Российская операция в Сирии продлилась пять с половиной месяцев, с 30 сентября 2015 года. За это время Москве удалось решить большинство военных и политических задач, которые — гласно или негласно — были поставлены осенью прошлого года.
Прежде всего, снят с повестки дня вопрос о том, сохранится ли в обозримом будущем режим Башара Асада в Дамаске. В конце сентября 2015 года, когда принималось решение о развертывании российской авиагруппы, правительственные силы испытывали серьезные проблемы на многих фронтах, территория, остававшаяся под их контролем, стремительно сокращалась. После вступления в боевые действия РФ маятник качнулся, а затем неумолимо двинулся в обратную сторону.
Под российским военно-воздушным зонтиком правительственная армия и поддерживающие ее силы (в первую очередь ливанская «Хезболла» и иранский экспедиционный корпус) значительно потеснили оппозиционные отряды, укрепили свои позиции в прибрежных районах, в окрестностях Хамы и Хомса, а в последние недели — на «северном фронте», на подступах к Алеппо и в районе границы с Турцией. Инициатива прочно перешла к сторонникам президента Асада, которые все чаще стали говорить о необходимости развивать успех и отвоевать все территории, «оккупированные террористами».
Впрочем, такой вариант едва ли вписывался в планы Москвы. Отвоевывание всей территории Сирии могло растянуться на годы, кроме того, не было никакой гарантии, что это бы получилось. Дамаск опирается в первую очередь на алавитское меньшинство, обескровленное пятилетней войной. Максималистский подход, к которому склонялась часть окружения Башара Асада, мог привести к тому, что Москва увязла бы в войне на удаленном театре боевых действий, все больше настраивая против себя ключевых региональных игроков, в первую очередь Турцию и монархии Персидского залива.
Объявив о выходе из войны сейчас, Москва имеет веские основания представить сирийскую кампанию как свою победу. Хотя бы по той причине, что перемирие в Сирии, объявленное президентами РФ и США, стало возможным, прежде всего, благодаря перелому в ходе боевых действий, внесенному российскими ВКС. Промедление могло бы со временем привести к неблагоприятному изменению ситуации — если бы мирные переговоры в очередной раз сорвались и страны региона, стоящие за оппозицией, решили бы увеличить ей финансовую и военную помощь. В частности, наладить поставки средств ПВО, способных противостоять российской авиации.
Сегодня главный риск для Москвы связан с тем, как поведут себя после вывода российской авиагруппы противники Башара Асада в Сирии и за рубежом. Если мирные переговоры под тем или иным предлогом будут сорваны, а интенсивные боевые действия возобновятся, есть опасность, что правительственные силы, оставшись без ключевого союзника, вновь начнут проигрывать войну.
Впрочем, трудно себе представить, что такой вариант не проговаривался российскими представителями в ходе консультаций с США и ключевыми арабскими странами. Логично предположить, что российское руководство могло получить от иностранных партнеров некие гарантии, что Башар Асад, оставшись без помощи Москвы, не повторит судьбу просоветского лидера Афганистана Наджибуллы, свергнутого, а затем казненного своими противниками. Такой поворот имел бы катастрофические последствия для репутации Москвы в регионе и не только.