Сергей Лесков спросил действительного члена Академии военных наук о нашей технологической зависимости от Запада

Технологическая зависимость России давно не является секретом, но прежде не вызывала сильной тревоги — сырьевые доходы позволяли компенсировать отставание необходимым импортом. После присоединения Крыма, однако, ситуация меняется: Запад запускает режим санкций, о резком сокращении сотрудничества с Россией по многим направлениям говорят как о неизбежности. Насколько опасно это для страны, выяснял "Огонек"

Насколько справедливо суждение о фатальном отставании России в сфере современных технологий? Есть ли у нас шанс догнать лидеров в этой сфере? Эти вопросы "Огонек" адресовал члену экспертных советов ВПК и МЧС России, действительному члену Академии военных наук, вице-президенту Нанотехнологического общества, доктору физико-математических наук Георгию Малинецкому.

— Россия не такая пропащая в высоких технологиях. Фирма НТ-ТДМ из Зеленограда, например,— многолетний мировой лидер по производству зондовых и туннельных микроскопов, имеет офисы и сервис-центры по всему миру, в том числе в США и в Китае. Идея Гейма и Новоселова о графене, за который была получена Нобелевская премия, родилась в Черноголовке. Правда, реализовать ее у нас тогда было затруднительно, ученые уехали на Запад, оказавшись потерянными для России...

— Энтузиасты сегодня проводят параллель: в XIX столетии Крым привел к кардинальным реформам, благодаря которым Россия совершила резкий рывок, в том числе в области технологий. Как вы думаете, не оказались ли политики в плену этих аналогий?

— При всей неожиданности присоединения Крыма к России есть основания полагать, что к этому готовились не один год. Нет, не конкретно к Крыму. Но сжатая пружина должна была распрямиться, и Крым был лишь одним из вариантов отстаивания Россией своих жизненных интересов. Если бы не Крым, появилось бы другое направление.

— Георгий Геннадиевич, бог с вами, кто же на Россию покушался? Мне кажется, мы сами часто выбираем путь себе во вред, как враги самим себе. Это касается, кстати, и забвения наук, за которым последовала деградация технологического развития.

— Объясняю. Пружину нельзя сжимать бесконечно. Куда вели Россию лидеры современного технологического мира в условиях, когда соперничество переместилось в области информационных потоков? Россия стараниями конкурентов постепенно превращалась в страну-неудачника. За последние годы отношение к России ухудшилось даже в странах арабской весны, хотя мы не принимали в ней участия. Наш имидж теряет привлекательность повсюду — не только в США, но и в Израиле, Мексике, Канаде, Китае. Во многом динамика объясняется тем, что за последние 20 лет Россия неоднократно проявляла слабость по принципиальным вопросам. Роль "шестерки" в "восьмерке", когда приходится выслушивать нотации, не улучшает рейтинг страны.

— Интерпретация этих цифр не кажется убедительной. Скорее, сама Россия виновата в своей репутации. Зачем другим странам чернить наш чистый образ?

— Ресурсы! Россия, как никакая другая страна, богата ресурсами. У России 40 процентов мировых ресурсов, но лишь 3 процента мирового продукта. Беда России в том, что она не может освоить свои пространства и извлечь ресурсы из недр. В США, в Германии, даже в Китае появляются аналитические исследования, где всерьез рассматривается возможность освоения природных ресурсов России без участия России. К примеру, Китай приступил к созданию собственного ледокольного флота для навигации по Северному морскому пути. А ведь еще в 1960-х годах китайский ВВП в 5 раз уступал СССР, теперь в 5 раз его превосходит.

— О необходимости ускорения высоких технологий с высоких трибун говорят давно. Что же сильнее всего тормозит технологическое развитие нашей страны?

— О каком технологическом развитии можно говорить, если в России кредиты выдаются под 20 процентов годовых, когда известно, что уровень кредита для обрабатывающей промышленности не может превышать 12 процентов, а в области высоких технологий и венчурных фирм — 3-4 процента?! Наши наукоемкие предприятия вынуждены кредитоваться на Западе. Но теперь в условиях санкций и это рискованно. Впрочем, кризис — это не только проблемы, но и новые возможности. Танк Т-34, напомню, был разработан до войны, но был "сырым", а когда потребовался фронту, то за год было сделано 200 инноваций...

— Но тогда отрыв от конкурентов был все же не столь велик, как теперь.

— Это верно. Россия много лет доводит до ума самолет 5-го поколения, а в США уже заканчивается создание гиперзвукового ударного авиационного и ракетного оружия, в котором использованы космические технологии. Здесь мы были лидерами, а теперь дошли до жалкого состояния. Президент АН СССР Мстислав Келдыш считал, что будущее науки — это дальний космос. Но мы забыли, когда запускали аппарат в дальний космос. Америка это делает регулярно и добилась успехов, которые нам не снились. На некоторых аппаратах ставили российские приборы, но теперь, ясное дело, прекратят. Без дальнего космоса наука деградирует, а у нас уже выросло поколение, которое звезд не видело... Кому в этой ситуации понадобился разгром Академии наук, которая в результате необъяснимой реформы пребывает в тяжелом нокауте? Бог ведь любит большие батальоны, а нищая академия к технологическому прорыву неспособна.

— Старая прусская поговорка о больших батальонах высмеивалась Вольтером, который говорил, что Бог любит метких стрелков. К тому же по части эффективности к академии много упреков, подтвержденных статистикой.

— Статистика может доказать что угодно, в зависимости от цели. Объективно на единицу финансирования наша Академия наук давала больше результатов, чем любое научное сообщество в мире. Но денег ей давали оскорбительно мало и с каждым годом все меньше. Стоит напомнить, Академию наук Петру посоветовал создать великий Лейбниц, чтобы вырвать страну из традиций варварства и вступить на путь цивилизации, в том числе технологического развития.

Академия наук пыталась донести до властей понимание того, что сильная страна должна сама себя кормить, лечить, учить и обогревать. Разве это неправильно? Но здравоохранение в первые же годы реформ было разгромлено. Объем подделок на фармацевтическом рынке никак не меньше 50 процентов. СССР в области биотехнологий был сверхдержавой, сейчас отрасли не существует. В списке жизненно важных лекарств 523 наименования, но Россия производит только три. Россия критически зависит от западного медицинского оборудования, хотя многое могла бы производить сама. Ускорители и томографы для онкологии, например, давно создаются в наших ядерных центрах, но коррупционные схемы ориентируют здравоохранение на импорт оборудования.

— Так ведь это дилемма — греть руки или лечить больных. Я видел отличное оборудование для лучевой терапии и ядерной медицины в уральских центрах, но заказов нет, потому что импорт приносит чиновнику более весомый доход. Но все-таки нельзя сказать, что наши чиновники совсем уж равнодушно взирают на технологическое отставание. Большие средства направлены в "Сколково" и "Роснано", которые призваны, по замыслу, стать точками инновационного роста.

— Когда Петр задумал технологический рывок, он поставил конкретные задачи. Научиться ставить крепости, лить пушки, строить корабли, управлять флотом и освоить бухгалтерское дело. Проведение ассамблей, питье кофе, танцы — вторичная приправа. Перед "Роснано" и "Сколково" не поставлено задач, у них нет цели, только создание инфраструктуры, то есть кофе с танцами. После смерти Петра, как писал Ключевский, задачи исчезли, но ассамблеи жили еще долго. "Роснано" тоже процветает, хотя результата нет. Мои студенты в физтехе мечтают не о науке, а о том, как бы попасть в "Сколково", где стипендия 70 тысяч, а в элитном вузе 2550 рублей.

— Скептики считают, что Россия в технологическом плане отстала настолько, что поздно метаться. Пройдена, говорят, точка невозврата, а западные санкции и вовсе могут поставить Россию на колени...

— Нет, я все же не согласен. Вспомним теорию великого русского экономиста Кондратьева о связи мировых конфликтов с технологическим укладом. Мы переживаем исторический момент, когда происходит пересдача карт истории. ХХ век — эпоха массового производства. Ей на смену пришла постиндустриальная эпоха, когда успех определяется небольшой группой талантливых людей, которые создают новые идеи и разрабатывают новые технологии. Чтобы отыскать этих людей, необходимо качественное образование и сильные научные коллективы. Финансовые затраты на прорыв уменьшились многократно. Компьютерная революция не стоила столь огромных денег, как индустриализация. Она требовала участия не масс, а интеллекта. Дальше — еще больше интеллекта и еще меньше ресурсов. В этой ситуации говорить о том, что участь России предрешена, нельзя, надо искать талантливых людей. И выбирать верный вектор приложения сил и средств.

— Это слишком общий тезис. Что конкретно вы имеете в виду?

— Все просто. Один стратегический бомбардировщик, например, стоит 2,5 млрд долларов. Но аэродромы можно уничтожить, да и с самолетами разобраться. Теперь на авиасалонах показывают летательные аппараты размером со стрекозу, даже со шмеля, которые выполняют важнейшие стратегические миссии. Вектор понятен: современное оружие превратится в бессмысленную груду металлолома. Исход будущих сражений решат иные технологии.

На программу "Геном человека", в которой Россия практически не участвовала из экономии, было потрачено 3 млрд долларов. Это один бомбардировщик! Но возможности неимоверные: из обычных клеток уже можно делать стволовые. Генетика — новая философия жизни. На 3D-принтерах можно выращивать человеческие органы. Открыт путь к микророботам, которым можно поручать адресную доставку лекарств к больным органам.

— Все это похоже на сказки, вроде "Звездных войн"...

— Имеете в виду киноэпопею? Но ведь были реальные "звездные войны", или программа СОИ, которую придумали США в последний период холодной войны. Именно гонка в "звездных войнах" окончательно надорвала СССР.

— Страна, выходит, разорилась как раз в гонке за технологическим лидерством? На фоне всего, о чем мы говорили, параллель как минимум тревожная, а перспектива какая-то совсем не радужная...

— Мы сказали А, теперь надо сказать Б. Россия обязана вернуть себе роль технологического лидера. Иного пути просто нет. А кризис и санкции могут сыграть положительную роль. Наполеон говорил, что, если ведро с картошкой не трясти, все клубни будут лежать вперемешку. Потрясешь — и крупные клубни окажутся сверху. Кризис — именно такая ситуация. Люди прежней эпохи лягут на дно, таланты окажутся востребованными.

Беседовал Сергей Лесков