР. Они признаются друг другом и частично признанными РА и РЮО.
Степень признания не является единственным мерилом успеха сецессий (десятый фактор). Вопрос "Что считать государством?" дискуссионен. С одной стороны, российский политолог Михаил Ильин прав: "Есть один признак, присущий всем государствам,— их формальное равенство относительно друг друга, принадлежность к сообществу государств. Это единственная общая характеристика, все остальные их разделяют". Референтная сетка взаимных признаний — ООН — является элитным клубом, пропуск в который в большинстве случаев обозначает современное состоявшееся государство. С другой стороны, как быть с членами ООН, не контролирующими территорию, которую считают своей? В Генассамблее заседают Сомали, распавшееся на несколько политий, контролируемых боевиками; Грузия, не способная направить полицейских и чиновников в РА и РЮО; Молдова, много лет не контролирующая ПМР. Признание не панацея. Израиль не признается арабскими государствами, КНР — теми, кто признает Тайвань. Конечно, с точки зрения дипломатии Косово из всех сецессий впереди планеты всей, но часть республики — Северное Косово с его компактным сербским меньшинством — слабо контролируется Приштиной. В смысле консолидации границ и подчиненности территории ПМР и РА более состоятельны в качестве государств.
Если исследовать не формальную (статусность — statehood), а сущностную (состоятельность — stateness) характеристику государственности, то выяснится, что ПМР — исключение из правил развития сецессий, не добившихся дипломатического признания. В республике мирно сосуществуют три народа. Уровень приватизации государства семьей первого президента Игоря Смирнова пошел на спад после 2012 года. В республике функционируют суды и правоохранители (пусть и с высоким уровнем коррупции). Ее границы консолидированы и охраняются. Альтернативные выборы не проводятся, как в северной части Косово. У ПМР нет правительства в изгнании, как у РСК, нет навязываемой со стороны бывшего центра временной, ничем не управляющей администрации, как у РЮО. Государство как совокупность институтов обладает монополией на применение легитимного насилия. ПМР выделяется не только среди непризнанных государств. По сравнению с такими членами ООН, как Ирак или Сирия, не признанное никем Приднестровье является успешным государством.
С целью сравнить при помощи квантификации рассматриваемые казусы уровень влияния каждого фактора мы оценили на шкале, где движение в одну сторону — сильнейшее влияние в сторону успеха сецессии (+), в другую — реинтеграция в материнское государство (-) (см. таблицу на стр. ??). Под успехом сецессии мы понимаем создание частично признанного членами ООН государства, полностью контролирующего заявленную территорию и обладающего высоким уровнем внутреннего суверенитета. Интервал оценки наиболее важных факторов расширялся до -3/+3 баллов; там, где требовалось ответить "да/нет", присваивались значения -1/+1; во всех остальных случаях, где возможна дифференциация ответов,— -2/+2. Наибольшая вероятность успеха сецессии оценивается в +19 баллов, наименьшая — в -19.
+2 балла по уровню автономии были присвоены лишь РА: в 20-30-е годы XX века она имела тот же статус, что и Грузия (ССР), а после вхождения в ее состав осталась автономной республикой. +1 получили те политии, которые в рамках федерации были автономными областями,— НКР и РЮО, а также ПМР, несколько десятилетий существовавшая под названием Молдавской АССР, но в рамках Молдавской ССР автономией не обладавшая. -2 балла ставились тем республикам, что не были автономиями вовсе. ЧРИ и РК получили 0, поскольку имели автономный статус, но вместе с другими территориями.
-1/+1 балл получали территории, желавшие сохранить свои федерации, вступившие в военный конфликт с материнским государством, имевшие миротворцев на своей территории, обладающие собственным языком и отдельным этносом, вокруг которого институционализированы государственные институты. Несмотря на несоответствие двум последним условиям при формальной оценке, ПМР получила по баллу, поскольку и в лингвистическом, и в этнополитическом смысле является успешным государством. Также ПМР получила +2 по фактору "миротворцы", поскольку именно российская армия остановила конфликт в 1992 году. Тем политиям, где миротворцы располагались, но не смогли предотвратить дальнейшие конфликты, мы ставили +1, РСК с бездействовавшими при военных операциях Хорватии миротворцами — -2.
Ни ДНР, ни ЛНР не являются образованиями, имеющими этническую и лингвистическую основу
Те политии, для которых участие государства-патрона было критичным для начала сецессии, получили -3 балла. Напротив, те, где сецессионистские устремления воспроизводились без покровительства "старшего брата", а по большей части из-за комбинации внутренних факторов — +3. К территориям, где сецессия началась без участия патрона, мы отнесли максимально настроенные на суверенное существование ЧРИ и РА. Добивавшиеся независимости для того, чтобы войти в состав государства-патрона, НКР, ПМР и РЮО были помещены в кластер +2. РГ и РСК, на сецессии которых патроны влияли крайне незначительно, в результате чего обе республики оказались реинтегрированы, получили 0 баллов, а Косово, чьего признания добивался Запад во главе с США, но которое в 90-е само воевало с сербами,— -1.
В тех случаях, где общая граница, проницаемая для политии и ее патрона, закрытая для материнского государства, была важнейшим источником войск и ресурсов, мы ставили +3. Там, где таковой не было,— -3. Наличие не контролируемых Москвой, Белградом и Загребом границ в случае ЧРИ, РК и РСК соответственно мы оценили в +1 балл к успеху сецессии.
Наименее поддерживавшей внутренний суверенитет ЧРИ были присвоены -3 балла, высококоррумпированной РЮО и не построившей работающих гражданских институтов РСК — -2, Косово и НКР, не контролирующим всю заявленную территорию,— +1, успешному Приднестровью — +3. Сильно зависящая от российской помощи, но в наибольшей степени ориентированная на суверенизацию, восстановившая в 2008 году контроль над всей территорией Абхазия и благополучно пережившая период независимости Гагаузия, добившаяся автономии от Кишинева, получили +2.
РА и РЮО, признанные четырьмя членами ООН, получили +1 балл, признанное 109 государствами Косово — +2, все непризнанные — -2.
По сравнению с рассматриваемыми казусами ДНР и ЛНР имеют наименьшие шансы на успех сецессии. Из всех факторов к успеху их приближают лишь три: мощное государство-патрон, общая граница с ним, неподконтрольная официальному Киеву, и военное противостояние с украинской армией. С одной стороны, до августа 2014 года, когда местные ополченцы и российские добровольцы закрывали "иловайский котел", Украина обороняла свою территорию и пыталась установить контроль над сепаратистскими территориями. С другой — использование тяжелой артиллерии и ракетно-бомбовых ударов ВВС, обстрел жилых кварталов, зверства отдельных батальонов нацгвардии и борьба с советским наследием крайне осложнили возвращение Донбасса в конституционное пространство Украины.
Остальные факторы работают против успеха сецессии Донбасса. Эти регионы не имели автономии до начала суверенизации. Попытки равных в правах с другими регионами Украины Донецкой и Луганской областей провести в 1994 году референдум о федерализации были нивелированы судом и Генпрокуратурой Украины. Последний раз высокий уровень автономии можно было найти на этих территориях почти 100 лет назад в рамках Донецко-Криворожской республики, границы которой вовсе не идентичны границам ДНР и ЛНР. При распаде СССР ни одна из этих политий не стремилась повысить свой статус до автономного при условии "развода" с Москвой собственной столицы. Декларируя необходимость разрыва с Киевом и вхождение в состав России или создание Новороссии, Донецк и Луганск не учитывают отсутствие институциональной традиции существования вместе с Москвой за последние 23 года.
Ни ДНР, ни ЛНР не являются образованиями, имеющими этническую и лингвистическую основу. Обе самопровозглашенные республики объективно лишены важнейшего инструмента легитимации сецессионистских проектов. В отличие от прочих политий их лидеры не могут апеллировать к существованию особой этнической общности с отдельным языком в рамках границ. Административный фронтир, доставшийся в наследство от Киева,— единственный инструмент оправдания функционирования конкретно ЛНР и ДНР. Русские, русскокультурные и русскоязычные люди живут далеко за пределами республик. Апелляция к русской крови, истории и языку имела больший смысл для Новороссии, условно отделявшей украинское население от русского (но и в этом случае этнические и лингвистические границы крайне размыты). Но в условиях признания лидерами Новороссии временной приостановки проекта у идеологов ЛНР и ДНР отсутствует монополия на этничность, которая была у РСК — для сербов, у РА — для абхазов, у РЮО — для осетин, у ЧРИ — для чеченцев, у РГ — для гагаузов. Дискурс лидеров Донбасса строится вокруг цели "дойти до границ областей", что, конечно, несравнимо по силе влияния на массовое сознание с "построить свое чеченское государство" или "избавиться от грузинского ига".
Уровень внутреннего суверенитета в ДНР и ЛНР крайне низок. Республики контролируют лишь малую часть заявленной территории. Правоохранительные и судебные институты не выстроены. Командиры ополчения находятся в жестком противостоянии друг с другом и борются за власть при помощи оружия и убийств. Состояние правового пространства даже на подконтрольных Донецку и Луганску территориях, равно как и отношение к институтам частной собственности и прав человека, плачевно. Сейчас в регионе проживает около 3 млн человек, большинство из которых составляют пенсионеры, бюджетники и люди, оказывающие нагрузку на бюджет. В условиях отсутствия финансовой помощи со стороны государства-патрона выживание отделившихся политий представляется крайне проблематичным. Но масштабные вливания в экономику ДНР и ЛНР Россия не может себе позволить. Бюджет РЮО много лет подряд на 95% наполняется благодаря российским дотациям. В этом году Россия впервые отказала в помощи Приднестровью, но республика по-прежнему должна $5,2 млрд за газ. Долг, который ложится на Кишинев, Россия не требует.
Отличие от ПМР в том, что инфраструктура ДНР и ЛНР требует восстановления, на что денег нет
Республики не смогли определиться со своей внешнеполитической стратегией, что во многом обусловлено отсутствием единого центра принятия решений внутри ДНР и ЛНР. С одной стороны, глава Совбеза ДНР Александр Ходаковский был последовательным сторонником идеи сохранения республик в составе Украины при изменении самой Украины (пророссийская ориентация, отказ от членства в НАТО, отказ от радикального национализма и т. д.). С другой — международные спикеры республик Владислав Дейнего и Денис Пушилин неоднократно заявляли, что не может быть и речи о суверенитете Киева над Донецком и Луганском, а многие командиры ополчения рассуждали о необходимости создания альтернативной киевской Украине Новороссии. С третьей — глава ДНР Александр Захарченко говорил о том, что республики "считали и будут считать себя частью Советского Союза, России". В июне с разницей в два дня официальные представители республик сначала заявили о готовности остаться в составе Украины и включили в нее Крым и Севастополь, предложив поправки к украинской конституции, потом дезавуировали эти заявления, признав полуостров частью России и в который раз анонсировав желание ДНР и ЛНР перейти под власть Москвы, после чего вновь заявили о готовности к компромиссу с Киевом.
Говорить о международном признании самопровозглашенных республик не приходится. Они признаются друг другом и РЮО. Один из вариантов развития ситуации в Донбассе — замораживание конфликта, при котором мировое сообщество будет считать эти территории украинскими, Россия — тянуть финансово, Украина — не пытаться вернуть военной силой. Отличие от ПМР состоит в том, что инфраструктура ДНР и ЛНР разрушена и требует восстановления, на что денег явно нет. Кроме того, Кишинев ограничился в 1992 году полицейской операцией: отцы в Приднестровье рассказывают детям о том, как воевали в ополчении, но не могут описать артиллерийские и авианалеты — в отличие от донецкого и луганского случаев. Массовая ненависть к официальному Киеву в самопровозглашенных республиках влияет на ситуацию гораздо сильнее, чем отношение ПМР к Кишиневу в случае с возможной реинтеграцией региона Молдовой.
Второй мирный вариант — вхождение ДНР и ЛНР под суверенитет Киева на правах широкой автономии, на чем настаивает Россия и что допускают в руководстве самих республик. Агрессивно настроенные граждане по обе стороны неофициальной границы — и в Киеве, и в Донецке с Луганском — не приемлют такого варианта. Первые настаивают на сохранении унитарного характера украинского государства и не желают тратить украинские деньги на восстановление территории, вторые потихоньку привыкают жить в независимых от Киева государствах, воспринимая Украину как врага, с которым они воюют.
С высокой вероятностью мы предполагаем, что при редукции значения факторов мощи государства-патрона и общности границы с ним сецессия завершится провалом. Ярчайший исторический пример — РСК, при бездействии Белграда и молчаливом согласии международного сообщества за несколько месяцев реинтегрированная армией Хорватии. Иными словами, если Россия позволит Киеву восстановить контроль над границей и перестанет поддерживать ДНР и ЛНР, скорее всего, Украина силовым путем вернет их в свое конституционное пространство. Это может сопровождаться исходом сотен тысяч беженцев из региона и многолетним ценностным конфликтом между новой украинской нацией и жителями силой поставленного на колени Донбасса.
Вероятность успешной реализации сецессии в самопровозглашенных государствах
|