"Свобода простых состояний" в Коломне

Выставка современное искусство

В Музее органической культуры в Коломне открыта выставка "Свобода простых состояний. Сергей Резников / Василий Романенков", организованная Государственным центром современного искусства (ГЦСИ) и сделанная куратором ГЦСИ Виталием Пацюковым. Рассказывает АННА ТОЛСТОВА.

Сегодня отношения музеев и церкви в России оставляют желать лучшего и, как правило, сводятся к переделу имущества. Отношения Русской православной церкви и деятелей современного искусства вот уже десять лет как принято выяснять в суде. В этой почти военной обстановке ГЦСИ добровольно идет со своим современным искусством в чужой монастырь (коломенский Музей органической культуры с превосходным собранием русского авангарда и нонконформизма матюшинского-стерлиговского направления опекают сестры Свято-Троицкого Ново-Голутвина монастыря) и делает выставку, не погрешив против правил того и другого. А куратор Виталий Пацюков в очередной раз показывает, что горизонт сегодняшнего искусства широк, одними лишь трансгрессией и радикализмом не ограничивается и сужать его не надо.

Конечно, это современное искусство: графика Сергея Резникова, в прошлом архитектора и художника-постановщика Центрального телевидения, поначалу кажется некоей боковой ветвью бумажной архитектуры, занятой проблемой синтеза Пиранези и Эшера, графика покойного Василия Романенкова, художника-самоучки,— один из самых удивительных образцов русского art brut, причем неплохо известный в мире. Конечно, это современное искусство разными узами связано с церковной жизнью: Сергей Резников, рукоположенный в священники в 1992-м, служит более 20 лет, продолжая участвовать в художественной жизни, Василий Романенков, в последние годы работавший садовником в одном из подмосковных домов отдыха, несколько десятилетий кряду разрабатывал собственный извод православной иконографии. И хотя архитектурные каприсы Сергея Резникова имеют вид вполне светский, а в евангельских праздниках Василия Романенкова видится нечто языческое, оба столь непохожие друг на друга художника явно говорят о сфере духовного, по-христиански духовного.

В рисунках Сергея Резникова, выполненных обыкновенным графитным карандашом, мгновенно узнается рука архитектора, которому даже пишущая машинка представляется неким храмовым комплексом с клавиатурой как лестницей в небо и пропилеями наподобие афинского Акрополя. Что бы ни рисовала эта рука — дровяной сарай где-то в русской глубинке или парадные красоты Испании,— обязательно выходит образ, упорядоченный в соответствии с какими-то таинственными геометрическими или алгебраическими формулами, и они подчас непосредственно вторгаются в поле изображения, довершая сюрреалистичность картины. Вот и человек, стоящий у окна спиной к нам (сюжет, восходящий к немецкому романтизму), видит "По ту сторону" (таково название) вместо пейзажа некую сложную математическую схему в облаках. Думается, что человек этот не физик, архитектор или землемер, не душевнобольной в плену фантазмов, не субъективист, проецирующий внутреннее вовне, а просто человек верующий, по крайней мере верующий в добрый разум, лежащий в основе замысла тварного мира, частью которого и он со своим внутренним является. Тут невольно вспоминаются слова великого абсурдиста Эшера, с которым порой так и тянет сравнить работы отца Сергия: "В моих гравюрах я стараюсь показать, что мы живем в прекрасном и организованном мире, а не в хаосе без норм, как иногда нам кажется". Карандаш отца Сергия и правда легок и точен, как резец гравера, а его контурные линии, штрихи и растушевки щедро оставляют белыми и светоносными большие куски бумаги, словно бы не смея вторгаться в пространство этой метафизической белизны. Но при всей видимой легкости это невероятно кропотливая и трудная работа, вроде молитвы, и от нее остается ощущение светлого праздника.

Тема праздника ключевая у Василия Романенкова, и его рисованные картины отличаются строгой архитектурностью композиции, и его карандаш врезается в картон, будто грабштихель, так что бумажная поверхность делается рифленой, и его не оставляющее на листе живого места рисование — методичный и долгий труд, род послушания, но насколько же этот мир далек от мира Сергея Резникова. Стихийный филоновец, учившийся лишь в легендарном ЗНУИ (Заочном народном университете искусств), Василий Романенков начинал свои "сделанные" рисунки откуда-нибудь с края листа, но законченная работа представляла собой идеально симметричную композицию с богато орнаментированными рамочками по краям и арочным проемом в центре, где вокруг священного символа — Животворящего Креста, святой купели, деревянного храма с луковичной главкой или лучистого Солнца-Ярилы — сходятся русские крестьяне и горожане с лицами латиноамериканских идолов и телами, сплошь покрытыми татуировками ("Они так разговаривают",— объяснял художник). И эти странные, сумрачные православно-языческие мандалы, где, как утверждал Василий Романенков, отразились его воспоминания о родной смоленской деревне и впечатления от московской жизни, дают на свой лад образ гармоничного и разумного космоса.

Чего-чего, а гармонии от современного искусства никто не ждет, хотя именно оно с его пафосом эксперимента, поиска и отказа от единственно верного канона приучает зрителя к мысли о множественности индивидуальных гармоний. Гармонии и умиротворения ждут от церкви, но, увы, все реже их там находят. Этого, впрочем, никак не скажешь о монастырском Музее органической культуры, примирившемся с современным искусством и примиряющем внутри себя столь разные художественные системы.