От разврата к оздоровлению
Архив
Девяносто лет назад "Огонек" писал об успехах советской власти в организации отдыха трудящихся на курортах родной страны. Крым стал всесоюзной здравницей во многом благодаря "заветам Ильича"
"Пожалуй, нет в мире страны более богатой курортами, притом такими разнообразными курортами, как СССР: от "финских хладных скал" приморского курорта Сестрорецка до богатейшей курортной "Тавриды"",— писал 5 июня 1927 года в "Огоньке" нарком здравоохранения Николай Семашко. До прихода большевиков к власти, утверждал нарком, такого не было: "В старое время на отечественные курорты обращалось мало внимания. Они служили главным образом местом отдыха и веселого времяпрепровождения богатой буржуазии и верхних слоев бюрократии". Новую курортную Мекку стали строить в соответствии с декретом "О лечебных местностях государственного значения", подписанным Лениным в 1919 году. На страницах "Огонька" Семашко разъяснил положительные последствия документа: теперь курорты управляются из единого центра — Наркомздрава, из мест "разгула, веселья, разврата" они превратились в "действительные места лечения" трудящихся и, наконец, на курортах вместе с лечением обеспечиваются "правильное питание и систематическая медпомощь". Кстати, возможность долговременного выезда на курорты возникла в 1918 году, когда Ленин установил двухнедельный отпуск для пролетариев.
21 декабря 1920 года, после того как красноармейцы заняли Крым, вождь революции издал специальный декрет — "Об использовании Крыма для лечения трудящихся". К весне 1921 года на полуострове предписывалось открыть санатории на 25 тысяч коек. С тех пор новые лечебные учреждения открывались в Крыму ежегодно. Так, 20 февраля 1925 года Совнарком распорядился открыть первый в СССР крестьянский санаторий. Здравницу разместили в Ливадийском дворце, бывшей резиденции российских императоров. 1 мая Наркомздрав собрал во дворце первых отдыхающих: около 200 крестьян. "Огонек" описал их впечатления: "Крестьяне сначала робеют, молчат, все внимательно осматривают, а затем постепенно осваиваются. Больные размещены в больших светлых комнатах. Всюду чистота и порядок. Первые дни во дворце было тихо. Ребята стеснялись. А сейчас "обошлись". По вечерам гулким эхом отдает топанье ног — молодежь дает трепка под гармонику..." Царский дворец в Ливадии стал одним из последних пустовавших объектов, отданных в Крыму под санатории.
В очерке Семена Гехта от 16 августа 1925 года риторика классовой борьбы сменилась на более миролюбивую.
Гехт пишет о явлениях, хорошо знакомых тем, кто хоть раз бывал в крымских санаториях. О мертвом (тихом) часе: "Я никак не мог отыскать своего больного приятеля. Все опрашиваемые молчали. Все лежали на плетеных койках во дворе, не двигаясь и ровно дыша". О просоленном морском воздухе: "Он такой, словно его пропустили через сто фильтров, словно его изготовили по специальному рецепту медика". О том, что Крым объединяет всех вне зависимости от чина: "Здесь не отличить наркома от курьера. А нарком ныряет вверх и вниз и кувыркается как дельфин". И о напоминаниях, что нужно вести себя прилично: "Если ткнули окурок в песок — платите 3 рубля. Не надо гадить на пляже, граждане, помните о других!"
О том, что советской власти удалось устроить курортную жизнь на родине, свидетельствуют цифры конца 1920-х годов: как писал в "Огоньке" нарком Семашко, в 1927 году в атмосферу Крыма и других советских курортов должны были погрузиться не меньше миллиона человек.