Андрей Колесников — о сочинском паралимпийском триумфе и о том, благодаря кому это чудо случилось

Сочинская Паралимпиада завершилась для сборной России триумфом — в копилке 80 медалей, из которых 33 — золотые. Такого прежде не удавалось ни одной стране. Как удалось нашей и благодаря кому это чудо случилось, рассказывает "Огонек"

Андрей Колесников

Триумф нон-стоп

(Окончание. Начало в предыдущем номере)

Спринтерские лыжные гонки чуть не все тренеры смотрели в лаунж-зоне Паралимпийского комитета: снаружи был очень сильный снег и ветер. Я увидел депутата Госдумы Олега Смолина с провожатым (он отстаивает в Думе интересы слепых, но и зрячих тоже, а то они же иногда как слепые котята себя ведут).

Смолин остановился возле коллеги, депутата Михаила Терентьева, паралимпийского чемпиона и тоже ученика Ирины Громовой, и с интересом (по крайней мере, в голосе), спросил:

— Ну, какая обстановка?

— Полуфиналы идут,— начал рассказывать ему Терентьев.— Наши везде есть... О, вот они бегут!

— Кто? — с недоумением переспросил Смолин, поправляя свои черные очки.

— Стоячие,— пояснил ему Терентьев.— Один километр.

— А незрячие что? — спросил Смолин.— Как там?

— А, вот как раз... Отойдите! — попросил его Терентьев.— Вы перекрываете мне видимость! Дайте я посмотрю.

Звук доносился сразу из нескольких телевизоров по периметру помещения, поэтому Олег Смолин было заметался, не понимая, куда лучше отойти, чтобы за него все посмотрели.

Между тем утро перестало быть томным: в финал километрового спринта (стоя) вышли, например, шестеро россиян — по числу участников финала.

— Да,— качали головами тренеры,— такого и припомнить нельзя! Потому что такого не было.

А вообще в этот день предстояло шесть финалов.

Четыре-то из них мы выиграли.

Петушков стал четырехкратным. Михалина Лысова — трехкратной. На соседней горе Александра Францева взяла первое российское золото в горнолыжном спуске — и не знаю, почему, но не перестала печалиться. Мне казалось, она грустит, даже когда улыбается.

И опять почти ничего не было видно. На финише стоял и сокрушался тренер одного из наших, взявших серебро:

— 20-25 секунд потерял на стрельбе! А мог бы привезти 15-20 секунд! На золото шел...

— Ну а что,— сочувствовали ему,— все точно, как в первый день. Те же ошибки... Точное повторение!

Сюда, на финиш, подошли еще несколько тренеров.

— Сергей! Сергей!.. — кричала одна из них, тоже в черных очках, озираясь.

Она оборачивалась по сторонам, но ее провожатый, видимо, убежал в сердцах поздравлять кого-то из спортсменов.

На фоне общего счастья я вдруг обнаружил тут человека в полном отчаянии.

— Сережа! — кричала она в какой-то панике.— Да Сережа же!

Только что у нее все было просто замечательно, одна из ее подопечных, тоже слабовидящая, выиграла медаль,— и в одну секунду, как только ее оставил провожатый, жизнь просто рухнула.

Но тут нашелся Сережа. Хорошо, что она не видела, что он даже виноватым не выглядел, а выглядел счастливым.

— Сережа,— выговаривала она ему,— я не понимаю: ты со мной или я с тобой?

— Когда награждение? — интересовался еще один российский медалист.

Ему рассказывали, а его помощница на всякий случай повторяла организаторам:

— Нам обязательно нужна машина, а то мы с гор на канатке не спустимся...

Я уверен, что он спустился бы, но она правильно делала, что настаивала.

— Ну конечно, на машине...— успокаивала ее девушка-волонтер.

— Не промазал бы — и все было бы ровненько...— сокрушался тот же тренер.— А если уж промазал — беги!

— Да у него духа нет,— успокоил его коллега.

Рядом стояла Михалина Лысова, ждала своей цветочной церемонии и тревожно спрашивала у тренера:

— А ничего, что столько дистанций бегаем? Не отнимут медаль? Скажут, что мы ничего не пропускаем.

— Да нет, не отнимут! — смеялась тренер.— Не должны!

Слово "не должны" все-таки смутило Михалину Лысову.

Алена Кауфман, еще один чемпион этих Игр, в тот день взяла серебро.

— Сколько вам еще бежать? — спросил я ее.

— Еще две дистанции,— сказала она.

Ей не очень, по-моему, хотелось говорить.

— Чувствуете, что устали?

— Да, уже начинает наваливаться,— призналась она.

— Слава богу, завтра выходной.

Она кивнула с некоторым недоумением — похоже, что забыла об этом.

У нее была проблема с рукой.

— Врожденная травма,— нехотя рассказала она.— Родители работали на вредном заводе. Все считают, что из-за этого. Папа спортсмен был, греблей занимался, и он все сделал, чтобы я этого не чувствовала. В спортшколу меня отдал.

— И взяли? — удивился я.

— Конечно,— пожала она плечами.

— У нас в Семибратове, в Ярославской области,— сказал я,— наоборот, навсегда от уроков физкультуры освободили бы.

— У нас были разные школы,— констатировала она.

Это конец разговора, понял я.

В этот день наши вернулись в горную деревню с пятью золотыми медалями.

Серебро и бронзу считать, по-моему, перестали.

Дети

Поздно вечером в отеле "Поляна" горной деревни в "Арт-кафе" происходило закрытое мероприятие. Собралось очень много олимпийских чемпионов. Были несколько детей от 5 до 12 лет. Я видел, что это не просто детишки. У одного было когда-то обожжено лицо, и понятно, что мальчик перенес много операций по пересадке кожи и что операции продолжаются. Другой, его звали Сашей, феноменально быстро передвигался в ходунках на колесиках. Он ни секунды не стоял на месте: лавировал меж ног взрослых и меж их колясок. Догнать его мог один Алексей Быченок, накануне не догнавший в гонке на 15,5 километра только Романа Петушкова.

Все говорят, что у Быченка великолепный финиш, но и все равно он на своей коляске не успевал за Сашиными бегунками, когда тот рвался к выходу из "Арт-кафе".

Здесь были дети с неизлечимыми генетическими заболеваниями и с излечимыми онкологическими. Их всех привезли сюда по инициативе Ирины Громовой, а вечер придумали ее друзья, сотрудники правоохранительных органов, которые в свободное от этого вечера время обеспечивали безопасность олимпийских и паралимпийских объектов. Художественная часть вечера, на котором не было посторонних, лежала на их плечах.

Роман Петушков фотографировался со своими тремя золотыми медалями (четвертую ему к этому моменту еще не выдали), дети с лихорадочной скоростью накладывали на картонные тарелки батончики "Марс" вперемешку с рыбой под маринадом. Меж двух колонн, так, чтобы быть как можно меньше заметной, сидела в своей коляске Светлана Коновалова, положив между ног три свои медали, среди которых к этому моменту не было ни одной золотой, но я не сомневался, что будет.

Коновалова сторонилась, оказывается, не только журналистов (она сразу предупредила тренеров, что встречаться, по крайней мере на Паралимпиаде, ни с кем не будет). Она теперь сидела меж этих колонн и пристально смотрела на детей, которые, уже давно и безнадежно измазав рты, запихивали за большим круглым столом все новые и новые шоколадки.

Сама потому что детдомовская.

Иван Гончаров пришел сюда со своей сестрой и племянницей. Это он, когда занимался санками, вместе с товарищем Валерием Беспаловым вылетел из желоба трассы, сани упали на Гончарова, множественные переломы, ему в конце концов ампутировали ногу... Сестра стала его опекуном, потому что родителей не стало раньше, и выглядела она, надо сказать, помоложе Ивана. Жены Ивана, четырехкратной паралимпийской чемпионки Лондона по легкой атлетике (она в Сочи на церемонии открытия несла флаг российской сборной), тут сейчас не было, но на церемонию закрытия потом приехала.

Силами сотрудников правоохранительных органов был дан концерт. Сотрудники, водители и стрелки читали стихи собственного сочинения про Олимпиаду ("И здесь схлестнулись в феврале спортсмены, споря..."), пели песни. Александр Оника исполнил "Луч солнца золотого" — и всем девушкам и девочкам в кафе его коллеги разнесли мимозы.

"Вдруг между нами снова выросла стена!.." — и я видел слезы на глазах жены Сергея Шилова, мэра горной деревни и тоже бывшего ученика Громовой.

Эти Игры, конечно, стали триумфом Громовой, а один из спортсменов рассказывал мне после концерта, как ее убрали из легкоатлетической паралимпийской сборной, потому что врагов-то много, и как чуть не убрали накануне Игр из лыжной паралимпийской:

— Сказали, что Громова со всех спортсменов собирает деньги. Вспомнили одну историю... А мы в свое время договорились вместе с ней, что победители отчисляют по 10 процентов призовых в общий котел. Тогда призовые были 50 долларов, 100 долларов, потом гораздо больше. Эти деньги были очень нужны: вдруг быстро новую смазку купить, оплатить аренду помещения... Если бы делать это официально, то это всегда бы было уже поздно... И вот эту историю вдруг вспомнили. Но удалось отстоять... И эти люди, которые пошли против нее, выступают теперь в другой группе, под руководством других тренеров. И эта группа выступает здесь, конечно, хуже...

Только тут я заметил, что в зале не хватает нескольких призеров.

Ирека Зарипова, например, не было. Четырехкратный паралимпийский чемпион Ванкувера здесь пока выиграл только одну серебряную. Накануне я спросил Романа Петушкова, правда ли, что, как говорят, у них с Иреком Зариповым отношения так себе.

— Нет,— возразил Петушков.— Этого нет. У нас с ним отлично. Только он после Ванкувера политикой (хоть и на уровне облсовета.— "О") начал заниматься, а спорт и политика несовместимы никак.

Что-то, я понял, все-таки есть.

— Если человек приходит в этот спорт денег заработать, а такие приходят,— говорил мне на этом же вечере Михаил Терентьев,— то это бесполезно. Он придет очень талантливый, попросит квартиру, зарплату, а толку не будет никакого — он через полгода перестанет заниматься. Никакие деньги не заставят тренироваться два раза в день по четыре часа. И если человек бежит быстрее, это не значит, что он сильнее.

Это я запомнил.

Денис Мингазитдинов пел, что "до дембеля еще как до Луны...", и я понимал, что в этом небольшом кафе, где честью было спеть для этих людей Филиппу Киркорову и Андрею Макаревичу, долгожданным и родным был для них известный только взводному, его непосредственному командиру, Денис Мингазитдинов.

Никита Тимощук прочел стихотворение, посвященное чемпионам:

Вы много трудились,

Вы очень устали,

На лыжах ходили,

На санках катались...

Дольше всех аплодировал Роман Петушков.

Ахмед Али Султанов, парень лет 22, пел "Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь..." — и вы не видели, как танцуют девушки в инвалидных колясках? Как танцует Агжана Абдукаримова — крутя плечами, руками и телом под 360 градусов, и как кружится в коляске ее подруга?

Бешено аплодировали дети.

"Есть только миг..." " Полюбил..." Ахмед Али Султанов на глазах становился звездой.

Алексей Быченок достал Сашу из ходунков, сам остался в коляске и танцевал, держа его на руках. Саша даже не улыбался — он замер, понимая, что есть только миг, и хотел, видно было, только одного: чтобы этот миг не закончился.

Сотрудники МВД зачитали приветственный адрес спортсменам: "Вы по праву занимаете высокую степень пьедестала почета..." — и потребовали ответного слова.

— Вы не бойтесь защищать нас, не бойтесь бросаться под пули,— сказал им Михаил Терентьев.— Жизнь такая, что не заканчивается на ранении, особенно если посмотреть на хоккеистов, там много таких... Или на травме не заканчивается: посмотрите на нас...

— Это золотая? — подошел к Григорию Мурыгину девятилетний мальчик с обожженным лицом.

Лицо было все в морщинах от ожогов и поэтому казалось немолодым.

— Нет, бронзовая,— дал ему подержать медаль спортсмен.

— А золотая когда будет? — спросил мальчик.

— Послезавтра,— сказал Мурыгин.

— А завтра?

— Завтра выходной. Завтра не выдают медали.

Мальчик кивнул. Он согласился подождать.

Позже других в кафе задержались Алексей Быченок и Саша. В пустом уже зале они поменялись: Алексей встал в ходунки и, держась на руках, катался по залу. За ним в коляске гонялся Саша.

Громова

С Ириной Громовой мы встретились в отеле "Поляна 1353", где жила группа наших спортсменов. Это был и в самом деле выходной день, но только не для нее. Все основные совещания тренеры отложили, кажется, именно на этот день. Еще далеко не все было сделано. Еще два дня стартов. Еще биатлон и лыжные эстафеты. Еще предстояло забрать с этой Паралимпиады 30 золотых.

Во всем отеле можно было уединиться, по-моему, только в столовой для спортсменов: тут в это время, около шести вечера, не было никого, кроме президента Паралимпийского комитета Украины Валерия Сушкевича, который устроил совещание со своими прямо в столовой. Свои держали в Сочи оборону как могли, но не могли устоять под атакой россиян.

— Где вы находите своих чемпионов? — спросил я Громову.— Есть же, наверное, какая-то система, какой-то алгоритм... Как-то их надо разглядеть. Ведь почти все золото биатлона и лыж на Паралимпиаде взяли те, кого тренируете вы. А вы их где взяли? Петушкова вы где нашли? Он же лыжами до вас не занимался.

Роман Петушков в это время готовился взять свою пятую золотую медаль. И взял он ее.

И стал готовиться к шестой.

— Звонок в конце августа,— рассказала Ирина Громова.— Звонит Ларина Наташа, мы давно с ней знакомы. Она говорит: "Есть такой мальчик, только сломался, не пьет, не курит, хочу, чтобы позанимался у тебя. И он хочет". Привозит, худой-худой такой... "Будем заниматься?" — "Будем". Но мне кажется, он не понимал, что его ждет.

— Но вы-то понимали.

— Понимаете, с ампутантами немного быстрее и проще,— объяснила Громова.— Что такое ампутант? Здоровый человек. Ну нет у него ног, и все. У меня, например, пацаны-спортсмены все, что угодно, могут делать — и машины ремонтировать, и колеса менять... Когда колясочники, как Серега Шилов (паралимпийский чемпион, мэр горной паралимпийской деревни на Лауре.— "О"),— сложнее. Нужны годы, нужно терпение, нужна вера. Тем более если инвалид только сломался, он еще не успел закиснуть. А те, кто уже 15-20 лет в коляске... они настолько хилые... поникшие.

— Жизнь их не очень радует, понятно,— сказал я.

— Конечно...— вздохнула она.— Ничего им нельзя. В автобус зайти нельзя, в метро нельзя, в магазин лучше не заходить, в аптеку... Это их постоянно убивает. Им уже никуда не хочется. Только бы не ходить, не видеть, не унижаться. Из дома не выходить.

— Но Петушкова, я так понял, не пришлось уговаривать?

Она как-то неопределенно покачала головой .

— Я помню, первый раз посадила его в боб, близко наклонилась... "Так,— говорю,— без вредных привычек, значит..." "Ирина Александровна, я брошу!" "Так ты, поди, еще и пьешь?" "Нет-нет, только по праздникам!" Но все равно покуривал...

Я пока так и не понимал, почему она за него взялась и почему держалась.

— Да я за всех берусь,— пыталась объяснить Громова.— Только кто выдерживает, а кто не выдерживает. Есть такие, которые два-три года на соревнования и на сборы ездят, а потом пропадают. У них интереса не видно, жизни в них не видно. Я-то могу возить долго. Если человек не хочет, бесполезно. А если кто попросится, я беру каждого.

Я вспомнил, как глава Паралимпийского комитета Филипп Крейвен в день открытия Паралимпиады говорил, что в России 30 млн людей с ограниченными возможностями.

— Каждого же не возьмете.

— В Москве найти людей достаточно сложно. Иногородних надо брать, а как? Леша (Быченок.— "О"), Света (Коновалова.— "О") живут у меня на квартире, я их прописала. После Турина меня спросили московские власти, что мне надо, я говорю: "А что вы мне можете дать?" Деньги и так положены... Квартиру можете дать? И все, забыли, а буквально перед Ванкувером в дополнение к занимаемой площади нам выделяют социальную квартиру. И теперь спортсмены у меня там живут.

— Трехкомнатная? — поинтересовался я.— Четырехкомнатная?

— Однокомнатная,— улыбнулась она.— Она немножко такая, инвалидная... Ванная большая, холл, комната... И тренажер у них стоит в квартире. В холле живет Света, а в большой комнате Леша, он сейчас женился еще... Мы дома-то не так часто бываем, а зато у них есть, где жить!

Я попробовал представить себе это. Чемпионка и чемпион Паралимпийских игр, с серебряными и бронзовыми медалями, в Бутово, в холле, в комнате, зато ванная большая... Переполненные трибуны, стонущие, ревущие под их финиш.

— Света молодец,— сказала Громова.— Она же приехала из Рязани никакая.

— Замкнутая девушка, я обратил внимание,— согласился я.

— Она же не давала никогда интервью,— засмеялась Громова.— Да, замкнутая. Мне казалось, детдомовские должны быть настолько дружны, настолько вместе держаться и помогать друг другу... А они вот там вот, по рассказам, и унижают друг друга, и оскорбляют... Для Светки, она говорила, первый шок был в том, что у нас в команде никто не матерится, а второй — никто не обзывается!

— Не обзывается? — переспросил я.

— Да, я тоже сначала не могла ее понять: как это — не обзывается?

— У них в интернате было принято по-больному: Безрукий, Безногий... И ей надо было все это пережить. Ей очень сложно.

— А вам разве просто? Я знаю, что все началось с того, что у вас с мужем несчастье случилось.

Он прыгнул в реку с обрыва и сломал позвоночник.

— Мы тогда еще не были мужем и женой,— сказала Громова.

Она рассказала, что с самого начала подозревала: с ней в жизни будет что-то особенное. Ей потом психолог подтвердила: "Когда тебя током ударило, тогда все для тебя и решилось".

— В детстве?

— Я, кажется, еще в школу не ходила. В Томске у нас был свой дом, провода идут под потолком... Я часы с кукушкой разобрала, пока родителей не было, взяла цепочку и давай ее на провода кидать. То на одном повиснет, то на другом... Потом вдруг хоп — и на обоих повисает. Мне кто-то кричит: "Что ж ты делаешь?!" — кто-то вошел. Я за этот провод — и все. Глаза открываю — вокруг меня как в кино: лица, лица, лица. И не знаешь, на каком ты свете.

Она испугалась, встала и убежала.

Возможно, этот эпизод и в самом деле повлиял на всю ее, и не только на ее, жизнь. Ведь что-то должно влиять на жизнь.

— А когда же вы все-таки поженились? — поинтересовался я.

— Он уехал на сборы, там с ним все и случилось. А я что, предать друга и бросить его? Я не могла это сделать.

— Вы же тогда тоже спортом занимались.

— Я была членом сборной команды СССР по лыжным гонкам. А он прыгал с трамплина, тоже в сборной. Сломал шею, четвертый шейный отдел. Врач попался удачный, просверлили, сделали вытяжку, кровать под наклоном — и он тянулся... Год в больнице, пролежни, температура 40... Нам казалось — мы одни такие, жизнь — несчастье... Когда сказали, что он не будет ходить — да разве можно в такое поверить в 20 лет! Потом делали массажи, занимались постоянно... "Запорожец" купили, ехали по Садовому кольцу, орали от счастья огромного, что у нас есть машина...

— Вы машину вели?

— Конечно. И автобус я вожу. Говорят, какие-то габариты... Нет, это просто: все у тебя в голове, не надо никаких специальных навыков.

Ей сейчас постоянно звонили, она назначила собрание спортсменам, но и останавливаться уже не хотела, рассказывала.

— Вы тогда, наверное, не понимали, что есть такой спорт для инвалидов.

— Да откуда? Ездили в Саки, в специализированный санаторий в Крыму...

— Скоро тоже, видимо, спокойно будете ездить в Саки...

— Да,— согласилась Ирина Громова,— надеемся!.. Ну вот, однажды решили авторалли провести. А прав-то у него не было. Садились к другим инвалидам, у которых были права, я штурманом у одного, а он у другого. Потом ему надело быть не одним коллективом со мной, он говорит: "Давай сдавать на права". А что такое инвалид-шейник? Это руки слабые, ноги слабые. Думаю: привезем в коляске на комиссию — справку точно не дадут. Идем на палочках, я его под мышки поддерживаю. На комиссии к стеночке его прислонила, потому что думаю: если я его посажу, то мне его потом надо будет на их глазах поднять.

— И прав не видать сразу.

— Разумеется. А главное, он не встанет. И врачи говорят: "О, хорошо..." А потом в бумаги глядят: "Как, тетрапарез?.." То есть руки-ноги не работают. "А дайте,— говорит врач,— я руку ему пожму. Так, ну ладно..."

Потом они побывали в Германии, в Австрии и посмотрели, как инвалиды могут кататься на лыжах, играть в теннис и баскетбол... Решили попробовать сделать соревнования в России... Но не было спортсменов.

— Они же все сидели по домам. Я знала в основном таких же шейников, как Дима. А потом, в 1996-м, Шилов с Терентьевым попросились ко мне. И я ушла на тренерскую.

— А разве вы тренировали до этого?

— Нет,— пожала она плечами.— Их учила и вместе с ними училась. Их уже надо было с тренировки выгонять... Перед Турином Михайлова с Зариповым нашла, подтянула сюда же...

— Вы же, говорят, жесткий тренер.

— Справедливый,— помолчав, сказала она.

Она, кажется, отнеслась к этому замечанию очень серьезно.

— Я в этом году сказала спортсменам: "Вы не думайте, что вы одни такие несчастные, уехали из дома, плачете, что у вас семьи... Я ничего это не принимаю. У меня муж на коляске и сын маленький. А я с вами". Это жестко или справедливо?

Это да, справедливо было. Особенно насчет маленького ребенка.

Я спросил, жалко ли ей этих ребят, особенно тех, насчет кого она понимает, что они не выиграют золота на Паралимпиаде, и они это понимают, а она их все равно тренирует и будет тренировать.

— Конечно. У Агжаны Адбукаримовой не получится выступать, как у Ромы (не знаю, танцует Агжана лучше), это другой класс, у нее все зависит от погоды... Если Рома (Петушков.— "О") в любую погоду может бежать, то Агжана не может, ей нужна жесткая трасса, она не может справиться со своим состоянием. Но когда она пришла, мне все говорили: "Ирина Александровна, ну неужели она что-нибудь покажет когда-то?" А сейчас судьи, которые видели ее на протяжении двух последних лет, говорят мне: "Да она же другой человек!"

— То есть и она может еще выстрелить...

— Да! Мы же не остановимся!.. А остальных — да, жалко, если честно... Особенно тех, кто не хочет. Я же понимаю, что есть люди, которые хотят попасть в этот звездный коллектив из меркантильных соображений... Есть талантливые. Но если они не будут стараться, я их выгоню.

— Но есть же те, кто способен, но не понимает, что должен работать и работать. И их надо, наверное, просто сломать, объяснить им, а не выгонять...

Я незаметно входил в роль тренера.

— А Рома Петушков,— спросила она, внимательно посмотрев на меня.— А Рома?!

— Именно тот случай?

— Ну, трудно его было на Ванкувер настраивать.

— Так и не удалось настроить, судя по результату там.

— Конечно, не удалось. А если мы еще умудрились в загул небольшой уйти за неделю до отъезда в Ванкувер? Причины-то были... Их всегда можно найти. Жена ушла... Жена за неделю до Паралимпиады ушла от него — это нормально?

Она, конечно, рассуждала об этом прежде всего с точки зрения тренера.

— Ну и что сделает нормальный мужик? Напьется. Да? — спросила она меня.

— Да,— подтвердил я.

— Ну а он чем отличается от нормальных мужиков? Водолей... Они с Киселевым после Ванкувера были довольны бронзой своей. Одна я была недовольна. А после Ванкувера он еще год шаляй-валяй, а потом — хоп, переключился. Глаза другие. Все другое. Уже можно работать.

— Может, просто познакомился с кем-то...— предположил я.— Дополнительный смысл в жизни появился.

Она молча смотрела на меня и не отвечала.

— Понятно. А Зарипов? — спросил я.— Почему он здесь не выигрывает, по крайней мере, пока.

Она опять долго молчала.

— Можете писать, можете не писать... Нашла его я, привела его в спорт я. Он жил у меня, у Ромы, у Вовы дома. Мы выступили... Понятно, парень талантливый. Потом его в Башкирию забрали... Я ни за кого не цепляюсь, но... Еще год они выступали...

Она снова внимательно смотрела на меня и молчала. Понимал, что готовится сказать что-то важное для себя.

— Может, вы заметили, меня недолюбливает кое-кто из Паралимпийского комитета,— произнесла Громова.

Я заметил.

— Утверждают, что я загубила легкую атлетику...

— А вы ее загубили? Что вам предъявили?

— Пекин. Меня попросили параллельно заняться легкой атлетикой, десять человек в команде было, ни колясок, ничего, вообще ничего, тренер из Омска, который возил одних омичей... И когда мы в Пекин поехали, уже 30 человек, было всего 10 медалей, они сочли, что это мало... А обороты команда уже набрала... Но они за неделю до Ванкувера убрали меня с легкой атлетики. Сделали все, чтобы я нервничала. А думаете, сейчас давали жить? Каждый день... То они одного Ваню Гончарова не берут, то они другого Ваню не берут, то одно, то второе...

— История с "черной кассой", я слышал, возникла, когда несколько спортсменов написали, что вы заставляете их сбрасываться с призовых...

— История такая,— вздохнула Громова.

Ей не очень хотелось, видимо, рассказывать. Но и рассказать ей хотелось.

— Перед Турином... Поддержки государства никакой. Нужно ехать, нужно выигрывать... Призовые... ну я не буду говорить, какие...

Я и так знал: 10 тысяч долларов за первое место, пять — за второе и две — за третье.

— Нужно было покупать смазку, нужно было покупать фармакологию. Денег нет ни у кого. А ехать надо. Собрались, кто-то у родителей решил попросить... Я говорю: "Давайте так. Я покупаю смазку, покупаю все остальное, но потом, в случае выигрыша, мы по 10 процентов скидываемся и возвращаем. У меня же тоже семья есть..." Все согласились. Из 20 человек деньги тогда заработали пять-шесть. И все кричали: "Да мы и 20 процентов отдадим! Только сделайте". Рассчитались, все забыли. Вспомнили-то когда? Через пять лет.

— А почему вспомнили?

— Потому что решили разделиться. Хотите знать, почему решили разделиться?

— Хочу.

Мне стало даже не по себе от того, какими холодными стали ее глаза.

— Когда Зарипов пришел нетрезвым в половине второго ночи на чемпионате мира в Ханты-Мансийске, разбил машину... Я что, должна была смолчать? У меня салаги 16-17 лет тренируются — я должна смолчать? Как я их буду воспитывать, остальных? И мне их тренировать? И мне зачем они такие нужны? У меня не было выбора. Либо я их прощаю и развращаю молодежь, или я закручиваю гайки этим звездам. Я закрутила гайки. Пошли письма... что я собираю деньги...

— И все подписались?

— Зарипов не подписал,— сказала Громова.— Я это могу сказать. Остальные подписали. У меня есть это письмо с подписями. Что я у них лыжи забираю... И то, и еще что-то...А у меня, знаете, хватало ума записывать, какие лыжи я им выдавала...И некоторые из них лыж получали в два раза больше, чем остальные!.. И я должна с ними здороваться? Уважать их? За что?

На дистанции и на лыжном стадионе, прямо скажу, такие отношения между ними не бросались в глаза.

— Вы, значит, в спортсменах не ошибаетесь, а в людях — очень сильно,— сказал я ей.

— Я вообще не разбираюсь в людях! — воскликнула Громова.— Спортсменов беру, и все! Беру, и все, а там как получится. Захотят ли... Смогут ли... Гриша (Мурыгин.— "О") пришел бы ко мне, а я бы сказала ему: "Нет!"? Вы посмотрите на них?! Как сказать: "Нет!"

Следж-хоккей

Как же чуть не вся страна собиралась на финал Россия — США! Наши вышли в этот финал, хотя, кажется, как они могли выйти? Я узнавал подробности: не могли. Меньше четырех лет назад на сайте федерации следж-хоккея, только что к этому времени созданной, появилось объявление: "Идет набор в сборную России..." Не отбор, а набор. То есть мог прийти тот, кто считал, что у него есть силы.

Таким образом, это была тогда не сборная России, не отборная, а наборная России.

Она долго готовилась к первому международному турниру в своей жизни, приехала. Общий счет по результатам трех матчей оказался 0:60.

Правда, были деньги. Трудно сказать, по каким причинам, но в команду поверил "Мегафон" и выделил 70 млн рублей: огромные деньги, учитывая, что всю паралимпийскую федерацию государство финансировало на сумму много меньше.

Правда, для них в России сделали лучшие в мире клюшки весом всего в 125 граммов. Клюшки получились так хороши, что перед игрой Италия — Корея к нашим обратились итальянцы и попросили попользоваться российскими клюшками. И итальянцы их получили, потому что россияне жаждали их победы: она давала нам возможность занять первое место в подгруппе и не выйти в полуфинале на Канаду.

И благодаря нашим клюшкам итальянцы с этой задачей справились.

Был тренер — Сергей Самойлов, который тренировал хоккейные команды в НХЛ, а потом создал в России женскую сборную по хоккею (сейчас ее тренирует Алексей Яшин).

То есть у него был опыт создания вида спорта на пустом месте.

Ну и хорошие парни, в конце концов, по объявлению подтянулись.

Один из них, капитан Лисин, сгоряча пообещал Владимиру Путину перед началом Олимпиады взять золото, и тот даже попросил его не думать об этом. А как не думать...

— Боролись...— вздохнул после финала с американцами глава Континентальной хоккейной лиги Александр Медведев.— Главное, что боролись.

А они не только боролись. Они намерены были победить американцев, чемпионов двух последних Паралимпийских игр.

Потом они долго ждали награждения. Сначала на лед вышли еще канадцы, бронзовые призеры, пострадавшие от американцев. Канадцы выходили вразвалочку, у нескольких руки в брюки. Именно вразвалочку, и нельзя было уже подумать, что у каждого в брюках протез или два. Просто вразвалочку, руки в брюки, глаза в лед... Потому что не думали даже, что не поучаствуют в финале.

Наш вратарь стоял, наоборот, надев протез и нисколько этого не стесняясь, и так ему стоять было, конечно, проще. И еще несколько наших стояли так же. И только теперь, глядя на них, можно было понять: не все у каждого из них в порядке. А когда играли, не было такого впечатления.

Американцы, привыкшие к процедурам награждения, остались в своих бобах — понимали. Что ждать придется долго, пока медали вручат 60 хоккеистам.

И в раздевалку после льда, на котором трибуны уже несколько минут скандировали "Мо-лод-цы!", наши входили не такими уж радостными.

— Золотой ты мой! — бросился к одному из них тренер.

— Серебряный...— поправил его тот.

— Да нет, ну нормально же все!

— Да, конечно, нормально... В том-то и дело...

Закрытие

В церемонии закрытия оказалось все так же к месту, как и в церемонии открытия. Никаких лишних движений не было сделано. И все запомнили человека, которые без ног буквально летел вверх по канату.

— Это что-то невероятное,— сказал мне потом президент Олимпийского комитета России Александр Жуков.— Такое впечатление, что в нем веса совсем нет.

Так в нем и не было — половины веса.

Наши спортсмены взяли в Сочи медалей больше, чем любая команда в истории Паралимпийских игр. Все ломали головы, как им удалось. Исчерпывающего ответа не было ни у кого.

И нет, и не будет. Да, они готовились здесь столько, сколько не готовилась ни одна олимпийская сборная. Да, изучили лыжный стадион так, что могли пройти его с закрытыми глазами (и некоторым так и приходилось).

Да, привычка бороться, житейская привычка не то что бороться, а биться насмерть каждый день и желание доказать именно на домашней Паралимпиаде, что уж что-что, а биться они могут.

Но есть еще что-то, из-за чего они выиграли с таким гигантским отрывом, и это останется их тайной.

И для них тоже.

И когда они шли на церемонии закрытия по стадиону, я (не знаю, как вы) просто физически ощущал, что они идут с этой самой тайной.

Какая-то просто тайна Мальчиша-Кибальчиша.

На следующий день президент награждал их орденами и медалями в конгресс-центра отеля "Ренессанс-Блю".

— Те, кто в колясках, подъезжают к президенту, он наклоняется и поздравляет вас,— рассказывал им один из организаторов.— Кроме того, у нас есть уважаемые чемпионы с ослабленным зрением. Вы подходите с сопровождающим, который потом, когда вы поворачиваетесь для фотографирования, отходит в сторону, чтобы не попасть в кадр, а потом вновь берет вас под руку.

И ни один из них в результате не вышел с лидером, потому что они сами были лидерами.

Они просто хорошо умеют считать шаги и посчитали их еще до прихода президента.

А для чиновников в этот день наконец-то наступил новый год — как и обещал им Владимир Путин. 17 марта, на следующий день после Игр.

Когда президент уехал, они должны были еще посадить деревья в Олимпийском парке. И они долго ждали в холле отеля. Один игрок в керлинг (команда выиграла серебро) не выдержал, выехал на улицу и вдруг рванул вниз по пандусу с такой скоростью, что я увидел: разобьется сейчас обязательно о железный забор.

Он развернулся за полметра перед ним так же, как горнолыжник после спуска.

И так же легко, как спустился, поднялся — уже на руках.

Силы и нервы их были не растрачены.