Нет места подвигу
Михаил Трофименков о фильме «Райские кущи» Александра Прошкина
Новый фильм Александра Прошкина продолжает авторский цикл экранизаций классики советского «застоя», превращая его в трилогию. Все избранные режиссером авторы — одного, его собственного, поколения 1930-х годов. Вслед за «деревенщиком» Валентином Распутиным («Живи и помни», 2008) и жестоким экзистенциалистом Фридрихом Горенштейном («Искупление», 2011) настал черед «Утиной охоты» Александра Вампилова
"Культовый" драматург, канонизированный интеллигенцией после гибели в водах Байкала, заполняет литературную и идеологическую паузу между Распутиным и Горенштейном. С одной стороны, он — автор городской, поэт экзистенциальной "тошноты". С другой стороны, сибиряк, как и Распутин, видящий, может быть, и главную причину несчастной ничтожности людей в отрыве от корней, в отречении от отцов.
Прошкин впервые перенес действие классики в современность. Именно с Вампиловым, как принято считать, отразившим пустоту "застоя", это должно было случиться неизбежно. Прошкин подает реплику в дискуссии, которую развязал Александр Велединский своим пропившим глобус геологом. Впрочем, это не дискуссия, а хор голосов, утверждающих, что русские 2010-е — ремейк советских 1970-х. А главный герой нашего времени, соответственно, лишний человек. Учитель Служкин — более из фильма Велединского, чем из романа Алексея Иванова,— напомнил обществу о Сергее Макарове из "Полетов во сне и наяву" (1982) Романа Балаяна. Перелицевав "Утиную охоту", Прошкин авторитетно подтвердил: так оно и есть. Вампиловский Зилов как был, так и остался лишним человеком в вечной России.
Само использование термина "лишний человек" — колоссальная то ли ошибка, то ли подмена. Канонические "лишние люди" — фигуры героические. Чацкий — вольнодумец, почти декабрист. Печорин лезет под пули. Базаров режет лягушек. Советские и нынешние "лишние" не стремятся ни в Афганистан, ни в Чечню, не жертвуют собой во имя науки, даже не агитируют в салонах. Это наводит на нехорошую мысль: ничтожна не реальность, а они сами.
У Зилова-1 было, минимум, одно достоинство: он был вполне себе подонком, "ленивым и развращенным", с печатью "небрежности и скуки" в каждом движении. Двадцатилетний Вампилов подписал свой первый рассказ — Санин. Не в честь ли героя Михаила Арцыбашева, жупела моралистов начала ХХ века. Зилов — уцененный Санин, никого не любивший и никем не любимый, способный лишь изгадить жизнь паре-тройке женщин. Даже застрелиться у него, а-ля Хемингуэй, не получилось.
И все его обстоятельства — тоже "уцененные". Вспоминая, что он "все-таки инженер, как-никак", корпел в некоем Центральном бюро технической информации и даже в этой тихой заводи ухитрялся по лени совершить служебный подлог. Ну и пил, конечно, как без этого.
Он вызывал хотя бы энтомологический интерес: экая тварь. Вампилова любить не обязательно. Может быть, его и не надо. Но драматургом он был безусловным. "Утиная охота" крепко сколочена на всех уровнях. От мелких мотивировок — Зилов с дружбаном одни сидят в конторе, потому что лето и все в отпуске, а он отпуск берет всегда в сентябре, ради пресловутой охоты,— до, условно говоря, философского уровня. Пьеса начиналась с того, что очухивающемуся после пьянки Зилову — выражение "не понимать, на каком ты свете" отражало суровую реальность — приносили похоронный венок. Зилов-1 мертв изначально. То, что кажется чередой флешбэков,— вечное повторение повседневного ужаса. Вампилов приставил к нему то ли черта с вилами, сторожащего котел, то ли ангела-обличителя в обличье официанта из кафе "Незабудка". Само название пьесы донельзя цинично: Зилов никогда не поедет на свою ненаглядную охоту, как Владимир и Эстрагон никогда не дождутся Годо. Мещанская мелодрама возвышалась до уровня трагедии абсурда, не социального, а метафизического.
Вещную среду изменить, как сделал Прошкин, можно. Но физика и метафизика зависят друг от друга на столь тонком уровне, что косметический ремонт быта уничтожает смысл бытия.
Зилов-2 (Евгений Цыганов) с первой же сцены демонстрирует страстную и искреннюю любовь к жене Гале (Чулпан Хаматова), которой готов овладевать ежеминутно. С чего тогда он кидается на каждую юбку? Это происходит с ним "вдруг": иначе бы Галя не сделала стремительный аборт. В пьесе как раз беременность случалась "вдруг", а потаскуном Зилов-1 был по природе своей.
Зилов-1 предал реальную профессию, которой выучился, хотя, наверное, и работа бюро имела какой-то смысл. Зилов-2 — веб-дизайнер некоего портала "Надежда": перегоняет пустоту в небытие. Предать профессию не может за отсутствием таковой. Ну продал одну виртуальную пустышку вместо той пустышки, которую ему заказали: в чем конфликт-то трудовой? Особенно комична новая мотивировка офисной пустоты. Сотрудники не в отпуске, а уволились, протестуя против смены менеджмента. Вампиловский начальник бюро Кушак — просто нелепый чинуша на своем месте, Кушак-2 (Виталий Хаев) — выходец из епархиальной интернет-службы.
Вампилова любить не обязательно. Может быть, его и не надо. Но драматургом он был безусловным
Пиетет нашего кино к церкви, о которой, как о мертвеце, не слышалось ничего, кроме хорошего, был безусловно позорен. Но стоит выйти на экран — что в "Левиафане", что здесь,— злому попу или противному, как Кушак, воцерковленному, как хочется за них заступиться. Ну не потому власть приятна, "как руки брадобрея", а Кушак ничтожен, что церковь их воспитала. Это как раз они воспитали церковь применимо к собственной корысти.
Зилов-1 хором не нажил: ну получил квартиру, но такую же, как все, и нет оснований считать ее гонораром за подлость. Зилов-2 — жилец элитного кондоминиума: не поздно ли совестью мучиться, так — не за красивые же глаза — улучшив жилищные условия?
"Лишние" 1970-х были пьяны даже в полугодичной завязке. Зилов-2 кажется трезвым, неумело притворяющимся пьяным, и хлобыстнув 250 водки. Но это проблема общей — скажем так, телевизионной — эстетики фильма. Это когда зритель должен домысливать то, что по объективным причинам режиссер не может снять. Но, с другой стороны, элементарное актерское умение что-то достоверно изобразить — чай, не дорогая декорация и не массовка, на которую не хватает бюджета.
Все это пустяки, как и мелкие корректировки текста. Роковая дешевка Вера (Ангелина Муринская) называет всех мужчин, к которым расположена, "Аликами". Зилов-1 шутил, что так звали ее "первую любовь". Зилов-2 — что некто Алик лишил ее невинности. Очевидно, это означает, что за полвека нравы огрубели, нравственность упала. Но куда ей еще падать с уровня, заданного Вампиловым?
Самая же роковая "перемена участи" героя — то, что Зилов-2 получает венок не в начале, а в конце фильма. То есть это вот офисное насекомое не безнадежно, еще живет и ножками сучит. И даже способно на подвиг, искупающий его бессмысленность. Причем на подвиг, ставящий знак равенства между Зиловым и Вампиловым. Но этот подвиг не нужен ни тому, ни другому. Зилову — потому, что он мертв едва ли не от рождения. А Вампилову — потому, что он написал "Утиную охоту".
В прокате с 26 ноября