Опера "DIDO. Пролог" на фестивале "Сад оперы"

Премьера опера

В театре "Новая опера", который раньше не считался особенно подходящим местом для новой музыки, на фестивале под заголовком с барочным оттенком "Сад оперы" показали много театральной музыки XX и XXI веков и сыграли мировую премьеру спектакля "DIDO" на музыку Майкла Наймана и Генри Перселла. О главном событии фестиваля рассказывает ЮЛИЯ БЕДЕРОВА.

Если бы оперу "DIDO" — "Дидону и Энея" Перселла с прологом Майкла Наймана — показывали просто так, вне фестивального сюжета, она все равно стала бы одним из самых заметных проектов в сезоне. Но ее фестивальное окружение прозвучало не менее содержательно. Программу сделали обширной, собрали в ней редкости, она включала не только авторские концерты российских композиторов музыкального театра разной степени респектабельности и известности, но и чудесную сценическую фантазию Екатерины Одеговой "Интимный дневник" по двум сочинениям чешского композитора Леоша Яначека — партитуру спектакля составили Второй квартет и вокальный цикл "Дневник исчезнувшего". Ничем не нарушив традиции semi-stage, или полуконцертных представлений, Одегова придумала цельный театральный проект, пронизанный музыкальностью, и настолько же фантасмагорический, психологически и музыкально проникновенный, насколько строгий и камерный. А музыканты, и прежде всего исполнитель главной партии Георгий Фараджев, все точно и с чувством исполнили. Представление давалось в фойе, где ступеньки в гардероб и буфет стали амфитеатром для зрителей, и оно так трогательно использовало все детали пространства, что нежный фольклорный модернизм Яначека словно одомашнился, а привычный московский новодел в саду "Эрмитаж" показался и уютным, и художественным.

В том же фойе в конце 90-х дирижер Дмитрий Волосников сыграл "Дидону и Энея" Перселла в полуконцертном варианте — ему тогда помогала режиссер Наталия Анастасьева. Позднее она создала собственный "Маленький мировой театр", и первой громкой премьерой под новой театральной маркой стала опера Майкла Наймана "Человек, который принял свою жену за шляпу". Найман как раз побывал в Москве, увидел спектакль, вдохновился и получил от Анастасьевой предложение сочинить "оперу перед оперой", а именно пролог к опере Перселла "Дидона и Эней". Действительно, ее утерянные фрагменты и сама барочная традиция позволяют свободу обращения с материалом, а музыка так любима композитором, что очевидно: именно он может приписать к Перселлу свои ноты, как приписал перселловские — к своему творчеству. Найман запросто принял предложение, Вера Павлова написала либретто, Стивен Сеймур перевел его на английский, и премьера партитуры "DIDO. Пролог" должна была состояться в Перми. Но сочинение там прозвучало только в концерте.

Из этих разных предысторий и возник спектакль в "Новой опере" — московская премьера музыки популярного английского минималиста по русскому заказу и мировая премьера сценической версии, где маленькая опера Наймана служит прологом к лаконичному барочному шедевру. Действие "Пролога" открывается бурей — не только Перселл, но и Шекспир были бы довольны потомком, несмотря на его иронические манеры. В школе для девочек в Челси (где, согласно исторической науке, в 1689 году воспитанницы впервые сыграли написанную для них "Дидону") появляется промокшая до костей заезжая знаменитость — лондонский популярный певец Генри Боуман. Он привез начальнику школы Джозиасу Присту письмо и партитуру королевского любимца композитора Перселла на либретто модного лондонского поэта Наума Тейта, он бодр и весел и готов превратиться в Энея — дай только Дидону. Дальше все выдумка: прослушивание воспитанниц, интрига выбора исполнительницы главной партии. Дружба, ненависть, зависть, противные всезнайки-наставницы (вот кто настоящие ведьмы), неверные подружки (ох, эта милая Белинда, темная тень), уроки латыни и музыки, сила и слабость чувств упакованы авторами в коротенькую изящную пьесу, главное содержание которой — ловкий переход от жанровой сценки к трагедии, от реальности к искусству, сделанный так, чтобы второе оказалось сильнее первого и стало бы понятно, что именно художественная фантазия делает печаль людей по-настоящему реальной и безысходной. Тогда в "Дидоне" никто не погибнет. И это не Карфаген сгорит в финале Перселла, а пансион благородных девиц, что и понятно, и пронзительно.

Пролог без швов приделан к Перселлу, но, слушая "Дидону", мы уже знаем, кто есть кто. Величественные древнегреческие герои обрастают скромной человеческой судьбой, и дальше режиссер деликатно проводит их, одетых в фантастичные бумажные одежды, через изящные барочные лабиринты старинной трагедии, между Вергилием и ведьмами. Здесь помогают видеохудожник Ася Мухина и художник Юрий Хариков. Он устраивает общее для Наймана и Перселла пространство из архитектурных и живописных следов античности, барокко и XX века. Геометрические формы, пара больших букв и много бумажных складок превращают сцену в холодный мир искусной воображаемой вечности, а ее население — в невозможные фигурки старичков и младенцев одновременно. Так очевидней узнаваемая человечность происходящего. И маленький приз подмерзающим в ледяной атмосфере спектакля-конструктора — внутри "Дидоны" звучит мировой хит: ария Духа холода из другой перселловской партитуры — "Короля Артура", известная кроме того как киномузыка Майкла Наймана.

Что важно в спектакле "Новой оперы" — это его музыкальное звучание, очень корректное, вне споров об аутентизме, академизме и поп-культуре, не пышное, но полное оттенков и нюансов. Лютня и клавесин просто и ясно вписаны в прозрачный, мягкий звук театрального оркестра, причем Найман у Волосникова звучит не так динамически напористо, как можно было бы ожидать,— вся напряженность достается Перселлу. Трогательная игра его прихотливых кристальных ритмов и мотивов — в оркестре, у музыкантов сценического ансамбля, в замечательной работе хора, хитро разделенного на две части: он и на сцене, и в яме. И аккуратные солисты (Илья Кузьмин, Виктория Яровая, Ирина Костина, Олег Безинских и другие) что твои барочники не форсируют звук, но тонко выводят обворожительные и тревожные перселловские мелодии. Получается, что по случаю популярности Наймана, благодаря музыкантской чуткости дирижера и внятности постановщиков на сцене "Новой оперы" неожиданно возникает английский барочный стиль, и это вообще впервые в театральной Москве.