Почему Бразилию называют тропической Россией

Россию иногда называют снежной Бразилией. При очевидных внешних, исторических и климатических различиях две страны удивительно похожи: сырьевая зависимость, неравенство, коррупция, госкапитализм, ориентация на Китай.

АЛЕКСАНДР ЗОТИН

12 июня на поле стадиона "Арена Коринтианс" в Сан-Паулу по сценарию открытия чемпионата мира выкатывают в инвалидных креслах восемь парализованных людей. Один из них встает, подходит к мячу и ударяет по нему ногой. Так начинается футбольный турнир. Двигает конечностями экзоскелет, но команды идут прямиком от мозга. Человек мысленно представляет, как он встает, шагает и бьет по мячу. Электроэнцефалограмма поступает в процессор, связанный с механической частью. Гибрид человека и машины впервые делает полноценные шаги. Это вполне можно считать историческим событием почти такой же значимости, как шаги Нила Армстронга на Луне.

Главный герой этой истории — Мигел Николелис, бразильский ученый, гений нейроинтерфейса. Но работает он не у себя на родине, а в США, он профессор Университета Дьюка в Северной Каролине. В его команде трудится и нейробиолог Михаил Лебедев из Москвы. Бразилия, как и Россия,— богатая человеческим и интеллектуальным потенциалом страна, но его реализация почему-то происходит на приличном расстоянии.

Тропическое зеркало

"Тропическая Россия" и "снежная Бразилия" — такими названиями часто играют экономисты. Объясняется это просто: при всех внешних отличиях экономики двух стран во многом похожи. ВВП Бразилии — $2,2 трлн, России — $2,1 трлн (здесь и далее — данные МВФ), это седьмая и восьмая экономики мира соответственно. Доля мирового ВВП тоже почти равная — приблизительно по 2,8%. ВВП на душу населения вполне сопоставим — $11,1 тыс. в Бразилии и $14,6 тыс. в России (население Бразилии в 2014-м превысит 200 млн человек, в России --143,7 млн, с учетом Крыма — 146 млн).

На соседа по БРИК — Китай с его типичной моделью быстрого роста на инвестициях ни Бразилия, ни Россия не похожи. Объем инвестиций в ВВП у них низок: 18,1% — в Бразилии и 23,6% (или 21,4% по Росстату) — в России (в Китае — 48%). Такой уровень характерен для развитых стран, а не быстрорастущих.

Удивительно совпадают и многие другие макропоказатели: инфляция в Бразилии по прогнозам МВФ в 2014-м составит 5,9%, в России — 5,8%. И это при том, что обе страны испытали инфляционный шок в начале 1990-х. Например, в 1993 году в России инфляция составила 875%, в Бразилии — 1927%. Но зато снизить ее до однозначного уровня Бразилии удалось раньше — в 2004-м, в РФ — лишь в 2010-м.

Безудержная инфляция — на десятилетия — характерна не только для Бразилии, а почти для всех латиноамериканских стран во второй половине ХХ века. Но в 1994 году ее удалось затормозить в результате реформ "План-реал", который, в частности, включал снижение госрасходов, повышение процентных ставок, приватизацию. А его автор, либеральный министр финансов Фернанду Энрике Кардозу, в 1995 году стал президентом. В 1999-м последовало введение таргетирования инфляции. Россия сейчас переходит к этому режиму.

Уровень безработицы, по данным МВФ, тоже похож — 5,6% в Бразилии, 6,2% (5,5% по Росстату) в РФ. Близки и ожидаемые в 2014 году темпы роста ВВП: 1,3% для России и 1,8% для Бразилии. В тучные 2000-е темпы роста в Бразилии были чуть меньше, чем в РФ, в среднем 3,7% в год за десятилетие, у нас — 4,9%. Но Бразилию кризис 1997-1998 годов задел мягче, так что, убирая восстановительную компоненту роста в России (после сильного обвала 1998-го), получим почти идентичную динамику.

Конкурентоспособность Бразилии по мировым стандартам средненькая. По данным Global Competitiveness Report 2013-2014 годов, рассчитываемого World Economic Forum, Бразилия на 54-м месте из 144 стран, Россия — на 64-м. В Бразилии чуть лучше качество политических институтов, в России — макроэкономическая политика. Doing Business Всемирного банка оценивает РФ (92-е место из 189) чуть лучше, чем Бразилию (116).

Сырьевые попадающие

Похожи две страны и источником своего роста. В последнее десятилетие он во многом был производной от роста Китая и спровоцированного им сырьевого суперцикла. Бразилия стала сырьевым придатком КНР — заодно с Австралией и Индонезией. По подсчетам экономиста UBS Тао Вана, падение темпов роста Китая на 1 п. п. будет означать сокращение ВВП Бразилии на 0,8 п. п. У России пока нет такой зависимости от Китая.

Индекс экономической сложности экспорта (ECI, учитывает его диверсификацию и технологическую сложность, рассчитывается MIT) у Бразилии средний — 0,45 (42-е место среди 124 стран), у России — 0,78 (31-е место). Более половины экспорта — сырьевые ресурсы и продукты первичной обработки: железная руда, металлы и металлопродукция (около четверти экспорта), нефть (8,8%), соевые бобы (6,3%), сахар (5,9%), кофе (3,2%), мясо. Практически единственный высокотехнологичный компонент экспорта — самолеты Embraer (один из лидеров мирового рынка пассажирских региональных самолетов), однако их доля в экспорте меньше 2%. При этом 17% экспорта направляется в Китай, он крупнейший торговый партнер Бразилии.

Пока Китай строил свои бесконечные небоскребы и дороги, спрос на руду и металлы был хороший. Сейчас с ростом в Китае все не так хорошо, цены на металлы падают. Вторая в мире по объему добычи бразильская горнорудная компания Vale объявляет о сокращении инвестиций в связи со спадом спроса на сырье. Ранее компания заказала 35 балкеров-сухогрузов нового сверхкрупного стандарта Valemax с грузоподъемностью 400 тыс. тонн и стоимостью около $110 млн каждый для поставок железной руды в Китай. Сейчас компании пришлось распродавать часть судов с финансовыми потерями.

Некоторых конец суперцикла вообще "убил". Поучительна история самого богатого бразильца Эйки Батисты. Еще в 2012 году его состояние оценивалось в $34 млрд (8-е место в мировом рейтинге Forbes). Батиста по всему миру скупал в долг разнообразные (в основном сырьевые) активы и делал оптимистические заявления о том, что догонит мексиканца Карлоса Слима и станет самым богатым человеком в мире к 2015 году. Китай урбанизируется, а значит, ему нужно будет еще больше инфраструктуры, металлов, сырья и т. д. Однако летом 2013-го на фоне блекнущих китайских перспектив, снижения цен на бразильские акции, падения реала и цен на металлы у олигарха начались проблемы с выплатой долгов. 1 октября 2013-го объявила дефолт одна из его компаний — OGX Petroleo, занимающаяся нефтедобычей. Теперь Батиста, по подсчетам Forbes, уже даже и не миллиардер, его состояние оценивается всего в $300 млн, а по данным Bloomberg, у него и вовсе больше долгов, чем активов.

Столь быстрое и масштабное разорение уникально, хотя похожие случаи есть и в "северной Бразилии". Если в 2008 году в списке богатейших россиян по версии Forbes владелец металлургической компании "Мечел" Игорь Зюзин занимал 12-е место с состоянием $13 млрд, то к 2014-му он опустился на 194-е место с $450 млн.

Но и на этом сходства не кончаются. И бразильская, и российская экономика характеризуются высочайшим уровнем социального и экономического неравенства. В России коэффициент Джини по доходам (чем он выше, тем выше неравенство по доходам) равен 0,42, в Бразилии — 0,55.

Правда, если в России резкое имущественное расслоение произошло в последние 20 лет, в Бразилии оно имеет давнюю историю. И природа неравенства различна. В России сильное неравенство по доходам отчасти компенсируется накопленным еще в советские времена имущественным и человеческим капиталом: люди, получающие низкую зарплату, живут в приличных квартирах, а не в фанерных фавелах, к тому же зачастую имеют относительно неплохой образовательный уровень.

Политические противоположности

Нынешнее экономическое сходство имеет скорее случайный характер, ведь исторически и политически две страны несхожи, хотя Бразилия с 1822-го (после "развода" с Португалией) до 1889-го тоже была империей. Но совсем другой: португальская колония Бразилия развивалась по тому же шаблону, что и соседние испанские владения. Знать составляли португальские переселенцы, а на плантациях сахарного тростника и кофе трудились рабы: сначала — индейцы, а после 1550 года — африканцы. Большинство русских, правда, тоже потомки рабов-крепостных, но этнически не отличающихся от элиты. Плюс после 1917 года дореволюционная российская элита своего статуса и влияния почти полностью лишилась.

В современной Бразилии белых 47,7%, пардо (потомки смешанных браков) — 43,1%, негров — 7,6%, а также 1% азиатов (в Бразилии довольно существенная японская диаспора) и 0,5% индейцев. Мощные волны миграции после отмены рабства в 1888 году добавили выходцев из Испании, Германии, Швейцарии, Италии, Польши, Сирии, Ливана и Японии.

Вся эта пестрота не изменила главного принципа — чем белее, тем успешнее и богаче. Смысл популярной в Бразилии начала прошлого века расовой теории "отбеливания" наглядно виден на картине "Искупление грехов Хама" Модесто Брокуса в Национальном музее изобразительных искусств Рио-де-Жанейро. На картине три поколения одной семьи на пороге бедного жилья: бабушка-негритянка, дочь-мулатка, ее практически белый муж и, наконец, их белый ребенок. Бабушка поднимает руки к небу в знак благодарности — ее дочь нашла себе белого мужа и родила белого ребенка, ему светит более успешная карьера.

Хотя расовые предрассудки уже в прошлом, цвет кожи и сейчас хороший индикатор благополучия. По данным национального статистического исследования 2007 года, заработок негров и пардос составлял в среднем 1,8 минимальной зарплаты, а у белых — 3,4. Среди 1% богатейших бразильцев только 12% негров и пардос. Зато среди 10% самых бедных — их 73,9%. Среди экономической элиты Бразилии — 64 миллиардера — их нет вообще.

Впрочем, по меркам Южной Америки класс бразильских супербогатых сравнительно демократичен, среди них немало людей, заработавших состояние почти с нуля. Этим Бразилия отличается от классических латиноамериканских потомственных олигархий. В Сальвадоре, например, 14 семейных кланов держат под контролем практически всю экономику уже 300 лет. Правда, на региональном уровне бразильская политическая элита держится веками, достаточно взглянуть на списки мэров средних и мелких городов с одними и теми же фамилиями на протяжении столетий.

Культ компромисса

Зато на государственном уровне Бразилии удалось построить довольно устойчивую демократию. Для Южной Америки это большое достижение. В Бразилии, в отличие от Англии XVII столетия или Франции на пороге XIX века, не было радикальных социальных революций, запускающих процесс политической трансформации в одно мгновение.

"Если посмотреть на отношения внутри высшего класса, внутри элиты, то вся история Бразилии — это история компромиссов, и никогда политическое напряжение не разряжалось гражданской войной,— отмечает в своей лекции на polit.ru знаток бразильской истории профессор Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов, зампред ВЭБа Сергей Васильев.— Ни в 1889 году, когда произошла республиканская революция, ни в 1930 году, когда к власти пришел Варгас, ни в 1964 году, когда был военный переворот. В этих революционных эпизодах жертвы исчисляются буквально десятками".

Мирным был и последний политический поворот Бразилии к демократии. Забастовки, стартовавшие на автозаводах Scania в Сан-Бернардо 12 мая 1978 года, постепенно запустили процесс включения свежих сил в политику, и в итоге появилась новая политическая система на национальном уровне. А лидер бастующих Луис Инасиу Лула да Силва (Лула) сменил в 2003 году по результатам демократических выборов либерала Кардозу.

Политика Лулы, которого многие считали слишком левым, оказалась взвешенной. Были запущены социальные программы вроде Bolsa Familia — "семейный пакет". Благодаря ему 12 млн беднейших бразильских семей назначены ежемесячные выплаты при условии, что дети ходят в школу и получают медицинские прививки. "Впрочем, после первого всплеска реформ в 2003-2004 годах у правительства Лулы, по всей видимости, исчезло желание решать такие вопросы, как высокая стоимость госслужбы и бюрократии, прозванной Custo Brasil ("издержки Бразилии"),— отмечает в журнале МВФ "Финансы и развитие" экс-зампред ЦБ Бразилии, глава латиноамериканского подразделения хедж-фонда Brevan Howard Марио Мескита.— Не были полностью использованы возможности для совершенствования налогово-бюджетной и структурной политики при в целом благоприятных внешних условиях".

Преемница Лулы — Дилма Руссефф, выигравшая президентские выборы в 2011 году, также придерживается левых взглядов. Увы, левизна пока не дает впечатляющего роста экономики. Зато цветет госкапитализм. Яркий пример — Banco Nacional de Desenvolvimento Economico e Social (BNDES) — бразильский банк развития. Он предоставляет субсидируемое финансирование предприятиям и проектам, которые считаются особенно важными для экономического роста. Похоже на наш ВЭБ, но гораздо больше.

"Минфин Бразилии занимает на рынке средства по ставке выше ключевой процентной ставки центрального банка (сейчас 11%), предоставляет BNDES финансирование в среднем под 5% годовых, а тот добавляет небольшой спред,— пишет в блоге Financial Times профессор экономики Католического университета Рио-де-Жанейро Марсио Гарсиа.— Таким образом, правительство субсидирует приоритетные кредиты. Спред генерирует (фиктивную) прибыль для BNDES, де-факто же правительство в убыток себе, то есть налогоплательщикам, финансирует различные инфраструктурные проекты". В Бразилии рост такого субсидируемого государством кредитования (30% от общего объема кредитов в экономике) не привел к росту инвестиций по отношению к ВВП и к ускорению экономического роста. Но субсидируемые рады.

Мундиаль

Увы, чемпионат мира по футболу и демонстрация на его открытии выдающихся нейротехнологий, разработанных в университетах США учеными бразильского происхождения, вряд ли дадут толчок экономическому росту. Что хорошо для чиновников, строительных подрядчиков и прочих присосавшихся к госфинансированию, не обязательно хорошо для народа. Судя по июньским опросам Pew Research Center, 61% бразильцев считают, что мундиаль негативно скажется на развитии страны. Многотысячные митинги протеста против чемпионата уже потрясли страну год назад. Причина проста: люди хотят больниц, школ и университетов, а не чиновничьего футбольного праздника разграбления госсредств под спортивные мегапроекты.

Впрочем, суммы по российским меркам весьма скромные. В двухмиллионном Манаусе построен стадион за $270 млн. Для сравнения: смета строительства стадиона "Зенит-арена" в Санкт-Петербурге вчетверо больше — 34 млрд руб.

Но этот утешительный факт, видимо, неизвестен бразильцам. Неделя перед открытием чемпионата была отмечена волной крупных забастовок в крупнейших городах страны. А 12 июня она состоялась и в трех аэропортах Рио-де-Жанейро.