Погонные мэтры
Игорь Гулин о выставке картин и графики из коллекции МВД в ММСИ
Если точнее, речь идет о работах выпускников художественной студии МВД РФ им. В.В. Верещагина. Это выглядит вполне удивительно. На Гоголевский приходят за интеллектуальным современным искусством, а тут вот выставка художников-милиционеров. Вспоминаешь популярные строки Д.А. Пригова вроде "В буфете Дома Литераторов / Пьет пиво Милиционер <...> Они же смотрят на него / Вокруг него светло и пусто / И все их разные искусства / При нем не значат ничего" и так далее. Думаешь, что это должен быть какой-то иронический кураторский проект, пусть и немного старомодный. Ничего подобного. Все всерьез: сорокапятилетний юбилей студии, выставка лучших достижений, отражающая главные моменты борьбы за покой и благополучие отечества. Только пафос — иногда тихий, заботливый, иногда надрывный. Никакой иронии. В залах звучит песня с рефреном "Просто такая работа, вот такая работа, значит так надо, надо, ааа".
Олег Леонов. "Между боями", 2004 год
Вячеслав Желваков. "Соревнование", 1990 год
Вячеслав Желваков. "Соревнование", 1990 год
Антон Шумейко. "Принятие присяги", 2012 год
Ильяс Арасланов. "Орден в Ханкале", 2007 год
Ну, то есть понятное дело, все это довольно смешно. При взгляде на экспозицию сразу кажется, что работали какие-то ученики Виноградова и Дубосарского. Абсолютно их стиль — героически-плохое искусство, похожее разом на ярмарочный соцреализм и плохо срисованные комиксы. Постепенно, ходя по залам, начинаешь отличать художников друг от друга. Самый выразительный, О.А. Леонов, оказывается начальником студии (должность так и называется). В его манере — борьба между натурализмом (пример: картина "Мы из десанта") и формализмом. В работе "Натюрморт "Прошу садиться"" — пустая комната, клетка обезьянника, стол, папка, кепка, минимализм. Лучшая вещь называется "Вызов принял". Это почти Эдвард Хоппер: усталый милиционер сидит спиной к зрителю, диспетчерская наполовину погружена во тьму, драма чувствуется, но остается для нас неведомой.
Не так, например, у Ю.А. Орлова. На его картине "Ровесники. Свет и тьма" спецназовец прижал к стенке лопоухого человека в цветастом пиджаке и джинсах, из кармана у того падают карты, виден пиковый туз. С этим лопоухим у художника были какие-то свои счеты: ровно в той же позе и в том же наряде Орлов поместил его на полотне "Проигранная партия". На этот раз дело происходит за бильярдом. Есть еще А.И. Теслик, он скорее экзистенциалист — блекл, печален, служители порядка измождены подвигом и будто вот-вот выветрятся из реальности. Есть символист В.Ю. Желваков — любит девочек с крыльями, разрывающих грудь матерей, Спасителя в уголочке. Даже реалистические его работы полны задумчивости. Например, "Вспомнилось": стареющий высокий чин смотрит в окно, на столе молодые яблоки. Есть мастер агитации Г.Д. Копцов, его лучшая картина — "Помни о правилах дорожного движения". Обелиск из покореженных автомобилей, на вершине которого восседает роденовский Мыслитель, а над ним уже — могильный крест.
Еще раз — все это смешно, но смех этот довольно истерический, вытесняющий. Конечно, эти маскулинно-патриотические нелепости висят здесь не для того, чтобы мы над ними смеялись. Но и не для того, чтобы вдохновлять нас, пугать, индоктринировать идеологией (это все — какие-то остаточные, дополнительные функции). Они вообще ни для чего, не для нас. Еще раз — уже с тревогой вместо иронии — "все их разные искусства при нем не значат ничего".
Точнее, между этой выставкой и потребителями "искусств" не может быть диалога. Тут нужно сказать, наконец, вполне очевидную вещь, что это, конечно, заказ, часть каких-то сложных отношений между силовыми ведомствами и ММСИ. О деталях гадать бессмысленно, да они и не важны.
Интереснее другое — посмотреть на всю конструкцию музея на Гоголевском в присутствии полицейской выставки. Вот есть верхний этаж: остроумная, тонкая выставка "Детектив", с постмодернистскими шутками и критическим пафосом, с отчетливой леволиберальной позицией, с замечательными работами. Ниже — маленькая выставка Даниила Галкина, молодого художника из Украины, заигрывающего с немного "порочной" правой эстетикой; это — то, что должно быть немного спрятано. Выходя из здания, попадаешь в несусветный сад церетелевских скульптур, а проходя сквозь этот строй окаменевших отбросов идеологии — входишь во второе здание. Там и расположены художники-милиционеры. Траектория могла быть и другой, но как-то ненароком думаешь, что эта будто бы вытесненная, не предназначенная для наших глаз живопись порядка представляет собой невидимый нижний слой, гарантийную основу существования всей воздушной конструкции русского современного искусства. Вся критика и все остроумие возможны потому, что в условиях договора, в примечаниях,— нарисованная дубинка.
Условия игры в современное искусство — в том, что мы эту дубинку не видим, либо критикуем, ставим под сомнение, показываем, в свою очередь, известно что Большому дому. Эта выставка так не работает, здесь будто приоткрывается завеса условий, и именно в этом — корень пробивающейся сквозь смех тревоги. Выставка студии Верещагина действительно не пытается работать как идеологический аппарат, но зато она с непривычной отчетливостью ставит сам процесс потребления искусства под вопрос.