Вашингтон ввел новые санкции против России. Очередные экономические ограничения коснутся, в частности, Внешэкономбанка, Газпромбанка, "Роснефти", а также крупнейших оборонных предприятий. Обозреватель газеты "Коммерсантъ" Максим Юсин задумался над тем, насколько эффективными могут быть подобные санкции и при каких условиях.

Если послушать официальных представителей Соединенных Штатов и некоторых государств ЕС, может сложиться впечатление, что санкции – это универсальное средство решения международных кризисов, идеальный метод воздействия на страны, нарушающие общепризнанные нормы поведения. Однако, как показывает опыт последних десятилетий, это далеко не так.

Вспомним конфликт в бывшей Югославии, с которым все чаще сравнивают ситуацию вокруг Украины. Тогда тоже мировое сообщество ввело санкции против Белграда, обвинив его в поддержке сепаратистов в Боснии. Санкции были максимально жесткими, фактически началось удушение югославской экономики.

Но что самое интересное – едва ли не громче всех против жестких мер выступали оппозиционеры в Белграде — казалось бы, непримиримые противники тогдашнего президента Сербии Слободана Милошевича. Они понимали – санкции только ухудшат положение, не приведут к миру в той же Боснии, не заставят Милошевича стать демократом. Все будет с точностью до наоборот – поняв, что терять уже нечего, что мосты сожжены, авторитарный правитель будет вести себя так, как сочтет нужным, не оглядываясь ни на Европу, ни на США.

Так и получилось. После введения санкций Милошевич максимально усилил давление на оппозицию, режим превратился в полудиктаторский. Да и в Боснии война не прекратилась. Наоборот, она растянулась еще на три с половиной года. И все ужасы были еще впереди – и резня в Сребренице, и осада Сараево, и десятки тысяч убитых.

Так стоила ли игра свеч? Все равно, в конечном счете, чтобы закончить войну, пришлось договариваться. И договариваться, если кто забыл, с тем же Милошевичем. Именно с ним в ноябре 1995 года в американском Дейтоне было заключено соглашение, положившее конец боевым действиям.

Конечно, все сравнения условны. Несмотря на кажущееся сходство, между конфликтами в бывшей Югославии и в бывшем Советском Союзе – масса принципиальных различий. И, пожалуй, главное из них: Сербию Милошевича можно было разбомбить – как в 1999 году по другому поводу, из-за Косово. Ее можно было силой принудить к миру на условиях Запада. С ядерной Россией такого не может быть по определению.

А значит, с ней тем более надо договариваться, а не загонять ее в угол, не создавать у Кремля впечатление, что Запад начал против Москвы экономическую войну на уничтожение. А стало быть, терять уже нечего. И незачем себя ограничивать.

Санкции наиболее эффективны до того момента, когда их вводят, пока они нависают как дамоклов меч. Но как только санкции объявлены, они перестают быть элементом сдерживания. Скорее, наоборот, может возникнуть соблазн ответить на них – адекватно, а то и не совсем адекватно.

И еще один момент. Если бы я жил, скажем, в Киеве и был украинским патриотом, я бы настойчиво убеждал европейцев и американцев не вводить против Москвы самых жестких, секторальных санкций. Не из любви к ней, а просто из чувства самосохранения. Потому что очень опасно иметь на своих границах могучего соседа, который может посчитать, что ему уже нечего терять.

Даже если этот сосед вызывает самые негативные чувства. Даже если ты его винишь во всех своих бедах и хочешь побольнее уколоть, все равно надо задумываться о возможных последствиях. О том, например, что если сосед почувствовал боль и посчитает, что вину за это несешь ты, он может сделать тебе в десять раз больнее.