Обама заявил, что крушение малазийского Boeing должно побудить Европу к действиям. Президент США также обвинил ополченцев на востоке Украины в том, что они не дают международным наблюдателям полного доступа на место катастрофы. Ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН Ирина Кобринская обсудила ситуацию с ведущей "Коммерсантъ FM" Натальей Ждановой.

По словам Обамы, вызывает вопросы, что именно скрывают ополченцы. Американский президент также призвал Россию использовать все свое влияние на ополченцев, чтобы заставить их содействовать расследованию.

— Приведу цитату Обамы из вчерашнего его заявления: "Время президенту Путину и России решить, какую стратегию они изберут". Это звучит как последнее контрольное предупреждение, как вы считаете?

— Я вчера пересмотрела выступление Путина и Обамы, они были совершенно зеркальными. С моей точки зрения, прозвучали и какие-то примирительные нотки у Обамы, во всяком случае, он отметил, что риторика Кремля сейчас достаточно позитивная и кооперативная. Повторил, что, конечно, если не будет никаких результатов, если Россия будет препятствовать расследованию, то дальнейшие санкции — это уже как мантра. А наш президент Путин сказал, что мы готовы всячески способствовать. Намерения сторон одинаковые, а вот что получится — это вопрос.

— Впервые за последнее время совпадение в риторике двух президентов. Это Россия изменила свой подход?

— Обама в первый раз отметил, что были позитивные изменения в риторике Кремля. Что касается нашей официальной риторики, она все время была немного двоякая, я бы сказала. Никто не говорил, что хочет войны, и история с Boeing, конечно, эти нотки усилила. Но одновременно и в СМИ, и в официальных заявлениях не из Кремля, от Совета федерации мы услышали совсем другие слова.

— Более четко прозвучало, что Россия готова со своей стороны на какие-то шаги, которые приведут к мирному урегулированию этого конфликта?

— Это однозначно. Путин сказал, что, во-первых, требует прекратить огонь, боевые действия, сказал, что готов сотрудничать, а Обама эти подвижки учел. С моей точки зрения, здесь не было абсолютно драматического расхождения. Я переслушивала, у меня было ощущение зеркальности, а что из этого получится — это другой вопрос. То, что происходит, по-моему, не очень хорошо контролируется ни той, ни другой стороной.

— С чем связано такое изменение риторики российского президента? Почему более отчетливо прозвучала готовность способствовать урегулированию ситуации на юго-востоке?

— Потому что дальше некуда, потому что эта трагедия с Boeing показала, что ситуация не контролируется, это самое страшное во всей этой войне, во всей этой бойне.

— Это было понятно, когда гибли мирные жители, когда убивали российских журналистов.

— А сейчас стреляют в ни в чем неповинных людей. Сбивать самолет, где 300 человек ни в чем неповинных граждан других государств, — это была последняя капля, которая говорит о том, что нужно прекратить. Здесь больше ничего не должно стрелять, а потом будем разбираться.

— Как Россия может поспособствовать, повлиять на ополченцев? Есть какие-то механизмы, если вы говорите, что там ситуация слабо контролируется в целом?

— Мне трудно сказать, я на месте не была, и в отличие от Грузии, куда я очень хотела поехать в 2008 году и все увидеть своими глазами, туда я ехать не хочу. Очевидно, что Киев ситуацию не контролирует. Я не очень уверена, что у Москвы есть такая возможность, к большому сожалению, в ходе этого кризиса были задействованы какие-то совершенно неконтролируемые силы. У людей появились какие-то инерции войны, появились какие-то группы. Способ есть, я много раз повторяла, что если ввести туда международные силы, то можно заставить перестать стрелять друг в друга. А сейчас нужно максимально обеспечить безопасность тех, кто будет там работать, расследуя. Это первый шаг и очень важный.

— Вы согласны с тем, что теперь будущий порядок мироустройства и положение России в мире будет полностью зависеть от итогов расследования этой страшной катастрофы?

— У меня есть глубокая уверенность, что это делалось не по воле России. Это не была воля Москвы, потому что Москве это крайней невыгодно. Дальше будем смотреть. В принципе, конечно, ситуация тяжелая.