Андрей Смоляков о новом формате работы в кино

В российский прокат вышел фильм "Вий". Главные роли в картине сыграли Андрей Смоляков, Алексей Чадов, Валерий Золотухин и Нина Русланова. К гоголевским персонажам присоединился еще один герой – картограф Джонатан Грин. Эта роль досталась Джейсону Флемингу. По сюжету фильма французский путешественник отправляется исследовать далекие земли и попадает на загадочный хутор. С исполнителем роли отца Паисия – актером Андреем Смоляковым – встретилась обозреватель "Коммерсантъ FM" Арина Мороз.

— Андрей, год только начинается, а у вас уже две премьеры. В прошлом году был "Сталинград" в конце года, сейчас — "Чемпионы", и вот теперь "Вий". Что-то изменилось в нашем кино? Или это просто вам так везет?

— Наверное, просто везет.

— Кино больше не стали снимать?

— Нет, безусловно, кино стало больше. Я не знаю, чем это продиктовано. Наверное, и помощью Фонда кино, и тем, что продюсерские наши компании стали мудрее. Радует другое — люди стали радеть за качество.

— Мы сейчас с вами фильм увидели впервые — и я, и вы. Очень неожиданно, на мой взгляд.

— Я участвовал в съемках, видел все эту технологическую сторону, всю эту машинерию и прочее. Это такой был радостный и трогательный просмотр. На самом деле, я смотрел с полуоткрытым ртом, скажу так скромно.

— Я слышала, что актерам не давали читать сценарий. Вам тоже?

— Нет, мне нельзя было не давать читать сценарий, потому что я должен был его прочитать по причине, так сказать, своего персонажа.

— Вы были единственным актером, который знал, чем все закончится?

— Так или иначе. В кино можно жить так, когда ты не знаешь, чем будет заканчиваться история, даже при наличии сценария ты все равно не можешь быть до конца уверен в конечном результате и в конечном выводе, в финале.

— Это удивительная история: фильм еще не вышел, но уже много было каких-то статей о том, что извратили Гоголя, что что-то там навертели… Но мне кажется, тем приятнее увидеть результат.

— Это у нас традиционная, в последнее время часто встречающаяся формулировка: "Я фильма не видел, но осуждаю". Пишут это в контексте того, что вдруг узнают, что там снимался английский актер Джейсон Флеминг, — по-моему, бред сивой кобылы, — или что написано "по мотивам Гоголя". Мне кажется, что авторам сценария как раз удалось сохранить вот этот дух гоголевский, что, на мой взгляд, является самым важным. Там есть и юмор, там есть и боль, там есть и мистика. Если так цинично говорить, там "всем сестрам по серьгам роздано" — то, что, собственно, и Николай Васильевич в своей прозе и драматургии раздавал.

— Очень необычная картинка. Где все это снималось? Это натурные съемки или там много компьютерной графики?

— Снималось довольно-таки большое количество сцен непосредственно в декорациях. И эти декорации живые, это работа замечательных художников и наших, и чешских. Снимали мы все это в Чехии, там строились павильоны, и натурные площадки тоже были все в Чехии. Конечно, все-таки на дворе XXI век, и есть большое количество сцен, сделанных при помощи компьютерной графики, которая здесь, мне кажется, весьма на высоте.

— Фильм сделан в 3D-формате. На съемках это как-то отражалось? Хотя у вас же был "Сталинград"…

— Нет, это было в первый раз, "Сталинград" уже был потом. Мы начали снимать-то семь лет назад эту картину. Могу сказать, что, наверное, сложно с технической стороны вопроса — эту камеру долго собирать. Я не люблю смотреть то, что мы отсняли, эпизоды. Но в первые же съемочные дни наш режиссер Олег Степченко меня заставил посмотреть. Я ему благодарен, что он все-таки меня заставил, потому что 3D-изображение все-таки требует немножко другой пластики от актера. Если говорить о нашей профессии — она не терпит суеты, суетливых движений.

— Многие вас знают, прежде всего, по театру — по любимой "Табакерке". Что там в ближайшее время?

— Как я говорю, последние три года я не нужен почему-то русскому театру. Наверное, Олег Павлович и режиссеры, которые работают с ним, не очень понимают, какой материал для меня будет наиболее адекватен. Это с одной стороны. А с другой стороны, вы правы — несколько премьер за последнее время. Кино на какое-то время забрало большую часть рабочего времени в свою сторону. Это и не хорошо, и не плохо, это нормальная работа. Сегодня в кино, значит, завтра будет в театре.

— Зато в начале года две премьеры, поэтому я не могу вас не спросить о "Чемпионах". Эта лента сделана перед Олимпиадой. Вы сами будете смотреть Игры, будете болеть?

— Конечно, буду болеть. Я очень люблю спорт во всех его проявлениях, за исключением малого количества видов спорта. Что касается фильма "Чемпионы", то там как раз моя новелла — о Круглове. Это биатлонист, который продал свою золотую медаль ради того, чтобы ребенок — его сын — мог тренироваться; и сын отплатил отцу тем, что он с Олимпиады привез медаль, которую заработал. А биатлон – это неотъемлемая часть моей жизни. Я могу сфилонить, опоздать на репетицию, на спектакль не имею права опаздывать, но могу задержаться, досмотреть результат на финише. Я люблю биатлон, на самом деле. Олимпиаду буду смотреть, буду смотреть по телевизору. Я тут попробовал как-то посмотреть биатлон, когда его привозили в Москву, и все равно я вдруг поймал себя на том, что все равно прилип к экрану, к монитору, который был на стадионе, видимо, уже это так задано для меня. И, конечно, буду смотреть хоккей и фигурное катание. Да нет, я буду все смотреть.

— Я была на премьере "Чемпионов". Если не знать нашей истории, истории наших олимпийских побед, то кому-то может показаться, что это фантастика, так не бывает. Даже ваша история  отец продал свою олимпийскую медаль ради ребенка. Но это наше, это наша история, это было вчера.

— Когда мне предложили эту историю, то я согласился, даже не задумываясь. Я даже не спрашивал, кто режиссер, что и как, какой гонорар, потому что это действительно просто такая мощная человеческая история, по большому счету, на шекспировском уровне. Это практически осязаемые вещи. Там про конькобежку Журову – это история нескольких секунд, если брать во временном пространстве. У спортсмена самое такое высокое, что может быть в жизни — это Олимпиада, правильно? И я имею в виду профессиональное, человеческое. Здесь, когда твой пот, вся твоя жизнь, начиная с семи-девяти лет, была посвящена на протяжении 15 лет одному — это поступок в высоком смысле.

— Что же, будем болеть за наших, будем смотреть кино?

— Я думаю, что будем болеть за наших, а потом кино посмотрим. Все-таки надо две недели поболеть.