Председатель исполкома Международной конфедерации союзов художников МАСУТ ФАТКУЛИН ответил на вопросы “Ъ”

— С какой целью вы решили выставить на аукцион в Лондоне работы из собрания конфедерации?

— Если коротко, это повышение эстетической и материальной стоимости нашего искусства в мире. Мы хотим показать на Западе советское и российское, наследующее ему, реалистическое искусство. Не пропагандистское или политизированное, а светлое и гуманное.

— На Западе про такое не знают?

— Раньше Запад интересовался больше андерграундом и неофициальным советским искусством; официальное направление ассоциировалось с властью и не входило в сферу интересов западной публики и коллекционеров. Кроме того, оно было просто хуже представлено. Вспомните, в период расцвета СССР — каким триумфом пользовался за рубежом наш балет. Или советское кино, получавшее призы в Канне и Венеции. И еще советский спорт — все это было заметным явлением в мировом культурном процессе. Выставки советской живописи тоже были, и Дейнека с Пименовым в них участвовали; но в мире по традиции вершиной русского искусства считался авангард, по сравнению с ним фигуративные художники-реалисты выглядели менее интересно.

Так было до последнего десятилетия. Потом стал возникать новый интерес к советскому искусству, вначале к главным именам, членам Академии художеств СССР, например. Всплеск интереса к этому искусству вызван коллекционерами российского, вернее, советского происхождения: в этом есть и элемент ностальгии, и необходимость самоидентификации, так остро возникающей за рубежом. А с другой стороны, реальным и объективным восприятием высокого уровня того искусства.

— Как складывалась коллекция, которая сейчас принадлежит конфедерации?

— Конфедерация — правопреемник и наследник Союза художников (СХ) СССР. Я был фактически последним председателем СХ СССР, несколько месяцев в 1992 году. А потом была образована конфедерация, и с тех пор я ее возглавляю.

В советское время единственными официальными коллекционерами живописи было государство (в лице Минкультуры) и Союз художников — общественная организация. Только они имели право и финансовые возможности покупать искусство. Причем финансовые возможности СХ были гораздо значительнее.

Работала вся система двумя способами. Первый — госзаказ. Существовали художественные комбинаты, в которых работали художники — члены СХ. Они выполняли заказы госучреждений и госпредприятий. Министерство культуры тоже заказывало, но не очень много.

Второй способ — закупки СХ. Союз организовывал во всех республиках и городах регулярные выставки, куда художники представляли лучшие работы,— и с них закупали. Специальная закупочная комиссия выбирала работы. Были еще договоры с СХ (если художник уже известный и уважаемый) — на создание тематических произведений к выставке, например, к 50-летию Октября, или на тему БАМа, армии или ВМФ. Была и возможность свободных закупок — иногда приобретали у художников натюрморты, в очень редких случаях — обнаженную натуру.

Потом большую часть закупленного союзом передавали в музеи — безвозмездно. От Третьяковской галереи до региональных музеев, до самых далеких клубов. Искусство должно было принадлежать народу. Вот, например, все картины Виктора Попкова, которые есть в ГТГ, переданы туда СХ СССР. Но оставались еще выставочные фонды — из этих работ формировали передвижные выставки и возили по всей стране.

— Откуда же брались у СХ СССР такие деньги?

— Союз финансировал себя сам. Со всей художественной продукции, произведенной на всей территории СССР, написана ли картина или издана книжка — 2% от стоимости отчисляли в Художественный фонд СССР. С прибыли художественных комбинатов и художественных мастерских отчисляли уже 10%. Союз аккумулировал огромные средства. Правда, когда СХ ликвидировался в 1992 году, на его счету уже не было много денег. Но на последнем съезде СХ «благополучного» периода СССР, в 1988 году, по отчету у союза было 55 млн руб. Представляете, сколько это, если доллар тогда стоил 56 копеек?

На средства СХ СССР было построено множество зданий — московский ЦДХ, например. И еще огромное количество других сооружений — выставочных залов, домов творчества, жилых домов с мастерскими. Это был самый богатый творческий союз в СССР.

— Куда же все это делось, когда СХ СССР, вместе с самим СССР, распался?

— В 1992 году все общесоюзные структуры рухнули. Но наш союз, наверное, единственный из творческих союзов, без скандалов и склок преобразовался в конфедерацию.

Когда стали делить имущество, все, что оказалось на территории каждой бывшей республики, вошло в состав соответствующего национального союза. Ряд важных объектов оставили общими — например, ЦДХ, завод по производству художественных материалов в Подольске, издательство «Советский художник». Эта собственность была объявлена равнодолевой, каждый национальный союз получил свою долю, а потом передал ее конфедерации.

Сейчас в конфедерацию входят союзы художников всех стран СНГ, включая Грузию, и три городские — Москвы, Санкт-Петербурга, Киева. С союзами стран Балтии мы связаны договорами, и они участвуют в наших мероприятиях.

— А как поделили коллекцию СХ СССР?

— Коллекцию решили считать единой и неделимой, и она вся перешла в ведение конфедерации. В ней было около 50 тысяч произведений искусства, в том числе 4,5 тыс. — живописи, и мы ее всю сохранили.

Когда в 1992 году эта коллекция нам досталась, она хранилась в нескольких неприспособленных местах и подвергалась множеству рисков. Тогда, в 1992 году, сразу появились разного рода люди с разного рода предложениями. Но я всегда отвечал, что все решает общий съезд, а я никакими полномочиями по продаже вещей не располагаю.

Около десяти лет назад, перенапрягая свои скромные ресурсы, мы сделали хранилище из нескольких заброшенных цехов при заводе в Подольске. Реконструировали, создали нормальные условия по температуре, пожарной охране, безопасности и прочему. Свезли туда все 50 тыс. единиц хранения, сделали полную инвентаризацию и учет, создали электронный каталог.

— А откуда берутся средства на это сейчас?

— Никаких бюджетных средств. Только собственные. Сдаем в аренду недвижимость, которой владеем. Например, тот же ЦДХ — он приносит деньги. Тратим в основном на поддержание этой недвижимости, и еще на выставочную деятельность. Уже почти 20 лет ежегодно мы делаем Московский международный художественный салон в ЦДХ, в котором участвуют наши члены; всем дается равная выставочная площадь. Получается полная картина искусства на всем постсоветском пространстве. Кроме того, у нас большая издательская программа.

Конфедерация на сегодняшний день — стабильная авторитетная организация, и сам факт нашего партнерства с Sotheby’s об этом говорит.

— Как появилась идея совместного проекта с Sotheby's?

— Мы познакомились несколько лет назад. Интерес к советскому искусству сейчас разгорается как пожар; Айвазовским все уже насытились. И потом, первоклассный подлинный Дейнека лучше и дороже второразрядного Айвазовского. Но где взять такого Дейнеку? Главные вещи или в музеях — или у нас. Наша коллекция — это суперкачественные вещи, главные для художников.

— Но почему вы решили именно продать вещи?

— Вначале была идея сделать только выставку. Но потом нас убедили, что появление на аукционе — очень важный шанс для любого художника.

Любая художественная коллекция должна принадлежать обществу. Мы регулярно что-то из нее выставляем, но это крохи. У нас нет финансовой возможности сделать из нее музей. Передать коллекцию в госфонды мы не готовы: зачем и почему?

Когда аукционные дома узнали, что мы хотим работать с коллекцией, все ринулись с нами договариваться. Мы предпочли сотрудничать с Sotheby's, помня о его давних связях с рынком русского искусства, например, о легендарном аукционе 1988 года. Обсудили это на двух наших конгрессах (высший орган конфедерации) и утвердили, что коллекция нуждается в показе и популяризации и должна войти в мировой культурный оборот.

Мы решили продать эти произведения официально и открыто. Это подтверждает наш статус и привлекает к нам внимание; для нас главное — сделать из факта продажи этих работ не столько коммерческую, но культурную акцию.

Произведения мы с представителями Sotheby’s выбирали вместе, но наш голос был решающим. Для нас важно было сохранить гуманистическую направленность, показать советское искусство в лучшем свете — как неполитизированное, непохожее на стереотипное восприятие всего «советского» или «русского» на Западе. Это знаковые работы. Посмотрите на красавицу Дейнеки — стильная, красивая, свободная, раскованная. На полотно Нисского — там Ту-104 летит, лучший самолет того времени. Это реклама лучших достижений Советского Союза. К произведениям классиков мы добавили работы сегодняшних художников, работающих в разных стилях, но в русле тех же традиций реализма.

— На что пойдут вырученные средства?

Они пойдут на развитие нашей деятельности. Нам нужно поддерживать наше имущество, например, ЦДХ, который нуждается в модернизации. Мы совместно с ГТГ примем долевое участие в модернизации всех сетей наших зданий: тепло, холод, вентиляция и прочее. Но есть и более важные цели.

Сейчас — с реальностью не поспоришь — цена на художника неотделима от его признания и популярности. Будет Дейнека продан, например, за $5 млн, и за этим потянутся цены на современных традиционных художников, и к ним будет привлечено внимание. Для художника попасть на Sotheby's — огромный шаг. У художников-традиционалистов меньше шансов пробиться на рынок и к коллекционером, чем у актуальных художников. Опору на традиции провозгласило государство, но оно не финансирует никак эту опору, мы должны заняться этим сами.

— Что вы планируете делать дальше?

— Это первая наша акция. Мы собираемся дальше работать в этом направлении. На рынке советского и русского реалистического искусства мы самый значительный игрок. Сейчас у нас будет огромное количество предложений. Но мы никуда не спешим.