В четверг в Москве президент России Владимир Путин встретился с президентом Франции Франсуа Олландом. Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ наблюдал за тем, как два президента старались убедить друг друга в необходимости широкой коалиции.
Президент Франции Франсуа Олланд (слева) и президент России Владимир Путин (справа)
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Вечерняя встреча в Кремле вызвала ажиотажный интерес журналистов. В обыкновенном пресс-центре Кремля им не могло быть места: пришлось бы ждать стоя, дыша друг другу в затылок. Поэтому на вечер был гуманно выделен Круглый зал в холле первого корпуса Кремля, который должен был приятно поразить воображение французских журналистов — и поразил.
Им было с чем сравнить: пресс-центр в Елисейском дворце таков, что журналист в нем по определению не может чувствовать себя свободным.
И пусть они теперь думают, что у нас всегда так.
И даже нам хотелось бы так думать.
Французские журналисты (а это были в основном те, кто работает во Франции, а не в Москве) немного, кажется, стеснялись российских. Когда я не выдержал и спросил одну активную французскую корреспондентку, почему так, она, можно сказать, виновато произнесла:
— Мы думаем, что мы вам очень не нравимся тем, что наш президент сначала поехал в Вашингтон, потом встретился с Меркель и Ренци — и только потом с Путиным.
Я удивился этой неземной тактичности. И в такт ей ответил, что все наоборот: правильно, что со всеми встретился, всех суммировал и только после этого приехал к человеку, с которым можно порешать вопросы.
Француженка благодарно качала головой. А я надеялся, что хоть улыбнется.
Между тем встреча стала свиданием двух, как могло по крайней мере показаться, милых друзей.
Владимир Путин сразу назвал коллегу «Франсуа», но потом, впрочем, был с ним на «вы», что дало повод некоторым иностранным журналистам сделать далеко идущий вывод о том, что на самом деле российский президент решил встретить коллегу холодно и создать между ними дистанцию, а это потому, что на самом деле ни в какую коалицию он уже не верит…
В действительности все было, на мой взгляд, как всегда проще: Владимир Путин решил следовать протоколу.
Российский президент поздравил коллегу с тем, что тот прикладывает много усилий, чтобы создать антитеррористическую коалицию.
— Мы готовы к такой работе,— в который раз констатировал российский президент.— Более того, считаем ее абсолютно необходимой. Наши позиции совпадают. Россия давно сталкивается с террористическими актами. Знаем, что и у вас завтра день памяти погибших в теракте… И Россия понесла потери в результате террористического акта…
Два этих человека выглядели, безусловно, сейчас братьями. Братьями по несчастью — в самом горьком смысле этого слова. На это российский президент сейчас и обращал внимание.
— И все это заставляет нас объединить усилия,— добавил господин Путин.
Ничего нового в этой фразе вроде не было, но дело в том, что обстоятельства сейчас меняются каждый день, а точнее, каждый час, так что и смысл такой фразы меняется всякий раз вместе с ними.
Теперь смысл был и в самом деле продиктован последними встречами господина Олланда и выглядел более тяжеловесно и многозначительно, чем обычно.
Господин Олланд, вероятно, близко к сердцу принял обращение российского коллеги по имени и сам был с ним только на «ты» (в конце концов это было честно: люди, которые провели в Минске за разговорами по поводу Украины 16 часов, просто не могли не быть на «ты»).
— Мы знаем, где находится террорист,— сказал французский президент.— Мы знаем, как он называется. Это ИГИЛ. Нам надо создать широкую коалицию… В пятницу Совет Безопасности ООН собрал 100% голосов за принятие резолюции о борьбе с терроризмом… поэтому я сегодня здесь, в Москве.
Он перечислил все свои встречи: с Бараком Обамой, Ангелой Меркель, Дэвидом Кэмероном, Маттео Ренци… Эти страны, видимо, прежде всего и должны составить, по его мнению, широкую коалицию. Россию он тоже включает в нее, судя по всему, безо всяких раздумий.
И если бы сейчас перед Владимиром Путиным сидел не Франсуа Олланд, а Барак Обама и произносил те же самые слова, то так все и сложилось бы.
Но перед Владимиром Путиным сидел Франсуа Олланд.
Журналисты уже выходили из зала, когда французский президент захотел поделиться с коллегой какой-то своей болью, но тут Владимир Путин предостерег его:
— Подождем, сейчас выйдут, а то они умеют подслушивать…
Уроки, безусловно, идут российскому президенту на пользу.
Продолжили они, впрочем, за ужином, который закончился близко к полуночи. Ничего более нового, чем они сказали друг другу в самом начале встречи, произнесено не было.
Но и этого хватало. Есть по крайней мере один человек, который видит Россию в дружной семье европейских народов, по крайней мере в борьбе с «Исламским государством» (а да, еще и итальянский премьер Маттео Ренци).
Возможно, Владимир Путин недоумевает: неужели для того, чтобы это случилось и с остальными, в их странах, не дай бог, должно случиться что-то похожее на теракт в Париже.
Не стоит и говорить о том, что для Владимира Путина широкая коалиция — это просто какая-то широкая Масленица.