Статуя секс-рабства
Марион Котийяр в "Роковой страсти"
"Роковая страсть" (The Immigrant) Джеймса Грея наконец добралась из Каннского дворца фестивалей, где ее показывали в основном конкурсе, и до наших широких экранов. В этой мелодраме два хороших артиста — Хоакин Феникс и Джереми Реннер — поставлены в неловкую ситуацию конкуренции за несчастную девушку--жертву обстоятельств. Ни одного фильма Джеймса Грея, так похожего на дамский роман или мыльную оперу, не смогла вспомнить ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Марион Котийяр, чьи наполненные испугом и болью глаза большую часть фильма занимают чуть ли не пол-экрана, играет в "Роковой страсти" польскую иммигрантку, в 1920 году отплывшую в Нью-Йорк вместе с сестрой (Анджела Сарафян) за лучшей жизнью. Однако по дороге сестра заболевает туберкулезом, и на ее лечение героиня начинает зарабатывать проституцией, попав в цепкие лапы хозяина публичного дома (Хоакин Феникс), совмещенного с кабаре. В этом тематическом борделе каждая девочка своим костюмом символизирует какую-то страну, и героине достается та самая Америка, в которую она так стремилась и которая, в отличие от более древних стран (им соответствует потрепанный облик других участниц шоу), устремлена в будущее. Молоденькая "Америка" выступает в костюме статуи Свободы, то есть в довольно скромной по сравнению с топлес-коллегами драпировке, что, впрочем, не мешает ей быстро обзавестись постоянной клиентурой, приветствующей ее одобрительными выкриками: "Тебе понравился мой факел?" Вскоре к арт-борделю присоединяется двоюродный брат хозяина — фокусник (Джереми Реннер) с подведенными глазами, и когда он начинает оказывать девушке знаки внимания, постепенно выясняется, что и герой Хоакина Феникса испытывает к ней чувства более сложные, чем меркантильные сутенерские.
К сложности, к богатой оттенками психологической драме Джеймс Грей Мастер в общем-то тяготеет давно и наиболее к ней приблизился, наверное, в предыдущей картине, пятилетней давности "Любовниках" (Two Lovers), с тем же своим любимцем Хоакином Фениксом в роли человека перед невозможным выбором. Аналогичная ситуация и у героини Марион Котийяр, перед которой где-то теоретически маячит туманная иллюзия выбора, но на самом деле его у нее не больше, чем у статуи Свободы, иммигрантки-француженки, одиноко возвышающейся в своем кокошнике посреди Нью-Йоркского залива. Если героя "Любовников" сам Джеймс Грей считал "достоевским" персонажем, то теперь Марион Котийяр играет такую вполне традиционную Соню Мармеладову, как ее представляют себе в школьной самодеятельности (хотя там, наверное, обошлось бы без душераздирающих сцен, которыми обставлена в "Роковой страсти" потеря героиней невинности). Когда прекрасной полячке справедливо замечают, что она какая-то изможденная, бледненькая и неаппетитная, она решительно прокалывает шпилькой руку и использует кровь вместо помады. Немного освоившись и забурев, иммигрантка приобретает менее жалкий вид и появляется в полной боевой раскраске, мехах и жемчугах, однако сам этот насквозь страдательный и жертвенный персонаж ярче от кроваво-красной помады не становится, как и от абсента, который страдалице рекомендуют для релаксации.
То, что героиня существует в основном в режиме перепуганного воробушка, можно было бы и простить, если бы ее партнеры давали чуть больше жару, но они держатся индифферентно и прячут свои страсти глубже, чем хотелось бы. Хоакин Феникс немного сомнамбулически играет загадочного отморозка, возможно, не такого плохого, как может показаться, Джереми Реннер — простодушного лопуха, вопреки своей профессии, ни к каким фокусам за ее пределами не способного, и это, пожалуй, одна из самых неинтересных реннеровских ролей. Появление в фильме о сексуальном рабстве "рабы любви" Елены Соловей, которую Джеймс Грей снимал в небольшой роли и в "Хозяевах ночи" (We Own the Night), как бы бросает дополнительный блик на тему эмиграции — она, однако, раскрыта в фильме так же мало, как тема моральной деградации и сопротивления ей. Тут вообще "историческое" преобладает над "психологическим": кажется, все авторские силы ушли на создание винтажного "лука" Манхэттена 1920-х, который, в том числе и благодаря оператору Дариусу Хонджи, действительно удался, но по эмоциональному содержанию картина представляет собой довольно простенький "жестокий романс" и пошлого прокатного названия "Роковая страсть" вполне заслуживает.