Анна Наринская о «Да и да» Валерии Гай Германики

Самое грустное, что это вроде бы кино как раз для меня. Мне все такое нравится — и нестабильная камера, и эпизоды, сконструированные как музыкальные клипы. Даже против анимационных вставок я ничего не имею.

Мне нравится, когда язык киногероев соответствует тому, что они изображают,— так что в фильме про маргиналов (каким «Да и да» является) мат мне кажется неизбежным и правильным. И изображение секса, я считаю, давно стало частью кинематографа, а стыдливые затемнения пригодны только в ромкомах. И кино, да, на мой взгляд, должно быть резким и давать возможность персонажам доходить до самого конца — даже если там грязь, белая горячка и блевотина. И я совершенно согласна с создателями фильма, что юность — это не период жизни между детством и взрослостью, а совершенно особый тип существования, не совсем даже человеческий. И я тоже думаю, что настоящая большая и именно юношеская любовь — это полное затмение, отречение от себя, взгляд на мир глазами любимого и уподобление ему. И я вижу, как образ главной героини фильма — школьной учительницы с капроновыми дредами, жертвенно и всепоглощающе влюбленной в еще очень молодого, но уже сильно опустившегося художника, придумавшего себе дурацкий псевдоним Антонин,— увязан с героинями русской литературы. И ценю, что это сделано без всякого нажима и бьющих в нос параллелей. И я не могу отрицать, что артисты Агния Кузнецова и Александр Горчилин даже не то чтобы изображают своих героев, а живут за них, живут ими. А это совсем не частое качество для отечественной актерской игры и вообще, можно сказать, победа.

Так что ужасно жалко, что все эти отличные вещи в фильме практически загублены. Сведены на нет одним единственным, но главным обманом.

Ведь что нам «говорит и показывает» (как поет по ходу страданий героини группа «Пикник») это фильм? Что он предлагает такого, что больше и важнее сюжета, метаний героини, операторских находок вроде цветных фильтров, передающих радужность ее влюбленного зрения, анимированных волков, сопровождающих ее в сновидениях, и всего прочего? Ответ: он предлагает искренность.

Вот прямо такую на разрыв аорты, душу нараспашку, кишки на экран искренность. Предлагает аккуратно и настойчиво — как и надлежит хорошему «специалисту по продажам». Потому что искренность здесь — это не что иное, как уникальное торговое предложение, такая, знаете ли, ценная авторская фишка.

«Да и да» снят как будто в четком соответствии с рекомендациями «как снимать искреннее независимое кино»: мат (повторюсь, чтоб обезопаситься: в принципе-то я — за), неопрятная нагота (и тут я не против), обильная представленность самых разных человеческих выделений (ну ладно, пусть), намеренная «несрежиссированность», длинноты и пустоты (всю первую половину фильма практически ничего не происходит). Все это, конечно, пакует идеи о любви-жертве и изолированности юности, с которыми я успела согласиться в начале этого текста, но в основном составляет сочетание, необходимое для того, чтоб предъявить для протокола свою брендовую искренность.

Проблема в том, что этот бренд никакого доверия не вызывает.

В прокате с 12 марта