"Подобная трактовка может спровоцировать дополнительный интерес к нацизму"
За критику СССР будут сажать. Как сообщает газета "Ведомости", авторы законопроекта о наказании за реабилитацию нацизма внесли поправки в документ: критиковать будет запрещено не только действия войск союзников, но и Советский Союз.
Историк Андрей Мартынов ответил на вопросы ведущих Дарьи Полыгаевой и Олега Богданова.
Согласно законопроекту, тех, кто обвиняет СССР в совершении преступлений во время Второй мировой войны, ждет штраф до 300 тыс. руб. или три года тюрьмы. За те же действия средства массовой информации будут наказывать штрафом до 0,5 млн руб. или тюремный срок до пяти лет. Штрафовать будут и за отрицание фактов и одобрение преступлений, установленных Нюрнбергским трибуналом.
Д.П.: Как вам такие предложения?
А.М.: Они меня очень сильно пугают по одной простой причине: на мой взгляд, подобная трактовка и подобная статья может просто спровоцировать дополнительный интерес к нацизму. То есть она будет иметь прямо противоположный эффект, потому что никто не отменял такую психологическую особенность человека, как тяга к запретному плоду.
Это, в данном случае, может иметь тот же эффект, какой в 70-80-е годы имела место тенденция КГБ и других правоохранительных органов по изъятию так называемой запрещенной литературы. Я имею в виду ту литературу русского зарубежья, которая завозилась сюда и подлежала изъятию, так как имела в себе отличную от коммунистической тоталитарной идеологии трактовку событий.
О.Б.: Как историки будут работать, если будет такой закон? Потому что есть много фактов различного типа, противоречивых.
А.М.: Вы знаете, я даже думаю не только про историков, но и про ветеранов. Например, был такой ветеран, ныне, к сожалению, покойный, Николай Никулин, и он был исследователем живописи Северного Возрождения в Эрмитаже. Он написал очень пронзительную книгу воспоминаний о войне, где честно писал о тех преступлениях, которые совершали советские военнослужащие в Германии, в частности, что имели место грабежи, имели место факты насилия над гражданским населением. Я думаю, что если сейчас, предположим, появится еще одна подобная книга какого-то ветерана, участника войны, его тоже будут за это сажать или штрафовать.
О.Б.: Здесь же просто историческая правда, она тоже разная бывает. Наши тоже в общем, отличались. Но командование пресекало это. Был специальный приказ, насколько я помню. По-моему, даже в мемуарах Жукова есть об этом, что расстреляли одного полковника или капитана. Вот показательные расстрелы были.
А.М.: Совершенно верно, они были. Этого никто не отрицает. Дело в том, что просто, исходя из воспоминаний Никулина и некоторых других источников, получается, что это было достаточно массовым явлением или относительно массовым. Тут просто нужно точно смотреть, изучать статистику, в том числе, соответствующих репрессий, которые против насильников и уголовников применялись.
О.Б.: Наши боролись, и солдат можно было понять, правильно. А я о другом хочу спросить: как законодательно, если это будет принято, все это дело регламентируют? Потому что и исторический интерес, и журналистский возникает к этим процессам. Как они регламентируют что можно, чего нельзя? По-моему, даже в Советском союзе, была такая негласная, политическая установка, но законов никаких запрещающих, допустим, анализировать гражданскую войну или что-то такое, даже Великую Отечественную, не было. Потому что работы исторические самые разные выходили.
А.М.: Вот это тоже меня беспокоит, потому что я плохо представляю, как теперь можно будет, например, говорить о начальном этапе войны, когда ошибки в планировании привели просто к разгрому кадровых армий летом-осенью 1941 года, или же, опять-таки, когда ошибки планирования 1942 года, попытка вытеснения нацистских войск из оккупированных территорий обернулись несколькими довольно крупными поражениями под Севастополем, Харьковом.
О.Б.: И под Харьковом, да, что в итоге к Сталинграду привело.
А.М.: Под Харьковом, Севастополем. Опять-таки, разгром второй ударной армии, пытавшейся деблокировать линию. Я сейчас читаю интервью Ирины Яровой, касаемо этого закона — у нее есть, довольно интересные фразы: "То, что мы видим сегодня, попытки возрождения националистических видений бандеровских движений — подтверждение того, что закон должен работать на упреждение". Вот, мне кажется, именно с этим — с недоброй памятью Евромайдана связана нынешняя инициатива, точнее, ее продолжение.
Мне кажется, что если бы мы вместо того, чтобы эти деньги давать Украине, чтобы она не входила в Европу, в Евросоюз, тратили бы их, вспомнив о том, что мы по Конституции социальное государство, на помощь пенсионерам, малоимущим, было бы лучше.
О.Б.: Андрей, мы про законопроект говорим, правильно? Давайте как-то придержемся тематики.
А.М.: Хорошо, просто мне кажется, что тогда этой опасности не было бы просто.
Д.П.: То есть от Украины все пошло?
О.Б.: Да, нет, это не от Украины, я думаю, что это произошло от непонимания: чего мы — государство российское — наследник: Советского Союза или Российской империи? По-моему, неопределенность в этом отношении будет вызывать все время такие законопроекты.
А.М.: Согласен, да.
О.Б.: СССР — хорошо или плохо, да? У нас нет определенности.
А.М.: При том, что Российская империя является жертвой Советского Союза.