Ольга Филина беседует с философом Александром Филипповым о природе русской тоски по полицейскому государству

Через пару недель, с июля, в стране начнет действовать закон "Об участии граждан в охране общественного порядка", легализующий статус казаков и дружинников. Приведет ли к большему порядку передача полицейских функций гражданам, "Огонек" спросил у Александра Филиппова, завкафедрой практической философии НИУ ВШЭ, автора статей и лекций о феномене "полицейского государства"

— В конце мая вы читали в парке Горького лекцию о полицейском государстве, где заметили, что такой тип общественного устройства является альтернативой правовому. Всегда приходится выбирать: либо полицейское государство, либо правовое?

— Во всяком случае, в истории идея правового государства появилась позже, чем понятие полиции. Европейская полиция как особый институт возникла в XVII веке, и до середины XIX века на нее возлагались большие надежды. При этом под полицией сначала понимали не просто определенное ведомство, а некий принцип управления государством — всеобщий принцип администрирования. Была сильна теория, согласно которой полиция (от слова "полис") - это определенный способ управления государством, при котором все его члены могут достигнуть блага. Но уже с середины XIX века популярным стал выдвинутый еще ранее тезис, что все решать сверху нехорошо, что у граждан есть неотъемлемые права, которые следует уважать, а потому полицейское государство должно быть заменено правовым. Потом принцип всеобщего администрирования еще несколько раз пытались обосновать, в том числе и в России — с некоторым опозданием, но чрезвычайно настойчиво. В Германии в начале 20-х годов XX века тоже возрождались надежды на полицию и ее помощь в обустройстве страны. Впрочем, не помогло. А окончательно термин "полицейское государство" себя дискредитировал в тридцатые годы ХХ века, когда англосаксонские критики так стали называть все тоталитарные режимы — и нацистские, и сталинские.

— Значит ли, что после этой дискредитации полицейское государство перестало существовать?

— Перестало существовать в положительном контексте само словосочетание, а идея, за ним стоящая, жива и поныне. Я в каждой лекции пытаюсь донести до аудитории: полицейское государство — само по себе вовсе не зло, а просто альтернативный взгляд на то, как живет и развивается общество. Его сторонники могут преследовать самые благие цели. Более того, в современном мире то и дело оказывается, что полицейский характер управления, воздействия на социальную и экономическую жизнь практически неизбежен. Поэтому вопрос перед правительствами разных стран стоит не в том, чтобы свести полицейскую функцию к минимуму, а в том, чтобы снять очевидное напряжение между ее принципами и принципом права. Кстати сказать, этот тезис слушатели воспринимают хуже всего: хочется просто заклеймить полицейские режимы и перестать о них думать, а я утверждаю, что не получится. Интерес к этой модели и образу действий, который она предлагает, сегодня возрос во всем мире, не замечать такого нельзя. Собственно, все напряжение между двумя управленческими модулями — полицейским и правовым — сводится к тому, что право требует процедуры, длительного обсуждения всех сторон того или иного вопроса, а полиция отличается способностью немедленно вмешиваться и наводить порядок. Можно все делать в суде — и долго, а можно с помощью полиции — и быстро. Когда потребность в немедленном действии очевидна, а времени на процедуру нет, механизмы полицейского государства стараются реанимировать.

— В России, полагаю, с ее догоняющим развитием и нехваткой времени и сил, немедленное действие очень востребовано.

— Вы правы, поэтому в нашей стране то и дело угадывали черты полицейского государства и даже называли ее соответственно. Но все тем не менее сложнее. Россия никогда не превратится в полицейское государство — в этом я уверен и сейчас. Такой вот парадокс: потребность в полицейских мерах велика, прибегают к ним часто, а классического полицейского государства — чтобы использовать этот термин не только в публицистическом духе — не возникает. Причина в наших общих недостатках управления и администрирования: минимально сложную общественную систему российская бюрократия уже не способна "полициировать" так, чтобы это было эффективно. Соответственно, любая попытка обречена на неудачу. Получается, мы не будем полицейским государством вовсе не потому, что у нас все так хорошо с правами и судами, а потому что с управлением у нас тоже не все благополучно. Посмотрите, в конце концов, на историю российской полиции. Почти все время она была неэффективна и малочисленна. Это, конечно, не мешало нашим виднейшим ученым надеяться, что когда-нибудь все изменится, но реальность не совпадала с их планами.

— Сразу несколько ваших тезисов вызывают недоумение. Во-первых, полиция в России всегда представлялась ведомством с разросшимся штатом и широким привлечением гражданских лиц — от дружинников до доносчиков, откуда взяться малочисленности? Во-вторых, СССР кажется едва ли не модельным примером полицейского государства, а вы говорите, что на российской почве такое невозможно.

— Здесь все просто: про первый пункт — не путайте полицию с тайной полицией. Последняя, разумеется, является частью общей полицейской модели управления, но далеко не решающей в созидании общего блага. У полиции как всеобщего администратора и у тайной полиции даже цели разные. Первая следит за общественной безопасностью и общественным же благополучием, то есть она широко захватывает социальную ткань. А вторая следит исключительно за государственной безопасностью и благополучием действующей власти, к делу преобразования страны — на каких бы то ни было принципах, полицейских или правовых — прямого отношения не имеет. Она ловит врагов государства, но от того, что вы поймали столько-то шпионов, вовсе не зависит, сможете ли вы безопасно гулять по улице ночью. Не стоит думать, что, создав сеть доносчиков, вы построили полицейское государство — это просто неуместное использование термина. Говорите тогда лучше про репрессивный режим или что-то в этом роде. У нас всегда чувствовался перекос в сторону тайной полиции и ущемленное положение полиции общественной — явное свидетельство управленческого невежества. В той же дореволюционной России тайная полиция была организована хорошо, и штат у нее был внушительный, а вот людей, которые реально следили бы за порядком на улицах, отвечали бы за происходящее, элементарно не хватало. При этом они выполняли функции, им не свойственные: например, "выбивали" из должников суммы, требуемые кредиторами, или подкармливали беспризорных. Получали маленькую зарплату и оставались крайне коррумпированными. Когда на низовом уровне человек сталкивается с таким управлением, никакая тайная полиция уже не поможет: революционные мысли рождаются сами собой. Фактически это провал полицейской модели.

— И все же СССР был полицейским государством?

— Сходство действительно есть, неслучайно исследователи часто пишут о "полицейском социализме", смысл которого в том, чтобы ограничивать самостоятельность граждан и управлять ими сверху для их же собственного блага. Кроме того, в СССР была реализована идея единства полицейских и административных сил — между ними вообще не ставилось цезуры. Вспомним, что последние посты Феликса Дзержинского совсем не военные, а гражданские. И даже если убрать всю конкретику и присмотреться внимательнее к советской идее: будто есть люди, которые, основываясь на науке, точно знают, как правильно управлять экономикой, социумом, да и всем миром — то да, это напоминает возведенный в абсолют принцип всеобщего администрирования. Но давайте подумаем, удалось ли его воплотить в жизнь. Как показала история, на постоянной, стабильной основе полицейское управление в СССР не работало: как только ослабевал репрессивный нажим, люди тотчас выходили из-под контроля, который справедливо казался им малоэффективным. Сталинский режим, конечно, можно назвать полицейским, но только в публицистических целях, потому что основой-то его было не полицейское управление, а жесткий механизм репрессий, рациональность и научность которого кому угодно покажется сомнительной. А как только этот механизм ослабел, полицейских указаний уже никто не слушался, считая их абсурдными и находя способы их обходить. Когда Андропов, например, попытался следить за тем, чтобы в рабочее время все советские граждане были на своих рабочих местах, граждане быстро сорганизовались и стали брать у начальства бумаги о "внутренних командировках". Разумеется, верховная власть могла ответить симметрично — ничего невероятного здесь нет — и учинить репрессии, создать специальный контролирующий орган, поставить человека из спецслужб на каждой проходной и так далее. Но это никаким образом не улучшило бы качество управления. Было уже предельно ясно, что постоянно держать всех в страхе не получится, а стоит только ослабить принуждение — как полицейский социализм трещит по швам. Хотелось построить что-то более надежное, добровольное — так начиналась перестройка. Поэтому мне кажется, что в конечном итоге полицейское государство в России ни разу не работало так, как хотелось его идеологам.

— Но укоренить его на российской почве пытались настойчиво. Сколько было попыток?

— Отсчет можно вести с Петра I, который ознакомился с "Трактатом о полиции" Николя де Ла Мара и хотел частично его реализовать, впрочем, ничего не вышло. Даже Петр не сдвинул ситуацию с полицией в России с мертвой точки, что само по себе показательно. Потом были знаменитые постановления времен Екатерины: Устав благочиния, или полицейский. Это удивительный документ: императрица, ознакомившись с последними достижениями европейской науки, писала о необходимости их реализации в России и при этом самым очевидным образом не считалась с реальностью. Будто перед ней была не страна с суровой историей, а чистый лист бумаги. Естественно, все ее размышления так и остались на чистом листе. XIX век ознаменовался серьезными успехами в построении тайной полиции, но далее мы не продвинулись. И на фоне всех этих неудач особенно выделяется неадекватность мысли отечественных юристов-полицеистов, которые из века в век пытались обосновать эффективность полицейского управления в России, полицию при этом понимая максимально широко — и как полицию безопасности, и как полицию благосостояния. Даже в начале ХХ века в трудах российских ученых развивалась мысль, что все частные дисциплины — экономика, социология, демография — могут быть объединены в универсальный управленческий корпус знаний, то есть полицию, которая поможет нам жить хорошо. Тоска по полицейскому государству в России всегда была, видимо, она компенсирует общий кризис управления.

Беседовала Ольга Филина