Какие завоевания приносят убытки

$4 871 500, или более $63 млн по нынешнему курсу, потраченные на помощь белым армиям во время американской интервенции в РСФСР, правительство Соединенных Штатов включило в 1922 году в сумму долга красной России перед Соединенными Штатами. Кроме того, в Вашингтоне обсуждался размер выплат, которые нужно потребовать за имущество американцев, утраченное на востоке России, после того как они были изгнаны. Ничего странного в этом подходе не было. Если интервенты не тратились на приобретение симпатий местного населения, то впоследствии приходилось подсчитывать убытки и искать возможность их компенсировать.

ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Незабвенные поляки

Во времена, когда обширные области и целые страны регулярно завоевывались недругами, определить, кто же на самом деле новый властитель — освободитель или оккупант, не всегда было возможно, а главное — нужно. Возьмем Смоленское княжество. Эта часть русских земель за свою долгую историю неоднократно переходила из рук в руки. В XIII веке она попала под власть ордынцев, на рубеже XIV-XV веков вошла в состав Литвы, в XVI веке ее отвоевала Москва, а в Смутное время она оказалась под властью Речи Посполитой. Только после начала в 1654 году Русско-польской войны Смоленское княжество вновь и навсегда стало частью российского государства.

Результаты таких перемен сказывались и через много лет. Смоленское дворянство и век спустя после присоединения к России продолжало считать себя частью польской шляхты и отделяло себя от русского правящего класса. Российским государям пришлось приложить немало усилий, чтобы вытравить сознание превосходства над русскими из умов смоленских дворян. Один из них, Л. Н. Энгельгардт, чьи предки получили смоленские земли от польского короля Сигизмунда III, писал:

"Я родился в 1766 году... Отец мой был действительный статский советник и кавалер св. Владимира 2-й степени, Николай Богданович; мать моя была из рода Бутурлиных, Надежда Петровна; замечательно, что он из смоленских дворян был в числе первых женившихся на Великороссиянке, ибо со времен завоевания царем Алексеем Михайловичем Смоленска они, по привязанности к Польше, брачились вначале с Польками, но как в царствование императрицы Анны Иоанновны были запрещены всякие связи и сношения с Поляками, даже ежели у кого находили польские книги, того ссылали в Сибирь, то сперва по ненависти к Русским, а потом уже по обычаю все Смольяне женились на Смольянках. Поэтому, можно сказать, все смоленские дворяне между собою сделались в родстве. Первый женился на Русской Яков Степанович Аршеневский, второй — отец светлейшего князя Григория Александровича Потемкина".

Как утверждали современники, любовь смоленских дворян к польским оккупантам объяснялась тем, что в Речи Посполитой шляхта имела больше прав, привилегий, чем русское дворянство, а кроме того, несла меньше тягот и платила значительно меньше податей. Поэтому смоленским помещикам при польском владычестве жилось куда вольготнее, зажиточнее и веселее, чем при русских царях.

В 1812 году приятными воспоминаниями смоленских дворян о прежних временах попытались воспользоваться французские оккупанты: они решили создать в Смоленске новую систему власти, включавшую местное самоуправление по французскому образцу.

"Во главе всего управления,— писал смоленский историк В. М.  Вороновский,— поставлены французские военные чины. Интендантом города Смоленска Наполеон назначил генерала французской службы Армана-Шарля Виллебланша, а исполнение должности военного губернатора возложил сперва на Коленкура... комендантом города назначен Бозет, а комиссаром по продовольственной части Сиов. Для управления Смоленской губ. были учреждены верховная комиссия, городской муниципалитет, уездные по участкам комиссары и их помощники. Верховная комиссия, состоявшая под председательством интенданта, должна была осуществлять соответствующие задачи интендантского управления по продовольствию армии и составлению запасов. Членами ее были помещик Голынский, Фурсо-Жиркевич и переведенный позднее из муниципалитета Санко-Лешевич. Члены верховной комиссии предписывали комиссарам, согласно повелениям интенданта, об устройстве на местах участков, о присылке сведений о помещиках, казенных крестьянах, о заготовлении провианта и фуража, о высылке людей в Смоленск и прочее. Муниципалитет содействовал главным образом целям верховной комиссии, имея, однако, и некоторые самостоятельные функции по устроению в городе внутреннего порядка и безопасности. Муниципалитет состоял из 10 членов и 30 разных других чиновников, исправлявших должности,— переводчиков, писцов, казначеев и комиссаров, назначенных для разъездов. В состав муниципалитета входили захваченные на месте жители, лица самого разнообразного общественного положения: чиновники, купцы, разночинцы; все они вступали на французскую службу обыкновенно по принуждению. С 12 августа смоленский интендант Виллебланш занялся сформированием смоленского муниципалитета. Мэром города был назначен В. М. Ярославцев, товарищем его — Рутковский, а генеральным секретарем — учитель смоленской гимназии Ефремов".

Однако работало новое самоуправление крайне скверно.

"Виллебланш,— писал Вороновский,— неоднократно требовал от муниципалитета более деятельного участия в делах управления. Он приказывал, чтобы заседания его продолжались не менее как до 2 часов дня, чтобы в учреждении всегда находился дежурный член и чтобы на все его запросы немедленно давались обстоятельные ответы. Однако все такие требования и настояния не имели успеха. Недовольный Виллебланш пишет: "Я просил вас, г. мэр, продолжать заседания до 2 часов. Я посылал в муниципалитет в 1 час, а там не было даже приказного". В другой бумаге он с досадой указывает мэру на его бездеятельность: "Г. мэр! Требуя от вас почтарей для организуемой мною теперь почты, я желал, чтобы они были присланы тотчас же; но вам всегда надо писать о самом простом деле по три раза. Прошу вас озаботиться этим немедленно и предупреждаю, что не приму никаких оправданий"".

Однако просьбы и приказы не действовали, и 15 сентября 1812 года Виллебланш писал членам муниципалитета:

"Государи мои! К крайнему прискорбию, нужно мне вас упредить, что не могу быть довольным нерачительностью вашею к службе вашего отечества. Сего утра в начале 9 часа не находилось в муниципалитете никого из членов, даже самого мэра. Никто не трудится с усердием. Я уведомляю вас, хотя это и с прискорбием моим будет соединено, что если это продолжится, то принужден буду употребить строгие меры! Затем, как члены муниципалитета, имеете вы совершенно в законной власти всех жителей, поэтому господам Рейнеке, Каховскому и Санко-Лешевичу следует в заседании сделать строгий выговор и предостеречь их, что с ними может последовать нечто неприятное".

Можно делать разные предположения, почему смоляне упорно не желали работать во французской администрации, от страха перед грядущим наказанием за измену до обыкновенной всеохватной лени. Однако, вероятнее всего, причина в том, что французы в отличие от поляков ничем не улучшили жизнь ни одного из сословий Смоленской губернии. У помещиков отбирали все запасы и временами жестоко карали за неподчинение новой власти. Крепостным крестьянам обещали волю, но так ничего и не сделали для их освобождения. А жителей городов беззастенчиво обирали и эксплуатировали. В показаниях чиновника духовной консистории — управления епископа Н. Великанова, данных в ходе расследования дела об измене, говорилось:

"Находился он, Великанов, при своем доме, который хотя и цел остался, но во многих частях разорен, и имение все хорошее — одежда, хлеб, посуда разграблены, кроме оставшегося одного сюртука фризового, жениной ветхой шубы, книг и образов на стенах да маловажных мелочных вещей, коих французы не брали. Он, Великанов, употребляем был в работу ежедневно возить и носить на себе воду, бить скотину на мясо, вытаскивать падлину; из лазарета выволакивать мертвых французов и в лазарет больных, очищать мерзости французов и во всякие трудные и гнусные работы был употребляем со изнурением его, Великанова, здоровья, и неоднократно был бит, да и повсечастно ожидал себе, равно жене и сыну, смерти, которая по тогдашним обстоятельствам казалась неизбежной".

Предсказуемые немцы

Как показывал опыт, отношение к оккупантам и в дальнейшем зависело от того, что они делают для населения подвластных территорий. Или хотя бы его части. В 1918 году западную часть России оккупировали германские войска, на севере высаживались англичане, а на Дальнем Востоке началось вторжение японских, американских и союзных с ними войск. И далекие от симпатий к большевикам, но еще по какой-либо причине не запрещенные газеты подробно освещали жизнь на оккупированных территориях.

Отношение к немцам, судя по публикациям, было почти однозначно отрицательным. Недавние главные противники в мировой войне приносили огромные бедствия гражданам новой России. Хотя при этом никто и не спорил с тем, что с приходом германцев воцарялся относительный порядок, полностью или частично прекращался бандитизм.

"С первых дней захвата Пскова,— писал "Петроградский голос" 16 марта 1918 года,— германцы начали вводить свой железный режим: всюду поставлены военные патрули, а по улицам разъезжали германские автомобили с офицерами и разбрасывали печатные листки с указанием, что жители должны делать.

Все мужское население было обязано явиться в указанные пункты за получением особых пропусков или паспортов, без которых никто не мог выйти на улицу. Громадное число молодых людей было взято германцами в станционные казармы и вместе с большинством наших пленных солдат отправлены в Вильну".

Однако некоторые действия оккупантов не могли не вызвать одобрения обывателей:

"С необыкновенной быстротой и аккуратностью всем жителям города были розданы германские продуктовые и хлебные карточки.

Всем торговцам была объявлена новая такса на продукты. Малейшее отступление от таксы, утайка товаров или какое-либо мошенничество наказывалось необычайно скоро и строго.

Через три дня Псков стал неузнаваем. Город очистился, магазины открылись, и масса публики и приезжих крестьян переполнили рынок и улицы.

Во всех церквах возобновилось богослужение, а в кинематографах появились пивные буфеты, украшенные германскими флагами. Цена нашего рубля сравнена с маркой. "Керенки" принимаются также охотно.

В Пскове осталось все городское духовенство и духовная консистория. Псковский епископ Евсевий задержался в Москве, где присутствовал на церковном соборе. Духовенство осталось без архипастырского руководительства. Согласно законам, в подобных случаях разрешение текущих дел принимает на себя церковная консистория".

Но немцы с пугающей пунктуальностью брали на учет все съестные припасы, под страхом расстрелов конфисковали все до последнего зернышка и отправляли на родину.

И уже в апреле 1918 года газеты начали писать, что в благодатном Киеве цены на продукты поднялись до того же уровня, что и в голодающем Петрограде. Ржаной хлеб стоил немыслимые до революции деньги — рубль за фунт, а фунт сливочного масла — 15 рублей.

Ко всему прочему в апреле 1918 года после оккупации германцами Гельсингфорса — нынешнего Хельсинки, который еще недавно был столицей входившего в Российскую Империю Великого княжества Финляндского, начались ожесточенные гонения на русских и фактическое изъятие их собственности.

"Финляндское правительство,— сообщали газеты,— по взятии Гельсингфорса германцами издало распоряжение о принудительном выселении русских граждан. Им предложено незамедлительно зарегистрироваться, чтобы к 20 апреля покинуть Гельсингфорс. В объявлении губернатора категорически заявлялось, что лица, не выехавшие в назначенный срок, будут немедленно арестовываться. В других местностях Финляндии срок выезда был обусловлен пятью-шестью днями со дня распубликования распоряжения на месте. Одновременно с изданием этого распоряжения был произведен ряд арестов среди русских.

Эти репрессии вызвали настоящую панику среди русских. Многие из них живут здесь долгие годы, оставаясь совершенно в стороне от политической борьбы. Под влиянием этой паники и угрозой ареста началась спешная распродажа квартир и ликвидация личных дел. Имущество, накопленное годами, шло за бесценок".

Естественно, после таких действий германцев и их новых союзников отношение к немецкой оккупации ухудшилось до крайности.

Совсем по-другому смотрели на высадившихся сначала на Мурмане, а потом в Архангельске англичан. Газеты голодающего Петрограда с завистью описывали каждый прибывший вслед за оккупантами груз продовольствия, его состав и вес всего привезенного. А также нормы выдачи муки, сахара и всего прочего обывателям. Правда, тон публикаций несколько изменился после того, как англичане начали добровольно-принудительный набор в русские воинские части, куда офицеров принимали рядовыми и предлагали мизерное жалованье. Разочарование усилилось после снижения норм снабжения и начала арестов не только большевиков, но и любых подозрительных элементов.

"Начались массовые облавы,— говорилось в "Истории Гражданской войны",— аресты и расстрелы коммунистов и сочувствующих им. Слуга интервентов Чайковский начал свою деятельность с того, что издал приказ об аресте всех членов губернских и уездных Советов и, по усмотрению местных белогвардейских властей,— членов волостных комитетов. Были арестованы многие профсоюзные и кооперативные работники. Арестовывались члены комитетов деревенской бедноты, на "учет" было взято почти все население оккупированного Севера.

За год оккупации территории, население которой насчитывало 400 тысяч жителей, через одну только архангельскую губернскую тюрьму прошло 38 тысяч арестованных. Из них было расстреляно 8 тысяч и свыше тысячи человек умерло от побоев и болезней".

Естественно, ни о какой поддержке интервентов не могло быть и речи.

Ненавистные американцы

Похожая картина наблюдалась и на Дальнем Востоке. Представители бывших союзников России по Антанте считали, что в Сибири и Приморье большевиков удастся разбить малыми силами. Во время их заседания в январе 1918 года в Яссах утверждалось:

"Трех или четырех японских или американских дивизий хватило бы для уничтожения власти большевиков... Многочисленные союзные технические эксперты заявляют, что присылка в Россию американцев или японцев для выполнения каких бы то ни было целей и удержания восточных пунктов Транссибирской восточной железной дороги, после их занятия союзниками, не представляет больших затруднений. Несколько бронепоездов смогут легко обеспечить контроль над дорогой".

К такому же выводу месяцем позже пришел Верховный военный совет Антанты:

"1) Оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба эти города, дает такие военные преимущества, которые перевешивают любые политические соображения; 2) рекомендуется, чтобы эту оккупацию провели японские войска после того, как Япония представит приемлемые гарантии... 3) вопрос об оккупации железной дороги в будущем будет решен союзными правительствами в соответствии с развитием обстоятельств".

Союзники опасались, что, получив их согласие, Япония захватит огромные территории на русском Дальнем Востоке. И время показало, что их опасения не были напрасными. Японцы делали все, чтобы привлечь на свою сторону тех, кто пострадал от большевиков,— представителей прежних имущих классов. Один из самых видных дальневосточных предпринимателей С. Д. Меркулов, в 1921-1922 годах возглавлявший Временное Приамурское правительство, 15 марта 1919 года писал своему компаньону:

"По свержении большевистской власти в Хабаровске вынужден был выехать в Хабаровск, Благовещенск и на прииска, чтобы узнать, что осталось от большевистского господства в тех предприятиях, в которых участвую я, а в некоторых, как в Нижнеселеджинском золотопромышленном т-ве, и Вы. Во время езды на пароходе из Хабаровска в Благовещенск я начал писать Вам подробное письмо, но так его и не кончил, хотя написал уже страниц 16. Не написал, значит, и не отправил. Причина — чрезмерная занятость делами в период с 1-го сентября по сей день и неохота писать, когда знаешь, что американская цензура ничего из правды не пропустит (а у нас здесь есть и американская цензура). Вернулся я во Владивосток из поездки только 23-го декабря и с тех пор продолжаю возиться по восстановлению дел, испорченных большевиками. Буду стараться писать Вам кратко. После большевиков я получил обратно захваченный ими пароход. Теперь его ремонтирую, причем ремонт обойдется около 125 000 рублей теперешними рублями, как я называю их, гривенниками. Пароход мною был приобретен в 1916 г. от моих больших друзей из Акционерного о-ва "Сормово", у которых я работал с конца 1915 г. Прииска тоже получил обратно. Сношения с правлением сейчас нет, и я вожусь один. Не знаю, что делать — ликвидировать их или дело продолжать, что при настоящем состоянии края и настроении рабочих и служащих крайне трудно. На приисках нам большевики принесли убытка свыше 400 000 руб., а если считать захват сделанных накануне воцарения большевиков открытий, то это несколько миллионов. Кроме того, мы не знаем, что произошло с запасами золота, которые отправлены в Москву летом 1917 г. Этого золота там находилось по курсу того времени на 500 000 руб. Если бы это золото не пропало, то заработок наш был бы в 1917 г. по 4000 рублей на пай, стало быть, на Вашу часть 12 000 рублей. Все наши деньги, обращенные в акции нефтяных предприятий, мои и Ваши, всего на сумму 43 000 рублей по 1 июня 1917 г., остались теперь в Сибирском банке в Петрограде, и судьба их мне неизвестна".

Кроме деловых вопросов Меркулов писал эмигрировавшему компаньону и о жизни в стране в целом:

"Что пережила Россия, Вы себе и представить даже не можете. Много пережил и русский Дальний Восток, хотя того, что он пережил благодаря японцам, даже сравнить нельзя с пережитым и еще переживаемым Европейской Россией. У меня большевики убили любимого племянника. Мучили двое суток в Благовещенске мою старуху мать за то, что другого моего племянника, ее внука, ей удалось отправить на китайскую сторону. Всего убито в Благовещенске большевиками свыше 3000 человек "буржуев". Спаслись только те, кто успел убежать на китайскую сторону. Во Владивостоке брат мой старший также был уже захвачен большевиками, но спасся бегством благодаря своей находчивости и силе. Я остался около шести месяцев на спичечной фабрике частью под защитой японского флага, частью под защитой организованного мною отряда в шесть человек чехов. В течение нескольких месяцев ночей не спал, был наготове вооруженным с ног до головы. При свержении большевиков меня чуть не убили чехи, ошибочно приняв за председателя Совдепа. Выстрелили в меня 18 зарядов, но я успел сесть на быструю лошадь, так как дело было за городом. Спасся чудом. Бог спас. Иначе никто из близких не думает. Теперь мы живем под защитой японцев. Если бы не было этих наших благодетелей, то большевики при поддержке американских "войск" не оставили бы живыми никого. Английских же и французских войск здесь нет. В общем, у нас чувствуется поворот к лучшему. Как бы начинается отрезвление".

Удивительно, но негодование Меркулова по поводу американских оккупационных войск разделяли и большевики. Они писали, что два американских полка, переброшенных во Владивосток с Филиппин, прежде участвовали лишь в подавлении разных народных восстаний, а один из них был своего рода американским "иностранным легионом", куда набирали бывших преступников, среди которых оказалось немало эмигрировавших за океан бывших подданных Российской Империи.

Меркулов явно не выносил этих новых американцев и обвинял их в поддержке большевиков:

"Большевизм был бы здесь уже окончательно ликвидирован, если бы не эти проклятые американцы. Приехали, скандалят, занимаются развратом, заразили венерическими болезнями весь край, глумятся над русскими, занимаются большевистской пропагандой, снабжают большевиков оружием, развращают организованные воинские части. Только вчера поймали 11 человек американских солдат при стычке с большевиками. В Хабаровске развратили целый военный русский казачий отряд, который убил своего командира и скрылся к американцам. Американцы высказывают презрение ко всем, кроме большевиков и крайних социалистов-разрушителей. Негодование против американцев в обществе возрастает все больше и больше. Сейчас, кроме двух газет, субсидируемых американским масонским обществом, все газеты ежедневно пишут о "подвигах" американцев. Хуже народа нельзя себе и представить. Вот если начнется большевизм в Америке, то, пожалуй, он проявится в таких разнузданных и жестоких формах, каких нигде в другом месте наблюдаться не будет... Все мы удивляемся, как хватает у Японии терпения не проучить этот народ. Ведь воины они — ниже критики. Все мы уверены, что если японцы за них возьмутся, то при невозможности вмешательства других народов они с ними покончат в несколько месяцев... Таковое здесь общее отношение к американцам. Исключение составляют проститутки, щедро оплачиваемые американцами, и то стали негодовать на них, ибо американцы всех их заразили, и крайние социалисты, большевики и наиболее непримиримые по отношению к христианству евреи. Они лишь видят в американцах друзей. Заправляют американцами здесь евреи-переводчики, бывшие русские дезертиры, эмигранты, уголовные преступники и тому подобные элементы".

К другим интервентам, по словам Меркулова, и отношение было иное:

"Совсем другое происходит у нас по отношению к незначительным, даже мизерным отрядам англичан, французов, итальянцев, канадцев и в особенности японцев. Все они прекрасные люди — приличные, вежливые. В особенности произошло по отношению к японцам чудо. Встретили американцев с радостью, а японцев с недружелюбием и ненавистью. А теперь что случилось? Американцев не переносят, японцы же пользуются всеобщим уважением и доверием. Им повсюду население подносит адреса, а крестьяне делают приговоры. Причины — удивительная корректность, честность и самопожертвование японцев. Они одни жертвуют собой, охраняя русское население от расплодившихся разбойничьих шаек, размножение и рост которых по неизвестным соображениям американцы так усиленно поощряют. Японцев ненавидят только большевики. Остальное же население по отношению к ним совершенно переродилось. Мы никогда даже не предполагали, что японцы могут быть столь корректны. Например, ни один японец не захватит ничего насилием у русского. Никто из них при нарушении интересов русских не пользуется у них защитой своего начальства. Да и случаи чрезвычайно редки. Если японцы попадут далее в Сибирь и Европейскую Россию, то через несколько времени приобретут всеобщую любовь русского населения, и если Россия при помощи Божьей со временем воспрянет, то русский народ будет самым верным и преданным другом Японии. Да, японцы оказались поразительно благородным народом. Уж как я их не любил, сколько я работал против них и выступал в своих книгах. А теперь стыдно всего этого и хотелось бы все это уничтожить. Русское население здесь теперь смотрит так: если России суждено возродиться, то она может возродиться лишь при помощи искренней Японии".

Однако как только японцы начали проводить карательные акции и воевать в полную силу число их приверженцев, как обычно, резко сошло на нет. Да и сам Меркулов, не дожидаясь полной и окончательной победы большевиков, эмигрировал не в Японию, а в Соединенные Штаты.

После изгнания интервентов с Дальнего Востока американцы долго подсчитывали понесенные убытки и выражали сожаление, что миссия не удалась, и население поддержало их врагов. Но если оккупация устраивает оккупируемых, значит, она весьма дорого обходится оккупантам.