Умер Войцех Ярузельский

25 мая в Варшаве умер Войцех Ярузельский. О человеке, ставшем одновременно лицом старой и новой Польши, вспоминает Станислав Кувалдин.

Иногда об эпохе и уровне рефлексий, на которые она способна, можно судить по тому, что обсуждают современники в связи с уходом знаковых фигур. Так получилось, что когда Войцех Ярузельский уже лежал в неврологическом отделении военного госпиталя и все знали, что его состояние тяжелое, некоторые правые публицисты стали эмоционально обсуждать, можно ли хоронить бывшего президента на аллее почетных захоронений варшавского кладбища Повонзки — с очевидным ответом, что это будет оскорблением польской истории, памяти борцов за свободу. Так что накануне своей кончины формально первый президент нынешней Польской Республики получил публичные разговоры о том, как поступить с его останками — предельно грубые и откровенные. Разумеется, после смерти Войцеха Ярузельского о нем было сказано много гораздо более взвешенных слов. Тем не менее даже поставленные в хамской форме вопросы иногда появляются не из воздуха. И на вопрос о том, где место Ярузельского на польской земле, ответить действительно непросто.

Ярузельский ушел из жизни последним из тех многолетних правителей восточноевропейских стран, которые были "лицами" поздней социалистической эпохи в регионе — теми "лицами", желание избавиться от которых было одним из двигателей перемен 1989 года. Особенностью Ярузельского можно считать то, что ему одновременно удалось стать и "лицом" этих перемен. Технически он был первым президентом новой постсоциалистической страны, который оказался избран на этот пост после сложных переговоров с оппозицией. И хотя на своем посту он пробыл недолго, именно в эти годы в Польше была мирно демонтирована прежняя социалистическая система, и страна вошла в новый период своей истории.

При этом есть и другой Ярузельский — тот, чья роль (в том числе благодаря последующим неоднократным напоминаниям) запомнилась у него на родине гораздо лучше. Фактически в 1989 году Ярузельский открыл дорогу тем силам и стихиям, которым в последний момент поставил заслон в декабре 1981-го введением военного положения. Генерал в темных очках, объявляющий, что власть в стране переходит к Военному совету национального спасения, когда-то стал в глазах многих поляков символом крушения надежд на перемены.

По разным причинам в Польше, где до сих пор достаточно разборчиво относятся к титулатуре, к Ярузельскому редко обращались "господин президент". Гораздо чаще к нему обращались как к генералу. В этом был элемент непризнания — в отличие от тех, кто пришел к нему на смену, он не был избран всенародным голосованием. Однако большую роль здесь играло и то, что сам Ярузельский настаивал на подобном обращении. После ухода в отставку с поста президента он отказался от президентской пенсии и до конца жизни получал пенсию как отставной генерал. Во второй половине 2000-х годов польские власти решили лишить ветеранов коммунистических спецслужб, а также членов Совета национального спасения, вводившего военное положение, части надбавок к военным пенсиям. Их лишился и Ярузельский. При желании он мог переоформить документы и все же начать получать сохраняющееся за ним содержание отставного президента. Однако он тогда сказал, что у его товарищей по оружию, разделивших с ним тяжесть принятого в 1981 году решения, других пенсий нет, и получать какие-то другие деньги ему в такой ситуации не позволяет честь офицера.

Если сравнивать Ярузельского с другими коммунистическими лидерами Восточной Европы, то опять же следует отметить уникальность его фигуры. В отличие от Хонеккера, Кадара или Гусака у него не было опыта сотрудничества с довоенными, еще глубоко оппозиционными коммунистическими партиями, и вообще его биография имеет отношение не столько к мировому коммунистическому движению, сколько к истории Польши XX века.

Войцех Ярузельский родился в 1923 году в старой шляхетской семье, его отец работал управляющим имениями. Войцех воспитывался так, как было положено отпрыску благородной семьи землевладельцев. Его воспоминания о детстве — это память о той Польше, которой больше нет и которая встречается в некоторых ностальгических фильмах, то есть пасторальные виды и достаточно беззаботная жизнь гимназиста, приезжающего на каникулы в поместье, с прогулками на лошадях, охотой и чтением книг.

Генерал в темных очках, объявляющий, что власть в стране переходит к Военному совету национального спасения, когда-то стал в глазах многих поляков символом крушения надежд на перемены

Когда он уже занимал высокие посты в Польской Народной Республике, о Ярузельском ходили — разумеется, неподтвержденные — слухи, что в свои наезды в родное имение Тшечины юный Войцех настаивал на том, чтобы встреченные крестьяне по старинному обычаю целовали ему руку как своему панычу. Даже если это не так, слух довольно убедительно показывает, насколько Ярузельский был в коммунистическом руководстве "чужим среди своих".

По словам Ярузельского, от имения его детства после войны ничего не осталось — так же, как начавшаяся в 1939 году война ничего не оставила от его прежней жизни. В сентябре 1939-го семье Ярузельских удалось бежать в Литву. В 1940-м оказалось, что бежать уже некуда. С таким социальным и национальным происхождением избежать депортации было невозможно. Ярузельских отправили на поселение в Алтайский край. Там Войцех был практически сразу определен как вольнонаемный к довольно тяжелой работе на лесоповале. Если слухи о целовании рук и имели под собой хоть какую-то основу, то драматическая перемена в жизни заставила его по-другому взглянуть на народ и на собственные руки. Затем наступил еще один важный этап переосмысления — армия и фронт Второй мировой войны.

Судьба Ярузельского могла повернуться совсем иначе: отец сумел записать его добровольцем в армию Андерса. Однако когда Войцех прибыл в Бийск, оказалось, что набор с Алтая в армию уже закончен и сама она готовится к эвакуации через Красноводск в Иран. Единственной возможностью оставалась просоветская армия Берлинга, и Ярузельский прошел войну в ее рядах. На смену лесоповалу в Сибири пришла война против общего врага бок о бок с русскими солдатами, и этот опыт было уже сложно выкинуть из жизни. Ярузельский, по его словам, пришел к убеждению, что судьба Польши в сложившихся условиях связана с СССР, в 1947 году он вступил в Польскую объединенную рабочую партию, позже сделал успешную военную карьеру.

В 1968 году в возрасте 45 лет он становится министром обороны Польской Народной Республики. В 1970-м во время рабочих волнений на Балтийском побережье Польши армия, которой на тот момент руководил Ярузельский, принимает участие в подавлении забастовок и беспорядков. В результате действий властей погибли 45 человек. Ярузельский утверждал, что решение о применении силы тогда принимал не он. Так, разумеется, оправдываются многие, однако в случае с Ярузельским стоит посмотреть, как он действовал тогда, когда брал на себя всю полноту ответственности.

Военное положение действительно стало для генерала Ярузельского моментом истины. Он оказался во главе страны, когда коммунистическая власть в ней разваливалась, не зная, что она может противопоставить живому творчеству масс "Солидарности". Люди поверили в то, что наконец удалось найти способ создать работающую общенациональную структуру, от которой надоевшая и многими не воспринимаемая своею власть будет съеживаться и отступать. Единственный вопрос, на который никто не знал ответа: что делать, если власть капитулирует.

Главными фигурами этой драмы оказались Войцех Ярузельский как глава государства (к осени 1981 года он, сохраняя пост министра обороны, становится главой правительства и Первым секретарем Польской объединенной рабочей партии) и его партнер-противник лидер "Солидарности" Лех Валенса. Как ни странно, но взгляд на мир через армейскую призму сыграл важную роль в налаживании контактов Ярузельского и Валенсы. Когда еще задолго до введения военного положения Ярузельскому предстояли переговоры с лидером "Солидарности", он совершенно не понимал, что у них есть общего и как наметить какие-то пути сближения. Тогда он попросил навести справки о службе Валенсы в армии и пригласил на общую встречу бывшего командира того подразделения, в котором Лех проходил службу. Благодаря этому переговорщики не стали смотреть друг на друга как на пришельцев из разных миров.

Так или иначе, в противостоянии с властями Валенса всегда старался не переходить последнюю черту. Наступая, не добивать власть окончательно. Удерживал радикалов в руководстве и на местах. Тогда это получило название самоограничивающейся революции.

Военное положение оказалось по-своему безупречной операцией. Она готовилась несколько месяцев, были представлены юридические обоснования (единственная формальная претензия, которую во время последующих многолетних судебных разбирательств предъявляли авторам, была связана с тем, что о планах при работающей сессии не был поставлен в известность Сейм), разработаны инструкции для работы всех учреждений, отданы конкретные указания всем подразделениям силовых структур. Как руководитель операции Ярузельский проявил свои лучшие качества. При этом были продуманы и политические ходы. Ярузельский, очевидно, не хотел возвращать ситуацию к той, что была до 1980 года. "Солидарность" была распущена вместе с остальными профсоюзами. Ее активисты задерживались, но не осуждались и содержались на условиях, значительно более мягких, чем уголовные осужденные. Заодно на короткое время задержанию подверглись и некоторые прежние коммунистические руководители Польши (в частности, Эдвард Герек). Одновременно приостанавливали работу все общественные организации, кроме политических партий (о которых была прямая запись в конституции). Иными словами, каким бы странным это ни казалось, автор военного положения хотел показать, что после этого тяжелого шага жизнь все-таки будет какой-то другой, не такой, как прежде. Некоторые историки, по аналогии с самоограничивающейся революцией, назвали эту политику самоограничивающимся террором.

О том, насколько была вероятна катастрофическая альтернатива военного положения — введение советских войск, можно долго спорить. Современные данные не дают оснований говорить о том, что СССР готовился к вторжению. Однако Ярузельский, как показывает его жизнь, всегда старался тщательно взвешивать имеющиеся возможности, исходить из реальных альтернатив и избегать худшего для страны варианта.

Во второй половине 1980-х Польша, как это нередко бывает после подавления революции, зашла в тупик. "Солидарность" уничтожена не была. Собственно, Ярузельский не был, да и не мог в условиях, когда Польше приходилось учитывать мнение Запада, быть кровожадным. Он был военным того типа, который рассматривал политику не как кровавое поле боя, а скорее как кабинетную игру в шахматы. Однако поддержку общества оппозиция тоже теряла. Сам Ярузельский в одном из интервью объяснял эту ситуацию так: "Солидарность" в 1980 году была воплощением мечты, а когда выведенные им на улицу танки показали, что мечты не сбываются, общество просто перестало мечтать. По большому счету оно пребывало в состоянии долгой депрессии, которая передавалась и экономике, находившейся в состоянии медленного закостенения. Когда через несколько лет после вывода танков на улицы польских городов стало понятно, что ни одной внутренней проблемы страны решить не удалось, Ярузельский начал искать выход, осознавая, что этот выход будет возможен только в договоренности с общественными силами (начавшаяся в СССР перестройка давала ему такой шанс). Какое-то время он пытался, чтобы партнером по переговорам была все-таки не "Солидарность", а какое-то другое оппозиционное объединение или церковь, но позиция как церкви, так и открытой к диалогу части оппозиции показывала, что других переговорщиков нет.

Ярузельский, получив пощечину от общества, не стал искать варианты скользких политических договоренностей, а смирился с ситуацией, решив, что так будет честнее

Смена режима в Польше произошла через "Круглый стол" — специально созданный переговорный орган, на котором власть и оппозиция договорились, как жить дальше. Фактически он не должен был становиться механизмом свержения режима. Однако первые же выборы, состоявшиеся 25 лет назад 4 июня 1989 года, показали столь катастрофически низкий уровень поддержки властей (кандидаты власти проиграли все мандаты, которые разыгрывались в свободном голосовании), что дальнейшие события были делом техники — поддерживать власти в парламенте оказывалось как-то неудобно. Однако Ярузельский, получив пощечину от общества, не стал искать варианты скользких политических договоренностей, а смирился с ситуацией, решив, что так будет честнее. Пост премьера получил оппозиционер Тадеуш Мазовецкий. Ярузельский был выбран на президентский пост, однако это была уже очевидная любезность и прагматический выбор со стороны оппозиции (Валенса в одном из интервью тех дней объяснял, что должен же быть у власти в Польше кто-то из умеющих разговаривать с Хонеккером и Гусаком).

Дальше Ярузельский фактически перестал как-то влиять на политику. Он спокойно играл отведенную ему роль, редко отличающуюся от церемониальной. Он почти не комментировал действия нового правительства — любые комментарии в этой ситуации были бы проявлением слабости. Во время его президентства из названия страны исчезло определение "народная республика", и она вновь стала Республикой Польша.

В 1990 году Ярузельскому пришлось уйти — к тому времени президентские амбиции уже появились у оппозиционеров, прежде всего у Валенсы. Уходя с поста, он не оговорил для себя никаких гарантий. После прихода к власти в Польше братьев Качиньских, преисполненных желанием пересмотреть итоги 1989 года, над Ярузельским и другими важными функционерами времен военного положения начался уголовный процесс. Их судили по уголовной статье — "организация незаконной вооруженной группы" — как бандитов. Для генерала Ярузельского этого было болезненным унижением. Он защищал себя самостоятельно: уже стариком, будучи глубоко за 80, выдерживал многочасовые заседания и подробно излагал свою позицию (его речи потом вышли отдельным тиражом — как образец исторической апологии). Этот процесс закончился ничем.

В 2010 году президент Лех Качиньский предложил Ярузельскому место в президентском самолете на рейс в Москву — он должен был возглавлять делегацию Польши на параде Победы, куда Ярузельского всегда приглашали. Но этот полет не состоялся — в апреле вместе с другой президентской делегацией самолет рухнул под Смоленском. Пока позволяли силы, Ярузельский старался бывать на параде — однажды он сказал, что постарается приехать туда, несмотря на состояние здоровья, т. к. "деревья умирают стоя". И такой позиции генерал придерживался не только в связи с московскими парадами.

В одном из интервью, которое Ярузельский давал уже очень пожилым человеком, он вспоминал о своей первой книжке. Это была сказка "Лелек-гренадер" о приключениях гренадера, ставшего близким соратником Наполеона и прошедшего с ним через все его победы и поражения. А в конце оказывалось, что все это сон маленького мальчика Лелека, просыпающегося в своей детской кроватке. По словам Ярузельского, он всю жизнь в какой-то степени чувствовал себя таким Лелеком. В конце концов, многие страны, народы, да и люди, хотели бы, чтобы их история в ХХ веке оказалась сном.