Выбор Игоря Гулина

Харбинские мотыльки
Автор: Андрей Иванов
Издатель: АСТ

Живущий в Эстонии Андрей Иванов пишет довольно давно, попадал в поле зрения нескольких премий, но при этом его не очень знают. И, кажется, зря. "Харбинские мотыльки", за которые Иванов получил премию "НОС",— редкий случай очень хорошего современного русского романа. Впрочем, современность его поначалу кажется под вопросом. Он выглядит талантливым подражанием некоему единому Набокову-Газданову, немного архивным модернистским текстом об эмигрантской неприкаянности. Потом понимаешь, что "Мотыльки" — все же нечто другое.

Иванов использует совсем не освоенный литературой, скажем так, хронотоп — "белую" Эстонию, сообщество русских, не доехавших до Парижа или Берлина, осевших в ближайшем к СССР, молодом государстве и погрузившихся в своего рода фронтирный декаданс. Главный герой — осиротевший юноша Борис Ребров, фотограф, пытающийся стать художником и писателем, амбициозный и одновременно безразличный, внимательно наблюдающий и живущий как во сне. Он — центр огромной мозаики. Вокруг монархисты-заговорщики и нищенствующие анархисты, приверженцы оккультизма, эксцентричные аристократы, сумасшедшие поэты, контрабандисты, развратницы, фанатичные ревнители духовного возрождения, наркоманы, сплетники и интриганы всех мастей, русские фашисты. Все очень волнительно. Но предполагающийся декорациями авантюрный роман оборачивается бездействием. Время будто бы стоит на месте. Герои ходят друг к другу в гости, заводят связи и вяло ссорятся, строят бредовые планы, которым явно не суждено осуществиться, обмениваются грошовыми философствованиями, пишут никому не интересные воззвания, борются за будущее России в кабаках и на промозглых ревельских улицах. Главным произведением Бориса становится дадаистская инсталляция из старых газет, тряпья и пыли. В этой пыли все герои постепенно задыхаются, потом к ней добавляется еще один, смертельный элемент — пыльца тех самых харбинских мотыльков, завезенных с очередной партией несусветной патриотической литературы. В полусуществовании незаметно проходит 20 лет. Близится 1940 год, в котором героиня-медиум предсказала смерть большинству героев. Мы, читатели, знаем, что в этом году в Эстонию придет Советская власть.

Не так просто объяснить, почему кажется удачей написанный в 2013 году большой роман про белую эмиграцию. "Харбинские мотыльки" — это очень классичная русская литература (в своем модернистском изводе, но это ничего не меняет). Ее приемы сейчас не работают, годны в основном на производство второсортных симуляций, что из года в год демонстрирует десяток именитых писателей. В каком-то смысле это пресловутый "роман идей", с бахтинской полифонией и всем, что полагается. Однако бесконечный спор ивановских героев-идеологов несостоятелен, они не верят сами себе и сами себе не интересны, а если начинают верить — становятся гнусны. "Харбинские мотыльки" показывают распад, смерть этой манящей многих конструкции, ее превращение в пыль. И эмигрантский материал тут не просто повод для красивой грусти, он идеально подходит для этой печальной задачи. Впрочем, в конце происходит и попытка вознесения из этой пыли-пыльцы, тревожная и впечатляющая.

Образ жизни / Lifestyle
Издатель: Common place

Альманах "Образ жизни" впервые вышел в 2003 году в качестве маленького самиздатского diy-сборника, курсировавшего в основном среди людей из московской анархистской среды, впрочем, довольно широкой. Сделал его Олег Киреев — анархист-правозащитник, мыслитель, социальный экспериментатор, обладавший, по всей видимости, невероятной харизмой. Lifestyle — так назывались раздававшиеся в магазинах глянцевые журналы, объяснявшие, как лучше и приятнее всего существовать в сегодняшнем дне, что актуальнее потреблять. В текстах Киреева и его друзей было почти то же самое, но наоборот. Вместо товаров — идеи, наркотики, дух. Это — попытка зафиксировать уходившие на глазах 90-е. Не столько их хронологию или ключевые моменты, сколько — дурацкое слово — цайтгайст.

В этой книжке впечатляет то, как понятия и занятия, отстоящие, казалось бы, очень далеко друг от друга, сгущаются и сцепляются в "образе жизни" одной компании, а иногда даже и одного человека. Поиски истинной анархии, работа на правительство, всепоглощающий обогатительный пиар, героический терроризм с настоящими взрывами и бегством от ФСБ, телевизионная халтура, мамлеевские блуждания, паломничества в Северную Корею, авангардистские кружки, участие в настоящей войне. Эту романтическую неразборчивость в киреевском кругу принято было называть "проходимчеством". Именно оно тут предстает как главная черта людей 90-х. Вполне документальные тексты книги читаешь как череду печальных пикаресок, плутовских новелл, в которых главное — не получаемая выгода, а сам процесс одурачивания реальности. И, читая их, конечно, вздыхаешь: вот была настоящая жизнь. Впрочем, это во многом эффект повествования. Важнее другое: именно неразличимость, неразграниченность конформного и неконформного, частного и политического, безумия и нормы в этих текстах производит впечатление погруженности их героев в историю.

Через несколько лет после выхода "Образа жизни" Олег Киреев покончил с собой, в следующем десятилетии почти все авторы альманаха вписались в "нормальное существование", для людей помладше, взрослевших уже в это время, подобная погруженность в историю стала переживанием недоступным. Перепечатка "Образа жизни" через 10 лет вызывает в первую очередь ностальгию — даже у тех, для кого это полностью чужой мир. Но какое-то все эти дикие новеллы все же имеют к нам сегодняшним отношение. Не то чтобы они вызывают желание жить так же и делать то же — вовсе нет. Но в них вновь начинает созревать вдохновляющий заряд вовлеченности.

Советский анекдот
Автор: Миша Мельниченко
Издатель: НЛО

В этой громадной книге больше тысячи страниц, но пугаться ее не стоит. В основном это — анекдоты. Молодой филолог Михаил Мельниченко уже выпустил в соавторстве с Александрой Архиповой исследование, посвященное анализу анекдотов о Сталине. Вслед за тем он провел впечатляющую работу по каталогизации советских политических анекдотов от первых революционных лет (хотя там сохранилось мало что, и все в довольно странном виде) до перестройки. Эта книга — не собрание шуток, а именно систематизация, с вполне строгим научным аппаратом, попыткой проследить повторяющиеся мотивы, выявить поджанры. Читать ее подряд, конечно странно, но для интересующихся русской низовой культурой или советской социальной историей это очень ценный источник. К тому же не всегда, но часто это по-прежнему смешно. То, что смешно не всегда,— тоже важный момент. Наблюдать, как нечто веселить перестает, не менее интересно, чем как оно смешным становится. "Дзержинский, утомившись после бессонной ночи в ЧК, прикорнул на стуле. К нему тихонько подкрался Ленин — хлоп по кумполу. Тот встрепенулся: "А?!" — "Хег на! Пговегка геволюционной бдительности!""

Стигматы
Автор: Лоренцо Маттотти, Клаудио Пьерсанти
Издатель: Бумкнига

Вслед за американскими комиксами в русское книгоиздание постепенно приходит европейский графический роман, причем не только в самых известных своих образцах. Вышедшие в Италии в 1998 году "Стигматы" можно воспринимать как остроумную поделку и как серьезную духовную притчу, построенную на тщательном соблюдении житийных канонов. И так, и так она ничего не теряет. Сюжет очень простой — главный герой, алкоголик, драчун и довольно мерзкий тип, однажды просыпается и обнаруживает кровоточащие раны на ладонях. Господь дал ему стигматы, хотя в отличие от своих предшественников, начиная со святого Франциска, герой ничем такого внимания не заслужил. Благословение кажется проклятием, жизнь идет наперекосяк, постепенно приходит к катастрофе, а затем — к искуплению и гармонии. Небольшой шедевр Маттотти и Пьерсанти — очень католическая история, не только из-за сюжета, но и по духу. Все здесь построено на колебании между чистотой и грязью, пороком и святостью. При восприимчивости к подобной чувствительности, от "Стигматов" получаешь особенное удовольствие, но помимо того, это очень любопытная графика, мало похожая на то, как обычно выглядят комиксы.