Франц Седлачек в Вене

В Вене обнаружили потерянного было гения австрийского модерна. В фантастический мир «магического реалиста» Франца Седлачека погрузился специально для “Ъ” АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.

Еще недавно имя Франца Седлачека (1891–1945) мало что говорило даже специалистам. Сын фабриканта холодильников из австрийского Линца, химик по образованию, Седлачек всю жизнь пребывал в статусе художника-любителя. Хотя еще в период между двумя мировыми войнами в свободное от основной работы время он сделал карьеру как профессиональный живописец. Он начинал как журнальный график, печатался в том числе в престижном журнале «Симплициссимус», затем перешел на живопись. Стал членом Сецессиона, публиковал стихи и театральные пародии, дружил с таким же, как он, фантасмагоричным писателем и художником Альфредом Кубиным, а в 1929 году получил золотую медаль на Всемирной выставке в Барселоне. После того как его работы показали на Питсбургской международной выставке живописи и в Нью-Йоркском музее современного искусства, большую статью о нем напечатал журнал Life, назвавший автора — едва ли не в пику Сальвадору Дали — «самым сумасшедшим художником мира». В 1930-е годы он получил на родине три государственные премии за живопись. Судьбу самоучки можно было бы считать счастливой, если бы не политика. В 1938 году, после аншлюса Австрии, художник вступил в Партию национал-социалистов, участвовал в экспозициях «идеологически правильного» искусства. Такой шаг совершили многие современники, в том числе живописцы, и всем это в итоге сошло с рук (семья Седлачека до сих пор считает этот факт его биографии скорее случайностью, а самого его аполитичным, по сути, человеком). Но Седлачек был и офицером вермахта. Всего он участвовал в двух войнах, во Второй мировой служил в Норвегии и выжил под Сталинградом. Исчез же в последнюю зиму войны: в январе 1945-го пропал без вести на Восточном фронте в районе польского города Торунь.

После войны о Седлачеке забыли всерьез и надолго. Лишь 20 лет назад выставку его работ показал Технический музей Вены, где художник служил многие годы, став в 1937-м его директором. Музей хороший, и здание у него величественное, но с точки зрения истории искусства все же несколько не по теме.

Нынешняя ретроспектива «Химик фантазии» в Музее Вены восстанавливает историческую справедливость. Здесь собрали важнейшие седлачековские работы маслом. И хотя развеска кажется неоправданно тесной, а с решением погрузить залы в темноту, где подсвечены лишь картины, спорить хочется долго и желательно громко, выставка состоялась. Полотна собирались во многих австрийских музеях (некоторые картины хранятся за рубежом, например в Мадридском музее искусств королевы Софии), вышли симпатичный каталог и обстоятельная монография, газеты отозвались рецензиями, а недогадливым в публике наконец-то стало понятно, отчего это аукционные цены на Седлачека растут с завидным постоянством, удваиваясь за несколько лет.

48 картин разбиты на семь тем: натюрморты, техника (художник был явно ею заворожен), ландшафты, пользовавшиеся успехом у покупателей религиозные сюжеты… Главное место занимает раздел «магическое / фантастическое». По нему видно, как многому автор научился у старых голландцев, влияние Брейгеля и Босха очевидно.

Седлачек — мастер иррельных композиций на грани «магического реализма» и «новой вещественности». Тщательно выписанные фигуры погружены в столь же тщательно прописанные интерьеры. Это могут быть лаборатория химика, мастерская специалиста по муляжам или библиотека — в любом окружении исследующий мир персонаж сам выглядит загадкой, сосредоточием неведомых лучей и энергий.

Знаменитую «Библиотеку» 1926 года, где фигуре книгочея противопоставлен огромный белый попугай, в Вену привезли из музея в Линце. Среди очарованных попугаем был и Густав Майринк. Автор «Голема» даже написал рассказ, вдохновленный картиной Седлачека. Уже одно это обстоятельство могло бы обеспечить художнику место в истории. Но понадобилось почти полвека, чтобы о нем просто вспомнили, и еще 20 с лишним лет, чтобы сделали нормальную ретроспективу. Конечно, лучше так, чем никак, но иногда запоздалому признанию нет совершенно никаких извинений. Вот, например, Седлачека.

Алексей Мокроусов