Прогнозы и поклонники
В чем сходятся оптимисты и пессимисты из российского правительства
Прогнозы ситуации в экономике России все хуже. Оптимистами теперь принято называть тех, кто надеется на рост ВВП в 2014 году в 0,5%. И это еще до того, как украинский кризис отразился на промышленности.
Три прогноза и еще один
"Два экономиста — три мнения". Молва приписывает авторство этого афоризма Уинстону Черчиллю, который вроде бы уточнял, что оно работает, если одним из экономистов является лорд Кейнс. Но практика показывает: если экономисты являются министрами российского правительства, правило работает ничуть не хуже. Подчиняясь этому негласному закону, глава Минфина Антон Силуанов на коллегии ведомства 15 апреля предупредил, что рост ВВП РФ в 2014 году прогнозируется "на достаточно низком уровне, 0,5%, а возможно, будет находиться около нуля". Его оптимистическая оценка, таким образом, совпала с последней версией консервативного прогноза Минэкономразвития (0,5%), а умеренно-оптимистический — он же базовый — прогноз МЭР (1,1%) автоматически был причислен к недостижимым.
В результате у Минэкономразвития появилось избыточное предложение недостижимых прогнозов — еще один (рост на 2,7% в случае небольшого инвестиционного бума) ведомство, следуя устоявшейся традиции, приготовило заранее, чтобы показать, как далеко РФ отклонилась от траектории устойчивого развития (см. материал "Как сделать былью Большой скачок"). Без такой демонстрации вполне можно было обойтись: предварительные итоги первого квартала 2014 года показывают, что РФ заметно отклонилась даже от траектории неустойчивого развития. Темпы роста в годовом выражении упали до 0,8%, а, "если говорить о ВВП со снятой сезонностью, по сравнению с четвертым кварталом прошлого года произошло снижение на 0,5%", объявил в Госдуме глава МЭР Алексей Улюкаев.
С учетом этого факта сценарий роста ВВП по итогам года на 0,5%, который с той или иной степенью вероятности допускают оба министра, не выглядит консервативным. Тем более что среди условий его реализации Улюкаев назвал не только отказ правительства от "дополнительных усилий" (а фактически — от изменения бюджетного правила), но и спад геополитической напряженности и отсутствие новых санкций против РФ и "какого-то дополнительного давления". Видно, он и в самом деле оптимист. Впрочем, это характерно для экономического ведомства. Как заметил директор департамента долгосрочного стратегического планирования Минфина Максим Орешкин, "последние два года прогноз Минэкономразвития в 100% случаев приукрашивал действительность" (цитата по ИТАР-ТАСС).
Неопределенности по-русски
Пока все данные — за сценарий нулевого роста, считает главный экономист по России "ВТБ Капитал" Владимир Колычев. "Улюкаев оценил рост в первом квартале в районе 0,8%. Это чуть выше, чем мы ожидали (по нашим расчетам получалось 0,5-0,6%), но это не может кардинально изменить наш прогноз,— подчеркивает он.— В мартовской статистике нет неприятных сюрпризов, но никакого позитива там тоже нет".
Основной причиной торможения экономики (которая, по прогнозам как "ВТБ Капитал", так и банка HSBC, во втором квартале, видимо, войдет в техническую рецессию) считается падение инвестиций в основной капитал. В первом квартале оно составило 4,8%. По итогам года этот "минус" может стать меньше, например, благодаря статистическим эффектам, но вряд ли настолько, насколько хотелось бы Минэкономразвития (минус 0,1% в условном базовом прогнозе и минус 1,9% в консервативном). И причина падения уже не в сокращении госинвестиций (эффект от завершения олимпийской стройки был практически исчерпан еще в прошлом году), а главным образом в том, что бизнес не любит неопределенности. И когда к неясности экономического курса, непредсказуемости регулирования и чистке банковской системы добавляется геополитическая напряженность, частные инвесторы предпочитают отложить реализацию своих планов.
Точку зрения Колычева, объясняющего падение инвестиций затянувшимся "шоком неопределенности", подкрепляют исследования Института экономической политики имени Гайдара (ИЭП). В апреле 37% предприятий указали на "неопределенность текущей экономической ситуации и ее перспектив" как на фактор, сдерживающий рост выпуска, говорит заведующий лабораторией конъюнктурных опросов ИЭП Сергей Цухло. Подобный всплеск наблюдался в конце 2011-го — начале 2012 года в ожидании выборов президента. После выборов "всем все стало ясно", но ненадолго, и в последние годы влияние неопределенности на предприятия было заметно выше, чем в 2010-2011 годах. При этом с лета 2013-го предприятий, которые сокращают инвестиции, стабильно больше, чем тех, кто инвестиции наращивает.
Прямого влияния геополитического кризиса на промышленность опросы пока не фиксируют. Западные санкции для нее остаются лишь словесной угрозой, о сворачивании связей с западными компаниями — будь то покупатели, поставщики или кредиторы — не сообщило ни одно предприятие. Более того, 11% отметили, что украинский кризис положительно сказался на их деятельности: с рынка сбыта ушли конкуренты. На большинство, 68%, эти события не оказали никакого влияния. И только 24% говорят о негативном влиянии и сокращении спроса украинских потребителей.
Оптимизм ниже нуля
На фоне инвестиционного спада статистика промышленного производства вообще выглядит, по замечанию Улюкаева, "сравнительно благоприятно": по итогам первого квартала рост на 1,1% в годовом выражении, причем ситуация в обрабатывающей промышленности выглядит еще лучше — плюс 2,4%. "Наверное, это отчасти связано с эффектом снижения курса рубля, которое повлекло повышение конкурентоспособности отечественных производителей. Возможно, есть элемент импортозамещения и в целом снижение издержек",— предположил Улюкаев.
МЭР в обоих основных прогнозах рассчитывает на сохранение этого уровня (чтобы получить 1% или 1,3% роста по итогам года), но этот расчет не выглядит обоснованным. По данным Росстата, в марте рост промышленности замедлился до 1,4% год к году против 2,1% в феврале. Как отмечает аналитик Райффайзенбанка Мария Помельникова, он мог бы быть еще меньше, но "данные по производству газовых турбин, легковых автомобилей, разовое ускорение роста нефтепереработки завысили показатель". В то же время более значимые компоненты — добыча, металлургия и химическая промышленность — "какого-либо существенного улучшения не показали", и если исключить из рассмотрения секторы, отличающиеся высокой волатильностью, очевидно, что "позитивной динамики в марте в целом не прослеживалось". "Причем риски роста стоимости заимствований и инфляционные риски не добавляют стимулов для позитивных ожиданий относительно дальнейшей их динамики",— говорит она.
Данные ИЭП свидетельствуют о заметном сокращении спроса, что уже привело к падению загрузки мощностей. Замеры по этому показателю, рассказывает Цухло, делаются в январе и апреле: "В январе — каникулы, загрузка мощностей падает, но обычно потом идет восстановление. Так было в предыдущие годы. В 2014 году обычный провал в январе был, а восстановления загрузки мощностей в апреле так и не произошло". В итоге индекс промышленного оптимизма, который рассчитывает ИЭП, в апреле ушел в минус, но все же пока, по словам Цухло, остается в пределах уже привычных колебаний и скорее указывает на стагнацию, чем на спад: "Ожидания стали хуже, но фактических изменений не так уж много. Они не набрали критическую массу, достаточную, чтобы говорить о реальном ухудшении дел".
Впрочем, индекс PMI обрабатывающих отраслей России, который публикует банк HSBC, дает основания для куда более пессимистических прогнозов: среднее значение индекса за первый квартал упало до 49,2 балла, минимум с 2009 года. Сокращения деловой активности удалось избежать только производителям потребительских товаров, да и это может быть ненадолго. Главный экономист HSBC по России и СНГ Александр Морозов указывает, что "эта группа резко увеличила свои запасы, что является негативным сигналом для будущей деловой активности".
Покупки напоследок
Основным драйвером роста в первом квартале Улюкаев назвал потребительский спрос — плюс 3,2%, но и он долго не протянет: этот рост "был обеспечен прежде всего увеличением реальной заработной платы на 4,2% за три месяца текущего года относительно соответствующего периода прошлого года". При этом в частном секторе, признал Улюкаев, зарплаты практически перестали расти, весь рост обеспечил бюджетный сектор в рамках "реализации майских указов президента 2012 года".
Другим фактором роста потребительского спроса стало, очевидно, изменение сберегательной стратегии населения (см. "Деньги" от 14 апреля): резкое ослабление рубля и недоверие к банковской системе заставили людей искать альтернативу. "В своем обзоре "Потребительский индекс Иванова" по итогам первого квартала 2014 года мы отметили рост количества крупных покупок. В принципе это стандартное явление в периоды валютных колебаний,— говорит старший аналитик Sberbank Investment Research Михаил Красноперов.— Аналогичная ситуация была в первом квартале 2009 года, когда ускорились сделки на рынке недвижимости, а также выросли продажи электроники".
По предварительным подсчетам Колычева (на момент сдачи журнала в печать Росстат еще не опубликовал точные данные), в марте в розничной торговле уже началось замедление. Отчасти это, правда, объясняется тем, что показатели за февраль были "раздуты олимпийскими расходами", но отчасти, видимо, и тем, что потребители стремились "покупать иномарки и импортные товары до того, как цены на них вырастут" из-за падения курса. По итогам года Колычев прогнозирует рост розницы только на 1,6%, что опять-таки ниже обеих оценок МЭР (1,9% в консервативном варианте и 2,4% в умеренно-оптимистическом).
Впрочем, Минфин, судя по комментариям Орешкина, недоволен не столько теми темпами роста, которые Минэкономразвития закладывает в свои прогнозы (вариант с 0,5% роста ВВП устроил бы Минфин в качестве умеренно-оптимистического сценария), сколько прогнозируемым валютным курсом: 37,8 руб./$ на конец года. Мало того что этот курс автоматически завышает оценку нефтегазовых доходов, так МЭР этими дополнительными доходами мысленно уже распорядился, заложив их в базовый прогноз. Улюкаев уверен, что "идеология бюджетного правила" позволяет "все, что связано с курсовой разницей — 900 млрд руб., направить на дополнительные бюджетные расходы". Правда, единственное, что оправдывает такой подход,— необходимость трат на Севастополь и Крым. Экономику это не разгонит — оптимистическая оценка роста ВВП в 1,1% говорит сама за себя.