Мерил Стрип в фильме "Август: графство Осейдж"

Премьера / драма

В прокат вышла экранизация популярной пьесы "Август: графство Осейдж" (August: Osage County) Трейси Леттса. Картина грозит четвертым "Оскаром" Мерил Стрип, номинированной за роль больной раком и обремененной тяжелым характером матери большого семейства. Родственные раздоры не без испуга два часа наблюдала ЛИДИЯ МАСЛОВА.

По нервному рисунку роли игра Мерил Стрип напоминает о еще одном фильме по знаменитой пьесе Эдварда Олби "Кто боится Вирджинии Вулф?", где примерно такую же душную, но колоритную особу играла Элизабет Тейлор. О ней "Август: графство Осейдж" напоминает в одном из первых эпизодов, когда героиня журит дочку, не привыкшую краситься: "Единственная женщина, которая могла показываться без макияжа,— это Элизабет Тейлор, да и та носила тонны косметики". Сама Мерил Стрип тут появляется на экране в самом разном, иногда совсем неприглядном виде, даже без парика, под которым героиня прячет остатки седых волос, однако некий избыток мейк-апа, если так можно выразиться, присущ всему фильму — в смысле густоты эмоциональных красок. При просмотре картины, снятой видным телевизионным продюсером и сценаристом Джоном Уэллсом (это вторая его полнометражная режиссерская работа), чувствуешь себя немного как театральный зритель в первом ряду, на которого с актерских лиц сыплются куски штукатурки, намазанной слишком толстым слоем. Сама пьеса-то, может, и неплоха, и режиссер неглуп, но уж больно жирно малюет по своему психологическому полотну: там, где нужна тонкая кисточка для нюансов, автор словно орудует лопатой (лопата, кстати, и в буквальном смысле становится одним из инструментов, подталкивающим сюжет,— за нее молча хватается прислуга-индианка (Мисти Апхэм), наверное, утомленная чрезмерным многословием бледнолицых невротиков).

Мерил Стрип в "Августе" правит бал и качественно, и, так сказать, количественно: в одной из первых сцен величайшая из живущих актрис с привычным выражением профессионального всемогущества на лице сидит перед трельяжем, так что в кадре оказывается словно бы треглавая Мерил Стрип, и каждая из голов, слегка повернутых под разными углами, выражает сложный спектр эмоций. От этого актерского великолепия вскоре начинает чуточку рябить в глазах и звенеть в ушах, поскольку персонажи фильма часто норовят повторить одну фразу несколько раз на разные лады. Возникает впечатление, что ты присутствуешь на репетиции или смотришь студенческие этюды, участники которых словно подначивают друг друга: давай я пять раз скажу, например, слово horseshit, а потом ты повторишь, но чтобы оно звучало совсем по-другому. А когда "Август" все-таки пытается походить не на театральное представление, а на кино, то выглядит это так, как если бы кинорежиссер из снятых пяти дублей не выбирал один, а монтировал подряд все имеющиеся, оставляя выбор на усмотрение зрителя — примерно как складывают в семейный альбом все удавшиеся фотокарточки, даже если они не отличаются особым разнообразием лиц, мизансцен и декораций.

Нельзя сказать, что такой подход позволяет фильму взять какие-то новые высоты в почтенном жанре семейной драмы с выниманием многочисленных скелетов из шкафов, поводом для которого становится решение мужа (Сэм Шепард) постоянно взвинченной таблетками и алкоголем героини потихоньку выплыть на лодочке на середину озера и утопиться. На похороны собираются три его дочери. Старшая (Джулия Робертс) — самая злая и мрачная, дающая своей дочери-подростку (Абигейл Бреслин) суровый материнский наказ: делай что хочешь, только не вздумай умереть раньше меня. Средняя дочка (Джулианна Николсон) — самая сдержанная и безобидная, чем наслаждается монструозная мама, шпыняющая ее за непривлекательный внешний вид. Зато вечную женственность в ее самом комичном проявлении олицетворяет младшая сестра (Джульетта Льюис), хорошенькая и глупенькая, непонятно откуда взявшаяся в такой проблемной семье и слишком радующаяся своему новому жениху на "феррари" (Дермот Малруни), чтобы хоть немножко расстраиваться из-за смерти отца. Впрочем, не выглядит убитой горем и вдова: после похорон этот деспотичный "матриарх", благо рак горла не мешает ей драть глотку, как не каждый здоровяк умеет, для начала отчитывает мужчин, усевшихся за стол без пиджаков: "У нас тут не петушиные бои, а поминки", а затем, нацепив на траурное платье большую брошку со скорпионом, по очереди язвит всех присутствующих, и чувствуется, что яду у нее хватило бы еще на несколько многолюдных поминок. Таким образом, с короткими мирными передышками термоядерная раковая больная протягивает действие через несколько витков взаимных разоблачений, признаний, обвинений, битья посуды и рукоприкладства. Смотреть на это тем более утомительно, что в интерпретации Джона Уэллса драматургический первоисточник потерял оттенок черной комедии, зато повысил градус бабьей истеричности — и, пожалуй, трудно не согласиться с решением продюсера Харви Вайнштейна приделать "Августу" более просветленный и умиротворенный по сравнению с пьесой финал, подарив измученному зрителю на прощание хоть немного тишины и покоя.