Как Москва и Петроград соревновались в праздновании Первомая

10 млрд руб. решило выделить Политбюро ЦК РКП(б) на проведение первомайской демонстрации в Москве в 1922 году. Просьба петроградского руководства о такой же значительной сумме была отклонена. Видимо, эксперименты основоположников новой пролетарской культуры в колыбели революции утомили рабочие массы и руководящих товарищей из ЦК и Совнаркома. Вот только организация первомайских торжеств в Москве едва не привела к грандиозному международному скандалу.

ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Диктатура — пролетариату

"От всего празднества осталось впечатление красочного моря плакатов, красные платки женщин, красные галстуки пионеров, красные цветы, банты, значки... Трибуна убрана елками и красным большим плакатом... Севпечать бросает прокламации с балкона — они первые белые птицы, летящие в воздухе... и, как волны огромного бушующего моря, плакаты красные с белыми и черными буквами... В воздухе мелькают красные воздушные шары".

Так писали в своих отзывах участники первомайских торжеств 1925 года в Ленинграде. Это яркое торжество, казалось бы, полностью соответствовало революционному духу Дня международной пролетарской солидарности. Однако к тому времени никакого революционного содержания в празднике уже не осталось.

За пять лет до революции, в канун 1 мая 1912 года, Сталин писал в прокламации:

"Еще в прошлом столетии решили рабочие всех стран ежегодно праздновать сегодняшний день первого мая. Это было в 1889 году, когда на парижском конгрессе социалистов всех стран постановили рабочие именно сегодня, в день первого мая, когда природа просыпается от зимней спячки, леса и горы покрываются зеленью, поля и луга украшаются цветами, солнце начинает теплее согревать, в воздухе чувствуется радость обновления, а природа предается пляске и ликованию,— они решили именно сегодня заявить всему миру, что рабочие несут человечеству весну и освобождение от оков капитализма, что рабочие призваны обновить мир на основе свободы и социализма...

Правда, за последние 2-3 года в период контрреволюционной вакханалии и партийного развала, промышленной депрессии и мертвящего политического равнодушия среди широких масс русские рабочие лишились возможности по-старому праздновать свой светлый рабочий праздник. Но начавшееся в последнее время оживление в стране, экономические забастовки и политические протесты среди рабочих...— все это говорит за то, что мертвящая спячка проходит, уступая место политическому оживлению в стране и прежде всего среди пролетариата...

И мы должны сказать в сегодняшний день, в день первого мая, в той или иной форме, на митингах, массовках или тайных собраниях — где как целесообразнее будет, что клянемся бороться за полное свержение царской монархии, что приветствуем грядущую русскую революцию, освободительницу России".

Однако как только большевики пришли к власти, любые формы протеста трудящихся против своего положения — еще более бедственного, чем в царские времена,— попали под строгий запрет. День борьбы за права пролетариата лишился содержания, но обрел ультрареволюционную форму. К обычному для Первомая тех лет военному параду и знакомой с дореволюционных времен демонстрации пролетариев добавились яркие и громкие действа.

Церковно-революционный опыт

В первые же послереволюционные дни 1917 года идеологи новорожденной пролетарской культуры приступили к выработке концепции небывалых прежде праздников. Правда, споря и дискутируя о чем-то необыкновенном и новом, они довольно быстро взяли за основу еще не успевшее забыться старое — церковные шествия. А. А. Гвоздев, один из идеологов, подробно описывал степень воздействия торжественных процессий на массы. Он упоминал город Брюгге во Фландрии, где искусство торжественных шествий, впервые проведенных в 1513 году, достигло необычайных высот. Вместе с тем Гвоздев писал, что включение в действо зрелищ, поражающих воображение простых людей, имело еще большее влияние, чем торжественность процессий. Идеальным образцом для подражания он считал шествия в средневековом французском Бурже:

"Народ собрался в таком огромном количестве, что лишь с величайшим трудом удавалось освободить узкий проход. Шествие открывали пять трубачей, один горнист с четырьмя швейцарскими барабанщиками и два флейтиста. За ними следовали две адские фурии — голые люди, с длинными волосами на многих частях тела, с длинными волосами на голове и бровями, ниспадавшими до подбородка; кроме того, они как бы были покрыты язвами, а из их пасти, казалось, извергался огонь. За ними следовали, горделиво шествуя, четыре маленьких дьявола, одетые в материи диковиной окраски, с трещотками, позолоченными шлемами и крыльями, которые непрестанно двигались. За ними шли, великолепно выступая, шесть других дьяволов, четверо в диковинно окрашенных одеждах, с блестками, частью позолоченными, частью посеребренными. Остальные двое были одеты в фиолетово-красный и оранжевый бархат, весь усеянный вышитыми змеями, ящерицами, ехиднами и другими зверями. Они изрыгали огонь из ушей и ноздрей и держали в руках изготовленные в форме змей огневые палицы, которые ежечасно переменялись особо для того приставленными людьми, так, что они непрестанно могли извергать огонь. Затем следовал огромный дракон, примерно 12 футов длины, непрестанно двигавший головой, глазами и хвостом и высовывавший язык, с которого часто струилось пламя. Между его крыльями, которые могли двигаться, сидел сатана, одетый в красный волосатый, узорчатый бархат, опоясанный длинной змеей, все время вертевшей головой и хвостом. На других частях его тела видны были малые змеи и драконы, также двигавшиеся. Его крылья были снабжены зеркалами, он часто расправлял их. Его шлем был наполовину срезан и закрывал только голову; он был позолочен и усеян змейками и ящерицами, извергавшими огонь. В руках он держал скипетр, из которого в четырех местах струился огонь".

Эффективность действий в таком стиле подтверждал и опыт Великой французской революции 1789 года, о котором Гвоздев писал:

"Робеспьер выступает с проектом организации национальных празднеств, которые должны стать мощным орудием общественного воспитания. Он предлагает установить празднества, одни в определенные даты, другие в каждую декаду, заменившую в революционном календаре прежнее воскресенье. Последние должны были праздноваться в честь Высшего Существа, Природы, Человечества, Французского народа, благодетелей человечества, мучеников Свободы, Республики и отмечать дни годовщин революционных событий. Республиканская религия должна была по этому грандиозному замыслу целиком сменить обряды и празднества христианской церкви. В том же заседании художник Давид доложил свой проект "Празднества Высшего Существа"... По проекту Давида весь народ должен был принять участие в исполнении, повторяя припевы грандиозного хора в 2400 человек. Члены Национального Института Музыки взялись за трудную задачу подготовить всю массу городских обитателей к празднеству и научить народ петь. Для этой цели созываются дети начальных школ на спевки, а музыканты и композиторы Франции, объединенные в Консерватории, расходятся накануне праздника по районам Парижа и организуют из групп заранее созванных граждан хоры, составляя их из лучших голосов каждого района. Таким образом в каждом районе образовался хор в 50 человек, что позволило составить общегородской хор от 48 секций в 2400 человек. Кроме того, вечером, накануне празднества, по районам Парижа обучалась пению и остальная часть населения, которая должна была подхватывать припевы торжественного гимна в честь Высшего Существа. Сохранившиеся рекомендательные благодарственные отзывы различных районов свидетельствуют о том, что граждане музыканты с честью выполнили свой республиканский долг".

Профтеатральная продукция

Историю воплощения революционных праздничных идей в жизнь Петрограда описал в 1926 году один из их авторов — А. И. Пиотровский:

"Первоначальные попытки продвинуть в дни торжеств профтеатральную продукцию в самую гущу празднующих масс относятся к начальным датам 18 года. Но лишь к Первомаю 1919 года наметились организационные формы такого продвижения. Был разработан широкий план спектаклей и концертов в районных театрах и переброски летучих трупп по окраинам. План был осуществлен лишь в незначительной части. По городу курсировали четыре летучие группы, одна из которых имела в своем репертуаре "Петрушку", сочинение Луначарского, единственный, кажется, раз испробовавшего себя тогда в качестве эстрадного автора. Так же ничем не кончилась затея больших праздничных спектаклей во вторую годовщину Октября; помешало наступление Юденича".

Тем не менее творцы новых праздников, писал Пиотровский, не сдавались:

"Уже к весне следующего года масштаб распространения профессиональных праздничных зрелищ вырос неимоверно. Случилось это все в ту же маевку 1920 года, являющуюся во многих отношениях узловым, вершинным днем в развитии празднеств. Распределением профессиональных зрелищ ведала в этот день централизованная комиссия Петроградского театрального отделения — ПТО. Размах был чрезвычайно широк. Задачей было наполнить город с вечера до глубокой ночи музыкой, пением, зрелищами. Центром гулянья был избран район Летнего сада и примыкающие сады. Туда была брошена целая армия профессиональных артистов всех родов искусства, заполнивших каждый удобный и неудобный кусок земли. На верхней террасе Инженерного замка, лицом к Летнему саду, расположился фанфарный хор трубачей. На лестнице под террасой профтруппой военного комиссариата под режиссерством Арбатова был поставлен "Ипполит", трагедия Еврипида".

Список постановок и агитационных выступлений был грандиозен. Однако самой удачной задумкой, как считал Пиотровский, оказалось использование петроградских трамваев:

"Еще более смелым организационным новшеством 1-го мая 20 г. были театры на трамваях. Трамваи ходили в тот год мало и с большим трудом. И все же с утра 12 вагонов с прицепленными к ним грузовыми площадками, посредством разноцветных фанерных щитов, размалеванных холстов, бутафорских фигур превращенные в фантастически пестрые балаганы, столпились на Михайловском кольце. С четырех часов вагоны пошли по звездообразным направлениям, каждый под руководством коменданта, имеющего в кармане точный маршрут с указанием пути и остановок... Пути довольно длинные; выступать приходилось часто, каждый раз под возбужденный гул тесно обступившей, грузно прижавшейся к платформе праздничной толпы. По инструкции надлежало трубою и барабаном возвещать о прибытии трамвая-театра на место. На деле же толпа ждала представления, собравшись задолго до прибытия трамвая, у пункта, заранее означенного зеленью и плакатами. Представления были короткие и сопровождались музыкой. Артисты переодевались в моторном вагоне и сквозь толпу пробирались на платформу. Зрители, в особенности молодые, с гиком и криками провожали трамвай, и так неслись эти пестрые, размалеванные театры на колесах вдоль облезших, полуразрушенных улиц 1920 года".

Казалось бы, все складывалось как нельзя лучше. Пролетарии были довольны зрелищами, а власти — тем, что трудящиеся 1 Мая не думают ни о какой борьбе за свои права. Дело росло и ширилось, о чем Пиотровский писал:

"Число отдельных групп и трупп дошло в мае 1921 года до 300 и более. Мобилизованный транспорт — автомобильный, гужевой, вплоть до старинных линеек из придворных конюшен, с полудня развозил артистов по городу. На каждую группу приходилось по несколько выступлений, и часто грузовики и линейки как бешеные неслись из конца в конец, с Охты на Путиловский. В штабе празднества ежечасно принимали оперативные сводки и заявки с мест. Не все обходилось гладко. Труппы застревали в пути, и приходилось спешно мобилизовывать и досылать запоздалые резервы эстрадников и балалаечников".

Как вспоминал Пиотровский, возникали и неизбежные организационные проблемы:

"Истощив энергию и чрезвычайные полномочия в самый день празднества, "тройки" затем быстро сходили на нет, исчезали, и рояли и пианино, завезенные в разгар празднества в далекие загородные сады, порою по неделям продолжали стоять в аллеях".

Главной же проблемой оказалось другое. Массам быстро наскучили однообразные и не соответствующие простонародным вкусам выступления артистов и музыкантов:

"Разрыв между профессиональными зрелищами и праздничной толпой из года в год поэтому возрастал. Вот причина того, что к 22-му и 23-му году волна праздничных профессиональных зрелищ спадает".

Вопиющий скандал

Спад народного интереса незамедлительно сказался на финансировании первомайских демонстраций в Петрограде. 20 апреля 1922 года Политбюро ЦК ВКП(б), принимая решение о празднике пролетарской солидарности, решило провести демонстрации в Москве и Питере, но массовые действа организовать только в Москве. Столице в отличие от города на Неве выделили 10 млрд руб. Предполагалось, что под присмотром ЦК и правительства московское руководство без труда организует настоящий праздник нового типа. Однако из-за обычной бестолковщины и безответственности получился дипломатический конфуз, о котором в архивных документах ГПУ сохранилось сообщение от 2 мая 1922 года, направленное председателю Моссовета Л. Б. Каменеву:

"Если Советская Республика в капиталистическом окружении вынуждена поддерживать дружественные отношения и вести торговлю с буржуазными государствами, наши учреждения должны соответственным образом обходиться с находящимися здесь иностранными дипломатами и не срывать нашего международного положения бестактностями и оскорбительными выходками по адресу капиталистических дипломатов. Между тем это именно было сделано органами Московского Совета 1-го мая по адресу дипломатического корпуса, и если не последует со стороны Московского Совета каких-либо шагов, дающих дипломатам сатисфакцию, этот инцидент может нам сильно повредить. Было совершенно излишне приглашать дипломатов на торжество 1-го мая. Наркоминдел этого вовсе не предлагал. Но раз московские учреждения сделали это, не надо было превращать приглашения в ловушку для нанесения дипломатам оскорблений. В среду, 27-го апреля, представитель Наркоминдела был приглашен в центральную комиссию по устройству первомайских торжеств. Комиссия в лице тов. Лютовинской заявила, что специальные места могут быть отведены дипломатическому корпусу на Театральной площади, где предстоит интересная программа. На заседании комиссии 28-го апреля наш представитель заявил, что присутствие дипломатического корпуса может иметь место лишь в том случае, если будет дана гарантия, что ему будут предоставлены специальные места. Комендант города тов. Яковлев заявил, что дипломатическому корпусу будут отведены места между эстрадой и решеткой сквера, что это место будет окружено барьером или живой цепью и там будут поставлены скамьи исключительно для дипломатического корпуса. Наш представитель еще раз заявил, что если эти меры не могут быть проведены или если они повредят характеру пролетарского праздника, то надо вообще отказаться от присутствия дипломатического корпуса. Комиссия заявила, однако, что эти меры будут безусловно осуществлены. 29-го апреля по поручению тов. Яковлева тов. Райвичер сообщил по телефону нашему представителю, что скамьи для дипломатов будут поставлены и специальные места отведены. Однако 1-го мая, когда наш представитель прибыл на Театральную площадь, оказалось, что ничего не было приготовлено. В этот момент было еще много свободного места и легко было устроить там дипломатический корпус. Однако не было никого из ответственных товарищей. После долгого времени появился тов. Райвичер и обещал, что цепь будет поставлена. Площадь уже заполнялась. Цепь наконец была поставлена, но затем опять убрана и впоследствии поставлена снова. Потом появился тов. Драудин. Наш представитель указал ему, что дипломатический корпус собирается и находится в невообразимой давке и духоте без всяких мест для сидения, и предложил перевести дипломатический корпус на эстраду, где было много посторонних и много свободного места. Тов. Драудин, однако, ответил, что место есть перед эстрадой. Наш представитель указал ему, что жидкая цепь красноармейцев не может удержать напора толпы, что с боков охраны нет и туда беспрепятственно заходят посторонние. Тов. Драудин не обратил на это никакого внимания. Наш представитель обратился к тов. Райвичер, который ответил, что он больше не будет распоряжаться и пусть кашу расхлебывает Драудин, который ее заварил. Между тем давка усилилась до того, что наш представитель предложил членам дипломатического корпуса, если они пожелают, выбраться на свободу. Между тем дипломатический корпус был уже как бы в мышеловке. Наш представитель потребовал от тов. Драудина, чтобы он хотя бы очистил проход для дипломатического корпуса, чтоб он мог оттуда уйти. Тов. Драудин ответил, что выход есть, что решительно противоречило действительности. Никакие увещания не помогли, и тов. Драудин отнесся совершенно безучастно к скандальнейшему положению дипломатического корпуса. Получился поистине вопиющий международный скандал. Жидкая цепь была прорвана, и для того, чтобы спастись от невообразимой угрожающей давки, дипломатам пришлось спасаться как кто мог, и, например, турецкому послу пришлось ползком на четвереньках пробираться под мостками эстрады. Наш представитель за все это время неоднократно обращался к тов. Драудину и всегда встречал с его стороны враждебное отношение. Наш представитель констатирует, что поведение тов. Драудина, как ответственного распорядителя, является совершенно недопустимым и он виноват в получившемся вопиющем международном скандале, который будет еще несомненно использован в печати всех стран и во всяком случае повредит нашему международному положению".

Формализованное торжество

Вывод напрашивался сам собой: Первомай нужно проводить организованно, по единому плану для всей страны. Уже к 1925 году все знали, как именно должно проходить это мероприятие. В одном из типичных описаний подготовки к празднику говорилось:

"1. Сбор на местах (до всего района включительно); 2. Шествие к центральному месту демонстрации; 3. Прохождение мимо трибун (в том числе и митинги у них); 4. Возвращение по местам (районам) и 5. Роспуск".

Однако еще несколько лет наблюдалось некоторое вольнодумство в оформлении праздничных колонн и использовании набиравших популярность самодеятельных пропагандистских инсценировок. Известный театральный деятель Н. П. Извеков описывал некоторые из них, увиденные на демонстрации в 1925 году в Ленинграде:

"Один из заводов на демонстрации 1-го мая дал, например, на грузовике деревенскую избушку, крытую соломой, с красным петухом на крыше, демонстрируя в то же время огнетушители и пожарные рукава. На грузовике десятка полтора мужчин и женщин, одетых по-крестьянски. Все это было построено по принципу "живой картины": один стоял с багром, другой со шлангом и т. д.; но достаточно было двух-трех "реплик" с грузовика в толпу, как "живая картина" немедленно переключалась в самую неподдельную театральную инсценировку... Заводы используют и демонстрацию своего производства и его продукции в чисто инсценировочных целях; так, один из них водружает на площадку громадную модель сковородки своей продукции, на которой поджаривается польский буржуй".

Проблема заключалась в том, что пролетарии не всегда учитывали все тонкости международных отношений, и потому самодеятельность в выборе тем для "живых картин" постепенно ликвидировали.

Не все в порядке на первомайских демонстрациях было и с музыкой. Когда с помощью специальных учетчиков в том же 1925 году подсчитали, что исполняют идущие в колоннах оркестры, оказалось, что марш "Буденный" исполняют в девять раз чаще, чем гимн СССР — "Интернационал". Мало того, музыканты вдвое чаще, чем гимн, играют "Хасбулат удалой". Но самым удивительным было не соотношение, а то, что учетчики вообще что-то расслышали. Ведь, по воспоминаниям современников, во время демонстраций стояла такая какофония — грохот оркестров и людской гвалт, что никто при всем желании не мог услышать ни ораторов, ни их призывов.

Со всей этой вольницей, как сочли на самом верху, следовало заканчивать. Регламентировать стали все, от лозунгов, которые утверждал ЦК ВКП(б), до праздничного оформления улиц. К примеру, в решении Центральной первомайской комиссии города Москвы об оформлении Красной площади в 1935 году говорилось:

"Основные первомайские лозунги ЦК ВКП(б) даются на здании бывш. ГУМ на шести языках. Устанавливаются два больших художественных портрета Ленина и Сталина. На бывш. Лобном месте устанавливается скульптурная группа бригады Кузнецова на тему: "Интернациональная солидарность пролетариата"".

Решение об украшении площади Свердлова (ныне Театральная) гласило:

"В сквере у Большого театра на пьедестале из цветов и гербов советских республик, в окружении знамен, устанавливается громадный красный стяг. Флагшток стяга значительно выше всех зданий на площади, в том числе и Большого театра. На огромном 40-метровом стяге — два больших портрета Ленина и Сталина и лозунг. Все это оформление, в сочетании с цветами и светом 40 прожекторов, будет придавать площади феерическую картину".

Оформление Арбатской площади прославляло Красную армию:

"На крышах всех зданий, окружающих Арбатскую площадь, будет установлено около 80 знамен. На одном из зданий грандиозное панно отобразит интернациональное значение Красной армии. На арке Арбатского рынка укрепляется огромная пятиконечная звезда, ярко освещаемая изнутри электрическими лампами".

В 1935 году для Первомая не пожалели и дефицитного электричества:

"Одним из эффективных зрелищ в оформлении Москвы к 1 Мая явится иллюминация здания Мосэнерго на Раушской набережной. Свыше 10 тыс. разноцветных электрических лампочек осветят установленную на здании панораму Сталиногорской электростанции. Фасад электростанции, листья деревьев, цветы на клумбах, разбрасываемая фонтанами вода,— все делается из электрических лампочек. От 27-метровой мачты к Москва-реке протянутся светящиеся провода. Над зданием ГРЭС — силуэты Ленина и Сталина высотой 6 метров. У фасада сооружаются три электросветовых фонтана (один высотой 17 метров и два — по 7 метров), окаймленных цветочными клумбами. Световой лозунг длиной в 100 метров протянется вдоль панорамы".

Главным же художественным украшением праздничных колонн трудящихся на демонстрации по решению Центральной первомайской комиссии города Москвы в 1935 году должны были стать портреты вождей:

"Особое внимание обращено на художественное высококачественное выполнение портретов. К этой работе привлечены все лучшие портретисты".

Словом, делалось все возможное для исполнения постановления бюро Московского горкома ВКП(б) о первомайских праздниках, в котором говорилось:

"Эти дни должны еще теснее сплотить миллионы и миллионы трудящихся вокруг партии, ее ЦК и вождя мирового пролетариата товарища Сталина для дальнейшей борьбы за торжество социализма, для победы коммунизма во всем мире".

Получалось, что день международной пролетарской солидарности превратился в день солидарности пролетариата со своим вождем. И еще в день пропаганды достижений пролетарской диктатуры. Таким он и оставался даже после развенчания культа личности вождя и прихода времени, когда о диктатуре пролетариата старались не вспоминать.