Геннадий Иозефавичус, Conde Nast Traveller в гостях у махараджей, набобов, низамов и султанов

Однажды я ехал по Индии на поезде. Не на таком, на который может сесть любой желающий на любой станции (их, желающих, как и станций, миллионы), а на вполне специальном: останавливался он всегда на первом пути, у застеленного красной дорожкой перрона. На перрон этот не пускали людей с корзинами, котомками и маленькими собачонками; спускаясь на красную дорожку, мы обнаруживали на ней лишь ряженых музыкантов с дудками и барабанами и иногда расписных слонов. Музыканты дудели и били в барабаны, слоны трубили, поднимая хоботы к небу. Поезд тот назывался "Махараджа-экспресс", как же еще?

Каждый день на пути из Бомбея в Дели поезд останавливался в каком-нибудь замечательном городе. И в каждом таком городе — в Вадодаре, Биканере, в Джодхпуре, в Удайпуре, в Джайпуре — мы, пассажиры, пройдясь по красной дорожке, рассаживались по экипажам и отправлялись в гости к местным махараджам. Думаю, наш состав потому так и назывался — "Махараджа-экспресс", что бывших правителей мы посещали с очень краткими, просто-таки экспресс-визитами.

Иногда махараджи нас, пассажиров экспресса, угощали, порой развлекали танцами и пением, реже — занимали разговорами. Каждый визит начинался снегопадом из розовых лепестков и ледяным щербетом, продолжался невыносимо сладкими сладостями и заканчивался словами о мире, заверениями в симпатиях и приглашениями вернуться и рассмотреть все повнимательнее. Лепестки оставались на дорожках слегка запущенных парков, сахар сладостей смывался двойной порцией виски, а вот приглашения — хоть и были они данью вежливости — почему-то никуда не девались, они застревали в мозгах, вили там гнезда, выстраивали глубоко эшелонированные рубежи обороны. И дело зашло так далеко, что, не доехав на своем роскошном поезде даже до Тадж-Махала, я собрал вещи, распрощался с батлером, уже привыкшим вытирать переливавшуюся из мраморной ванны на мраморный пол воду (да, у меня в купе, которое занимало полвагона, была настоящая ванна!) и бесконечно носить мне чай, да и сошел на станции Джайпур, намереваясь проследовать обратно в Бомбей со всеми возможными остановками во дворцах. Нет, я не собирался злоупотреблять гостеприимством только что посещенных индийских князей, в голове моей созрел план: обследовать несколько отелей-дворцов на пути от Джайпура до Бомбея, то есть, простите, Мумбая. Их там, дворцов, на этом пути довольно много, выбирать было из чего.

Есть ведь в Индии такая мода — махараджи, набобы, низамы и султаны сдают свои хоромы внаем управляющим компаниям, те обустраивают в логовищах роскоши койко-места, получаются отменные гостиницы. Такие, как недавно открытый в Хайдерабаде, в одном из дворцов хайдерабадского низама, отель Falaknuma Palace, или как гостевой дворец махараджи Гвалиора Usha Kiran, или как элегантный дворец правителя Варанаси Nadesar Palace. Или — как легендарный Rambagh Palace, один из фантастических дворцов махараджи Джайпура. С него, собственно, я и решил начать.

Некогда резиденция фаворитки, потом — охотничий домик, затем — полноценный дворец, последний раз Rambagh перестраивался махараджей Саваем Ман Сингхом II в 1925-м, во времена расцвета раджпутов при британском правлении. В тридцатых во дворце воцаряется раджмата Гаятри Деви, одна из главных красавиц своего времени (Vogue даже провозгласил ее "самой красивой женщиной на свете"), и Rambagh становится еще и местом светской силы; салон махарани посещают тогда буквально все — от вице-короля до лорда Маунтбеттена.

После объявления Индией независимости и отстранения князей от власти махараджа решает превратить дворец в отель — сначала под собственным управлением, а в семидесятых — под началом Taj. И сегодня Rambagh управляется компанией Таты, самого богатого человека Индии.

В Rambagh — видимо, за заслуги перед индийской индустрией гостеприимства — меня поселили в номер под названием "Peacock", то есть "Павлин". На одной из стен действительно нашлись два павлина, собраны они были из разноцветных стеклышек, отчего перья их сверкали и играли на свету. Кроме павлинов невсамделишных нашлись и павлины настоящие. Стоило мне отдернуть штору и выглянуть на террасу, как от балконной двери наутек разбежались дюжина вооруженных роскошным оперением птиц.

Сам номер тоже был роскошно вооружен — кроватью под балдахином, невероятного удобства креслами, бескрайним столом, вполне пригодным для устроительства ужинов с лордом Маунтбеттеном, тяжелыми драпировками из золотой парчи. Но главное — прямо из номера (предварительно отогнав павлинов, быстро ко мне привыкших) можно было выйти на обширную "могольскую" террасу, на которой Ман Сингх II имел обыкновение праздновать праздник Холи. А с террасы — попасть в сад, однажды, еще в двадцатых, признанный одним из лучших садов мира.

Погостив в Rambagh Palace, я снова сел на поезд (уже не "Махараджа-экспресс", а местный, с остановками на полустанках и толпами во втором классе) и вернулся на нем в Джайпур, "голубой город". Кроме инспекции дворца-отеля Umaid Bhawan в Джодхпуре у меня было и дело совсем иного рода: я хотел пошить себе в этом городе штаны, знаменитые джодхпуры, иными словами, галифе. Местные модники утверждают, что джодхпуры в Джодхпуре носили практически во все времена (во все времена, покуда здесь играют в поло, как минимум) и что задолго до генерала Галифе мода на кавалерийские брюки в столице княжества Марвар была введена местным махараджей. Так или иначе, но дел у меня в Джодхпуре было два — пожить во дворце-отеле и заказать у портного джодхпуры.

На станции у кондиционируемого (да!) вагона второго класса (то есть нашего плацкартного) меня встретил шофер в белом кителе и черном тюрбане. Со всеми предосторожностями, лавируя между тюками, коровьими лепешками, большими семьями, покрикивая на носильщиков, водитель довел меня до вызывающе несовременного лимузина, усадил на заднее сиденье, выдал влажное полотенце и повез во дворец. Вскоре на горизонте показалась громада Umaid Bhawan, самого большого частного дома, построенного в мире в XX веке. Именно так! В прошлом веке ни одного дома (предназначенного для одной семьи) такого размера — о 350 комнатах, со стометровым куполом над фойе, с садом в 10 гектаров — уже не было построено. Возводился Umaid Bhawan (назван он так по имени своего владельца, махараджи Марвара Умаида Сингха) в течение 15 лет, и кроме решения очевидной задачи — дать возможность семье махараджи жить в человеческих условиях — строительство имело и вторую цель: занять 15 тыс. подданных. Окончание работ пришлось на начало сороковых, на те времена, когда британский генерал Умаид Сингх командовал (где-то в Италии) эскадрильей самолетов, построенных на его же деньги. И несмотря на войну, обстановка огромного дома шла своим чередом: в оккупированной Франции изготавливалась мебель, в Персии ткались ковры, а поляк Стефан Норблин записывал фресками в духе Тамары Лемпицкой стены апартаментов махараджи. И даже когда английский корабль с французской мебелью был потоплен немцами, Умаид Сингх, слегка оторвавшись от боевых действий, заказал и оплатил изготовление второй партии, доставка которой прошла куда более успешно.

В наши дни нынешний махараджа (внук героя-летчика и строителя Umaid Bhawan) продолжает жить во дворце, 65 комнат (из трехсот с лишним) которого отданы под отель. Впрочем, в число превращенных в гостиничные включены покои махараджи и махарани, лучшие гостевые апартаменты; отелю же отошли и холл, накрытый куполом, и бальный зал, и коридоры с трофеями. И невероятной красоты белый мраморный павильон в центре огромного травяного газона, разбитого перед фасадом.

И вот что я скажу: я бы в этом дворце провел полжизни. Правда! Так бы ходил и ходил (в новеньких галифе-джодхпурах, как раз доставленных от портного) по бесконечным комнатам, и смотрел бы на закат с балкона, и вслушивался в раскаты грома, и принюхивался бы к ветру, несущему песок из пустыни.

Следующей остановкой стал Удайпур. И знаменитый, воспетый в "Осьминожке" (одном из фильмов бондианы) Lake Palace, один из самых, наверное, знаменитых отелей мира.

Озерный дворец, беломраморный шедевр, стоящий посреди озера Пичола, был построен в середине XVIII века правителем Мевара, махараной Джагатом Сингхом II. Собственно, до того, как превратиться в отель, дворец носил другое имя, в честь своего строителя он назывался Джаг-Нивасом. В Джаг-Нивасе спасались от жары правители Мевара, от восставших сипаев — британцы, от тягот путешествий по Индии — европейские путешественники, которых махарана зазывал в гости (чтобы удивить роскошью и удивиться рассказам). Впрочем, к середине прошлого века Джаг-Нивас пришел в запустение; у махараны, лишенного привилегий и власти, уже не хватало денег на содержание всех дворцов — и тех, что стоят на берегу, и тех, что словно плавают на поверхности вод Пичолы. И, как обычно, решением проблемы стало преобразование дворца в гостиницу. Махарана сначала поуправлял отелем сам, а потом, в начале семидесятых, передоверил Озерный дворец вездесущей компании Taj. Компания инвестировала в реконструкцию дворца, изыскала возможность открыть для гостей еще несколько десятков комнат и превратила Джаг-Нивас в Lake Palace.

В мой приезд вода в Пичоле упала, как никогда, низко. Несколько месяцев засухи сделали свое дело: дворец на воде превратился в сухопутный, из-под воды вылез целый бугор, по которому, не замочив ног, можно было бы дойти до отеля. Впрочем, на такое безрассудное разрушение легенды ни у кого из гостей не хватило нахальства; все, как и раньше, предпочитали садиться у подножия городского дворца махараны в лодку и переправляться по мелкой воде традиционным способом. А в самом дворце-отеле с водой все было как обычно: фонтаны брызгались водой, бассейн был наполнен до краев, ванны наполнялись за минуты.

В один из дней, переправившись на "большую землю", я попросил отвезти себя в деревню Дельвара, километрах в тридцати от Удайпура. Там, как я знал, стоит еще один дворец-отель. Вернее, форт-отель. Такой мне уже встречался: как-то, путешествуя по индийскому штату Мадхья-Прадеш, неподалеку от священного города Удджайна, я остановился на ночь в небольшом городке, скорее, деревне Амла, в форту XVI века, "женская" часть которого превращена в гостиницу Fort Amla на восемь номеров. Четырнадцатый раджа, прекрасно образованный, говорящий по-английски без тени акцента (вернее, с акцентом оксфордским, если такой есть) молодой человек по имени Раджхавендра Сингх сам встречает гостей; его повар, бывший армейский кашевар, гостям готовит (и раджа ужинает с гостями за одним столом); деревенские старики приходят в ночи, при свете луны, чтобы спеть гостям. И все это невероятно здорово! Примерно того же я ожидал и от Devi Garh, отеля-форта в деревне Дельвара. Оказалось, форт форту рознь. В Дельваре меня ждал огромный дворец, словно послуживший прообразом компьютерного игрового многоуровневого лабиринта. В отличие от форта в Амле дельварский форт был скорее предназначен для жизни в роскоши, чем для обороны и противостояния. И отель из него получился совсем другой — роскошный, но не домашний, с дизайнерской мебелью, клубным светом, кондиционированным воздухом, со спа, бассейнами, модной музыкой (вместо пения деревенских дервишей). Другой в общем.

Посмотрев, засунув нос во все дыры, пообедав, я вернулся в Удайпур, в свой отель-корабль, едва не выброшенный на мель. Над Пичолой опустились сумерки, во дворце зажглись огни. Птицы угомонились, и парень с длинной палкой перестал слоняться по саду — отгонять стало некого. К музыке журчащих фонтанов добавились звуки ситара и цимбал. Изнуряющая жара, как и птицы, тоже куда-то подевалась, ветер с гор выдул раскаленный воздух с беломраморных террас. Туристы разошлись по номерам готовиться к ужину, и вдруг отель снова превратился в дворец правителя Мевара. Даже слуги (потомки слуг Джагата Сингха, кстати) стали вести себя совершенно по-другому — приосанились, расправили груди. Казалось, я подглядываю за чем-то запретным, чем-то совсем интимным. А потом гонг позвал в ресторан, волшебство улетучилось.

На следующий день я и вовсе уехал из Удайпура: веселый водитель, торпедо машины которого было щедро украшено цветами, фигурками божков, мигающими лампочками, увез меня в соседний штат, в Гуджарат. В Гуджарате меня во дворцах не ждали, там я собирался смотреть дома Ле Корбюзье, построенные гением в Ахмедабаде.