Говорит руководитель фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам" Елена Альшанская

О плюсах и минусах нового проекта спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова поговорила с одним из инициаторов реформы, руководителем фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам" Еленой Альшанской.

"Тип детских учреждений должен быть один"

В мае в правительстве было последнее обсуждение законопроекта о реформировании сиротских учреждений. С 1 сентября 2015 года жизнь детей внутри системы должна измениться. Вы довольны этим законопроектом?

Не могу сказать, что полностью довольна. Но это начало больших перемен, с которыми мы, конечно, запоздали. Реформа системы устройства детей-сирот прошла уже практически во всех постсоветских странах. И выглядело это так: практически везде в первую очередь занимались устройством детей-сирот в семьи и только потом понимали, что нужно работать с родной семьей ребенка, иначе дети будут постоянно поступать в детские дома и никакое семейное устройство не поможет. И частью реформ, конечно же, было преобразование самих сиротских учреждений.

У нас в России в том или ином виде представлены все варианты их переустройства в виде точечных и пилотных проектов в ряде регионов. Многие доказали свою эффективность еще десять лет назад, но это никак не влияло на то, что большая часть учреждений работает в старом формате. В этих учреждениях дети живут в системе коллективного воспитания — их в одно и то же время высаживают на горшки, кладут спать, кормят, выводят гулять. У ребенка нет индивидуального контакта с близким взрослым — только меняющиеся воспитатели, ребенка переводят из группы в группу, и он находится в постоянном стрессе от смены окружения. У него нет личного пространства, выбора и часто даже нет возможности побыть одному. Жить в системе этих групповых кроватей — чудовищно. Даже котлеты необходимо готовить по одному рецепту, согласованному с СЭС. И в условиях этой заорганизованности ребенок, постоянно живущий внутри коллектива, страшно одинок.

У многих детей нет контакта с внешним миром и нет потребности в нем. В домах ребенка, которые по сути являются медицинскими учреждениями, дети живут за забором до трех-четырех лет, видя вокруг только малышей. Выездные мероприятия — в цирк, в театр, в бассейн — бюджет вообще не предусматривает. В коррекционных интернатах дети живут и учатся в одном пространстве, у них нет причин для выхода во внешний мир. И когда мы говорим, что дети в сиротской системе не социализированы, это именно потому, что они живут в условиях неестественно устроенного мира коллективных и групповых действий и отношений и лишены возможности видеть другой мир, других людей, они замкнуты внутри системы, у них нет навыков коммуникации. Маленький ребенок не видит детей другого возраста, он видит только похожих на себя, и он вырастает с сознанием того, что все дети одинаковые. То же самое касается детей с любым видом инвалидности, потому что все учреждения коррекционного типа — это закрытые зоны. Эти дети тоже вырастают в полной изоляции, с искаженным представлением о мире.

То есть дети, которые и так пережили разлуку с семьей, еще за что-то наказываются государством, живут как прокаженные в особом, закрытом от всех мире. И эта мысль, о которой мы, общественники, годами говорили со всевозможных трибун, была услышана правительством.

И власть, наконец, признала, что такая закрытая система, где нет индивидуального развития ребенка,— это действительно проблема и надо менять учреждения на более доброжелательные. Самая главная мысль, которая прозвучала из уст первых лиц государства: сиротские учреждения будут домами семейного типа, и они будут временными. Это очень важно, что система программирует не постоянное проживание ребенка без родителей, а временное, с перспективой на скорый уход в семью. Одним из основных инициаторов вот этого проекта был совет по вопросам попечительства в социальной сфере при правительстве, в который входят разные общественные организации.

Что конкретно будет изменено?

Давайте посмотрим, что за система есть сегодня. Маленькие дети до трех лет живут в домах ребенка, подчиненных Минздраву РФ. Это учреждения, медицинские по сути, с преимущественно медицинским персоналом и с медицинским подходом к детям.

С трех-четырех лет дети, в зависимости от их состояния здоровья, переводятся в детский дом, коррекционную школу-интернат или детский дом-интернат для детей с умственной отсталостью (ДДИ). Детские дома и коррекционные школы-интернаты находятся в подчинении Министерства образования РФ. А ДДИ — в подчинении Министерства социальной защиты. Еще у Министерства социальной защиты есть приюты для несовершеннолетних, которые и сегодня считаются временным местом пребывания, но там тоже длительное время живут дети без родителей. Итак, у нас есть три федеральных ведомства, определяющих жизнь детей-сирот в подведомственных учреждениях. У каждого ведомства своя нормативная база, свой утвержденный распорядок жизни ребенка, они по-разному функционируют. Нет единого документа, который определял бы жизнь детей-сирот в любых учреждениях.

В 2012 году Минобразования приняло новый закон об образовании, по которому в детских домах стали упразднять учебную часть, и дети оттуда стали ходить в обычные городские школы. Процесс этот болезненный, он идет до сих пор, не везде оказались к этому готовы. Но он идет, что уже хорошо. Дети вырвались из закрытой системы. Но этот закон затронул только детские дома. Потому что они подведомственны Минобразования. Дети из ДДИ в школу не пошли: у них свое "начальство" в виде Минсоцзащиты. И дети из домов ребенка, подведомственных Минздраву, не пошли в детский сад.

Обычный ребенок дома живет, из дома ходит в детский сад или в школу, а если заболел — ходит в поликлинику. Ребенок, потерявший семью, выключен и из большой жизни.

Мы добились того, что теперь есть единое правительственное положение, определяющее общие принципы жизни детей в разных сиротских учреждениях, независимо от того, какому министерству они подчиняются. Дети во всех учреждениях будут жить в условиях, приближенных к семейным. То есть не ходить хором в столовую, а принимать пищу в гостиной у себя "дома". В группах, рассчитанных на восемь человек, будет устроена спальня, игровая, это такие мини-квартиры с постоянным воспитателем. Мы очень надеемся, что все дети в стране, из разных сиротских учреждений, будут ходить в детский сад и школу, у них будет личное пространство и возможность общения с волонтерами. А еще вместе смогут жить дети разных возрастов и с разными диагнозами, и их наконец перестанут разделять по разным изолированным учреждениям. Шаг к этому сделан. Но пока только самый первый шаг, а проблем больше, чем мы пока смогли решить.

Например?

В Семейном кодексе есть фраза о том, что дети распределяются в учреждениях по их типу — медицинские, социальные, образовательные. И если тип учреждения медицинский (это дом ребенка), то и услуги там оказываются медицинские. А если тип учреждения — образовательный (это детские дома и коррекционные школы-интернаты), то услуги там образовательные. А в ДДИ — услуги социальные. То есть разделение на учреждения остается, дети живут, по сути, либо в больнице, либо в школе. Мы, продвигая реформу, рассчитывали на то, что нам удастся упразднить вот это деление на типы детских сиротских учреждений. Что будут некие кризисные реабилитационные центры, где дети будут жить временно. Например, ребенок оказался в кризисной ситуации; возможно, пережил семейное насилие, его забрали из семьи, и он оказался в реабилитационном центре — временно. В комнате — максимум два человека. У ребенка есть личное пространство и возможность подумать. В этом центре работают люди, которые понимают, что их задача — помочь ребенку реабилитироваться, справиться со своей бедой, понять, что с ним будет дальше. Обеспечить контакт с родными. Подключить социальные службы, чтобы либо наладить связь с семьей, либо искать приемную семью. И если ребенку нужно образование, то постепенно начать водить его в школу. Сегодня ребенка, попавшего в детский дом, сразу же заставляют идти в школу. Но ему не алгебра нужна в этой кризисной ситуации, а психологическая помощь. На алгебру его можно отвести через пару недель, после того как он придет в себя. Так вот, дети должны жить в таких центрах, устроенных по семейному типу, а образовательные и медицинские услуги получать в школах и больницах. Ребенок не должен жить в школе, даже если это временно, он должен жить дома, выходить за его пределы и видеть большой мир.

Но пока Семейный кодекс заставляет нас помещать ребенка только в один из трех типов учреждений — медицинский, образовательный или социальный. То есть в больницу, в школу или в социальное учреждение. А мы считаем, что тип детских учреждений должен быть один, это просто дом, в котором ребенок живет. Но это — следующий шаг реформы, я надеюсь, мы сможем внести в Семейный кодекс такие изменения.

"Мы не смогли полностью закрыть двери в систему, но все же мы их немного прикрыли"

А если типы учреждений сохраняются, то как быть, если, к примеру, из кризисной семьи забрали ребенка двух лет и его брата или сестру шести лет? Их разделят: двухлетнего — в дом ребенка, а шестилетнего — в детский дом?

Нет, тут мы все же добились определенного успеха. У нас теперь все учреждения будут устроены по семейному типу, и это немного компенсирует вред от разделения на типы учреждений. Братья и сестры теперь будут жить совместно, и вообще группы будут маленькими и разновозрастными, и в них будут жить дети с разными диагнозами. Это на самом деле важная деталь.

Если ребенку меньше трех лет, и у него брат в детском доме, то маленького тоже определят в детский дом — при наличии там условий. Что это за условия, будут определять подзаконные акты — полагаю, речь идет о наличии няни, детской кроватки и спецпитания.

И что очень важно, дана возможность детям до трех лет и, в частности, детям с инвалидностью попадать в образовательные и социальные организации, например в детские дома или интернаты, напрямую, минуя "медицинский" дом ребенка.

А в дома ребенка будут помещаться только те дети до трех лет, которым нужны стационарные условия.

То есть это глубоко больные дети?

Да. И тут, конечно, есть опасность, что для поддержания жизнедеятельности дома ребенка относительно здоровым детям будут приписывать необходимость стационарного размещения. Чтобы этого не происходило, нужен общественный контроль.

Не придется ли тогда вообще закрыть дома ребенка?

Не нужны медицинские учреждения для маленьких детей. Маленькие дети должны жить дома, а к врачу их можно отвести. На базе домов ребенка можно открыть центры медицинской реабилитации детей с инвалидностью — и родительских, и сирот. Такие центры нам очень нужны. Это позволит сохранить кадры дома ребенка и оказывать больше услуг населению.

Что еще вам кажется "прорывным" в новом проекте реформы?

Как я уже говорила, устройство ребенка — временное. Каждые полгода будет пересматриваться план развития и жизнеустройства, то есть будут подниматься вопросы: что ребенок еще тут делает, почему он не в семье? Это важно.

Другая проблема — больше половины детей, живущих в сиротских учреждениях, "родительские". Государство считает размещение ребенка в детском доме услугой для родителя и дает возможность маме оставить ребенка по заявлению. А еще школы-интернаты и ДДИ предоставляют образовательные и социальные услуги для обычных детей.

Бывает так, что мама в трудной жизненной ситуации (нет денег, работы, болезнь, алкоголизм, угроза ребенку со стороны мужа) приходит за помощью в опеку, а ей советуют написать заявление и на время устроить ребенка в детский дом, на полгода. К сожалению, есть родители, которым так жить удобно или которые так и не справились со своими проблемами, они эти полгода продлевают и продлевают, и ребенок живет там всю жизнь, в семью его никто не устраивает, потому что это "родительский" ребенок. Особенно часто это случается с детьми, имеющими инвалидность. А бывает так, что у ребенка инвалидность, интернат есть только в областном центре, а мама живет далеко в деревне. И она хочет, чтобы ее ребенок получал какое-то образование, какую-то реабилитацию. В деревне у нее нет ни коррекционной школы, ни медицинского реабилитационного центра. Она везет ребенка в областной интернат и через год перестает туда ездить, потому что у нее нет денег, времени, она работает или воспитывает других детей.

У нас официально детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, 120 тысяч, а всего в детских сиротских учреждениях, вместе с "родительскими", живет 300 тысяч детей. На содержание этих "родительских" сирот поступает значительно меньше денег, чем на сирот. У них нет тех льгот, которые есть у сирот. Но по сути это сироты.

Сейчас мама может продлевать свое заявление каждые полгода, хоть всю жизнь. Мы хотели ввести такое ограничение: если родитель более двух раз продлил срок пребывания ребенка в интернате, значит, он не хочет жить с ребенком, и тогда надо ставить вопрос о лишении прав.

Но эта поправка не прошла через правовой отдел правительства, потому что, как я уже сказала, государство рассматривает размещение ребенка в сиротской системе как услугу родителям.

То есть ворота в сиротскую систему широко распахнуты, но нас все же услышали. По большому счету весь этот законопроект — пример большого компромисса. Мы не смогли полностью закрыть двери в систему, но все же мы их немного прикрыли, добившись такой поправки: теперь родитель, отдавая своего ребенка в интернат, должен подписать соглашение с органами опеки, в котором предусмотрена обязательная помощь семье со стороны органов опеки, порядок посещения родителями ребенка, участие родителя в воспитании ребенка.

Это поможет?

Несомненно. Вот посмотрите, кто живет в детских домах, интернатах, коррекционных детских домах--школах. Дети из кризисных семей, которые потеряли семью, потому что государство решило, что родители не подходят для их воспитания. Никакая работа с родителями не была проведена, никаких попыток вернуть ребенка в кровную семью сделано не было. Дети с инвалидностью, родителям которых государство оказывает услугу в виде стационарного содержания ребенка. Эти дети могли бы жить дома, а их мамам социальные службы должны были бы помогать — присылать соцработника, который мог бы посидеть с ребенком пару часов, пока мама сходит в магазин или приготовит обед; помочь ей с работой или с документами. Третья категория детей в сиротских учреждениях — это дети, получающие там социальные и образовательные услуги. Мама работает, она хочет, чтобы ребенок развивался, ей предлагают формат пятидневки, она отдает ребенка, потом навещает его все реже, и часто, попав туда, ребенок остается там навсегда. Если бы социальные службы обязали маму забирать ребенка на выходные и на каникулы, ее связь с ребенком не разорвалась бы, а со временем ребенок вернулся бы домой. Все три категории детей, которые я назвала, потенциально могли остаться в своих семьях, а не жить в детских домах, если бы их семьям помогали. Есть только одна категория детей, которые оказались в сиротской системе потому, что не было другого выхода,— это дети, жизни и безопасности которых была прямая угроза в семье, дети, уже пострадавшие от насилия в семье, и дети, от которых добровольно отказались родители. И только отказные дети и должны попадать напрямую в постоянные семьи. Остальные могли бы жить во временных профессиональных семьях или во временных центрах, устроенных по семейному типу, пока решается вопрос о том, можно ли восстановить родную семью.

Вы хотите сказать, что сегодня ни один российский закон не обязывает чиновников оказывать помощь семье?

И Закон об опеке и попечительстве, и Семейный кодекс объясняют, как в семью может прийти опека и забрать ребенка, как ограничить родителей в правах и по каким параметрам это делается. Но там нет ни слова о том, что, ограничив родителей в правах, соцзащита должна начать работать с семьей. И нет ни одного нормативного акта, который определял бы полный алгоритм помощи семье с ребенком. Помощь семье закреплена только в законе о соцобслуживании, он совсем новый, но он никак не увязан с ситуацией изъятия ребенка из семьи. В нем описываются категории семей (многодетные, бедные или имеющие ребенка с инвалидностью), которые могут получить помощь по заявлению. Кроме самой семьи заявить о необходимой помощи для нее может и орган власти, например органы опеки и попечительства. Но это нигде не написано четко, так что связи нет.

Есть семья в трудной жизненной ситуации, но нет закона, который четко обязывает социальные службы с этой семьей работать. Нигде не написано, что кто-то вообще обязан работать с трудной семьей. И что нельзя просто так забрать ребенка, если никакая помощь не была оказана.

Должен быть определен четкий порядок действий: есть проблема в семье — ей оказывают помощь, с родителями работает специалист. Если не получилось — работают с родственниками, которые могут взять ребенка под опеку. Потом с соседями, учительницей, воспитателем — с тем кругом людей, внутри которого ребенок находится. И только если эти попытки не стали успешными, можно заниматься устройством ребенка в другую семью.

Какая помощь чаще всего требуется кризисным семьям?

Самая разная. Маме надо помочь устроиться на работу, или потеряны документы, или мама нерационально живет, и нужно помочь упорядочить ее жизнь, или она болеет, и ей нужно лечение, или у нее алкоголизм, и ей нужна реабилитация, или квартира в ужасном состоянии. Как правило, это сразу полный набор проблем. Есть мамы, которые хотят жить с ребенком, но у них нет возможности решить свои проблемы, и нужна организация, которая помогла бы ей разобраться. Обычно кризисная семья нуждается именно в социальном сопровождении, которое может длиться месяц, а может год, два, три.

Наш фонд, например, как-то помогал семье, у которой не было своего жилья. Они давно приехали в Подмосковье из Орла, где у них сгорел дом; жили в нежилом бараке — пятеро взрослых и один ребенок. Мать, сыновья, дочь и ребенок дочери. У всех взрослых, кроме бабушки, отсутствуют документы, потому что они сгорели в том же самом Орле, и они их не восстановили. Никто из них не может устроиться на работу, кроме какой-то эпизодической, и они все живут на пенсию этой бабушки, один брат пьет, другие не пьют, но все они живут вместе, тесно, грязно, младенец в плохих условиях. И когда мы приходим и спрашиваем, какая им нужна помощь, они говорят, что им нужен холодильник, телевизор и в доме прибраться. То есть взрослые люди, без документов, без работы, без образования, считают, что их проблема — это отсутствие холодильника. А на самом деле их проблема — это неумение видеть свои проблемы. Если бы у них была работа, они могли бы сами заработать на этот холодильник, правда? И вот это типичная ситуация для таких семей. Нужно просто помочь человеку увидеть его проблемы, определить путь их решения и помочь ему на этом пути. Сегодня главная проблема — отсутствие социального органа, который обязан помочь такой семье. А законы, которые у нас есть сейчас, между собой не увязаны, они каждый про какую-то отдельную услугу.