В Мариинском театре состоялся творческий вечер Игоря Зеленского

Пусть вечер и был замаскирован под творческий, но вряд ли кто-нибудь обманулся: 45-летний премьер, один из лучших российских танцовщиков 1990-х, художественный руководитель двух театров (Новосибирского театра оперы и балета и МАМТа) в тот вечер, скорее всего, прощался с исполнительской деятельностью. Рассказывает ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.

Его стремительная карьера в благонравном Ленинграде началась практически со скандала: приехавшего на стажировку из Тбилисского хореографического училища ученика Вахтанга Чабукиани вскоре исключили из Вагановского училища за плохое поведение. Но главный балетмейстер Кировского театра Олег Виноградов в пику школьному начальству взял Игоря Зеленского на положение солиста даже без документа об окончании ЛАХУ. С его приходом в театр балетоманы с изумлением обнаружили, что можно восхищаться не только пряной восточной изысканностью Фаруха Рузиматова, но и нордическим танцевальным стилем Игоря Зеленского. Балетное королевство словно разделилось на две части (западную и восточную), но с весьма свободным выбором гражданства. В те годы не было лютых балетоманских схваток в интернете и споры о преимуществах одного танцовщика перед другим происходили на площадке лестницы, ведущей в центральное фойе. И, изрядно поспорив на одном «Корсаре», где премьер был грациозен и чувствен, дебаты продолжались на другом, где солист подавлял стихийной мощью и брутальной мужественностью. Шлейф репутации плохого парня струился за Зеленским в «Дон Кихоте», где во время своего дебюта он не смог поднять партнершу из «падающей» поддержки и аккуратно положил ее на пол — мол, дальше давай сама. В «Баядерке» в Большом театре, где он демонстративно не стал «докручивать» на вращениях балерину. Он был невозмутим и хладнокровен, по крайней мере внешне, и во время наибурнейших обсуждений знаменитых обменных гастролей между Мариинским и Большим театром 1998 года. Казалось, единственное, что волновало Зеленского, — с какого прыжка Солор повалится на кровать в начале третьего акта «Баядерки». Вариант, что к кровати можно подбежать и просто упасть, даже не рассматривался. Отрабатывались разные версии: с разножки, с гран жете или с перекидного — каждая была доведена до совершенства и казалась откровением.

Откровением стала и выбранная господином Зеленским программа творческо-прощального вечера: «Шехеразада» и «Кармен» Ролана Пети. Предполагаемые эротическая томность героя первого балета и надрывная страстная влюбленность второго не очень вязались с творческим обликом танцовщика. Впрочем, господин Зеленский и не собирался подчиняться прописанным обстоятельствам — уж такова его натура. В «Шехеразаде» он, собственно, никогда и не изображал изощренного в эротических нюансах любовника. Честно говоря, всегда было непонятно: как такой спартакообразный герой вообще оказался в плену? Единственным объяснением могло быть, что Шахрияр набрал по примеру Нерона команду гладиаторов, а жена, пользуясь отсутствием мужа, распорядилась ими по своему усмотрению. И вот в перерывах между тренировками и схватками со львами и тиграми, а может, просто ошибившись дверью, герой Зеленского попадает в окружение весьма приветливых дам с недвусмысленными намерениями. Ему, конечно, как воину, не до них, но женщину надо уважить, тем более такую утонченно нервную, сгорающую от страсти, как Зобеида Полины Семионовой. Он и уважил всеми доступными и посильными средствами: прыжками и вращениями. Не эротическими кувырканиями запомнился господин Зеленский в «Шехеразаде», но героическими полетами пусть даже и уставшего на боевом поприще героя.

«Кармен» Ролана Пети исполнила новосибирская труппа, художественным руководителем которой является господин Зеленский. В интерпретации сибиряков балет предстал по-французски ироничным и абсурдистским. Странноватый Хозе-манекен, следующий за Кармен словно под гипнозом, удачно продолжал заданную смысловую игру. Госпожа Вишнева в коротком паричке, делающем ее похожей на первую исполнительницу Зизи Жанмер, блестяще пикировалась и танцевально язвила главного героя. Самым сладостным и личностным моментом в нелегкой истории Хозе-Зеленского в тот вечер стал эпизод, когда утомленный любовными битвами герой устало отдергивает занавеску и с чувством выполненного долга закуривает сигарету. Курил он обстоятельно и сладостно, с особым наслаждением и даже какой-то мстительностью к недавно принятому закону о запрете курения в общественных местах (но ведь невозможно назвать сцену Мариинского театра «общественным местом»). А в финале с невозмутимым видом борца за правое дело от всей души всадил в госпожу Вишневу огромный мачете.

Творческий результат вечера: три смерти от холодно-колющего оружия, огромная корзина цветов, примерно получасовые вызовы по окончании спектакля. И идеальный выбор партнерш. Вряд ли кто-нибудь из современных премьеров отказался бы быть зарезанным ради роскошной Полины Семионовой в партии Зобеиды, и мало кто лишил бы себя удовольствия побыть танцевальным любовником Дианы Вишневой-Кармен, а потом в беспамятстве пырнуть ее ножом. Таким образом, последнее слово в отношениях господина Зеленского со сценическими партнершами осталось за ним.