Чем "Город грехов-2: Женщина, ради которой стоит убивать" хуже первой части

Фильм Фрэнка Миллера и Роберта Родригеса "Город грехов-2: Женщина, ради которой стоит убивать" совершил совсем не ту революцию, которую от него можно было ожидать.

Михаил Трофименков

Первый "Город грехов" (2005), снятый при минимальном, но символическом, участии Квентина Тарантино, совершил революцию в отношениях между кино, комиксами и литературным нуаром. Сиквел тоже по-своему революционен: в том смысле, что он разрушает фундаментальную для современного мышления цепочку "тезис — антитезис — синтез" (если понимать под тезисом вселенную нуара, а под антитезисом — космос комиксов). Отныне ее следует читать: "тезис — антитезис — хаос".

"Город грехов-2" хаотичен и на драматургическом, и на философском уровне: оба раза он хаотичен в дурном смысле слова. Да, часть героев знакомы по первому "Городу", хотя, вот, громила Марв (Микки Рурк), помнится, кончил жизнь на электрическом стуле, а тут, ничего, только и успевает выхватывать — в роли этакого народного дружинника — из воздуха ножи и прочие топоры с удавками. Но стариков буквально расталкивают локтями новички, словно вломившиеся в город из какого-то другого фильма, о смысле и сюжете которого зрителей просят не беспокоиться. Так, своя история, бесстыдно оборванная авторами на самом интересном месте, у суперудачливого игрока Джонни (Джозеф Гордон-Левитт). Своя — у похотливо-фригидной Евы Лорд (Ева Грин) и за что-то мстящего ей Дуайта (Джош Бролин).

Но эта путаница, в которой Дуайта, скажем, в лицо не отличить от Джонни — тем более что лица, как и другие части тела, персонажам сносят с неумолимой регулярностью,— не беда и даже не полбеды. Это ж не люди, мы же понимаем, что это архетипы нуара: роковая сучка, слишком уверенный в себе игрок, угодивший в "медовую ловушку" секса детектив, коррумпированный упырь-сенатор. Ну, а когда архетип вальсирует с архетипом и архетипом погоняет, то это уже не кино, а почитай что абстрактная живопись. А задавать абстрактной живописи вопросы про логику сюжета просто смешно.

К тому же, даже в этом суматошном мире есть нечто постоянное. Боевые шлюхи из первого "Города" по-прежнему держат круговую оборону от осаждающих их родные трущобы сил тьмы. Да и призрак детектива Хартигана нет-нет, да и заглянет на огонек, а на Брюса Уиллиса всегда приятно посмотреть.

Главная проблема "Города грехов-2" заключается в другом.

Фрэнк Миллер был хорош тем, что как рисовальщик талантливо соединил комикс и нуар, а как режиссер — перевернул представление о том, как переносить комиксы на экран.

Комикс и нуар — две агрессивно противоположные "реальности". Феномен комикса в современном виде родился в конце 1920-х годов, тогда же, когда романы Дэшила Хэммета "Кровавая жатва" (1929), "Мальтийский сокол" (1930) и "Стеклянный ключ" (1931) создали канон нуара, именовавшегося тогда hard-boiled school — "крутой школой". Ну или pulp fiction.

Комиксы подарили Голливуду многие десятки героев: от морячка Попая — пожирателя шпината, дающего ему богатырскую силу, Супермена, Бэтмена и сыскаря Дика Трейси до Халка, Тора, Человека-паука и прочих "мстителей". Но в любом кино по мотивам комиксов было что-то ущербное: рисованные персонажи упорно не желали обрастать экранной плотью, оставались притворяшками в окружающем их волей-неволей "реальном" мире. Проще говоря, они были начисто лишены "экзистенции".

Нуар же, напротив, самый экзистенциальный жанр мировой литературы. После мировых войн традиционный роман — с переживаниями, характерами, семейными скандалами и историческим фоном — утратил всякую убедительность. Какие Форсайты, какие Тибо и Ругон-Маккары, какие даже Болконские и Ростовы вообще мыслимы после Вердена, Освенцима и Хиросимы? Такой роман мирно мутировал в формат мыльной оперы, а криминальный — то есть по определению маргинальный — роман возвысился до уровня философской прозы.

Хэммет на своей шкуре узнал, что такое работать санитаром на фронте. Он был коммунистом. Как, кстати, были, по меньшей мере, близки к компартии и такие столпы жанра, как писатели Хорас Маккой и Джим Томпсон, режиссеры Жюль Дассен, Джозеф Лоузи, Эдвард Дмитрик. Поэтому нуар, архетип которого они задали, во-первых, груб и циничен, а во-вторых — сугубо социален. Это чуть ли ни американский вариант соцреализма.

Первый "Город грехов" был замечателен именно тем, что противоестественно, но органично соединил комикс с нуаром. Впервые на экране комикс оживал, ничуть не стесняясь своей графической природы, а не притворялся "настоящим" фильмом. Мрак продажного мира, где кардинал заказывал убийства, а сенатор покрывал чудовищного сына-садиста, был вполне достоин пера Хэммета. А живописные детали вроде отрезанных голов, которыми садист декорировал свое гнездышко, пера гениального Джеймса Эллроя, автора "Черной орхидеи" и лучшего — то есть декларативно тошнотворного — представителя неонуара.

"Город грехов-2" — это даже не отступление, а капитуляция радикальной стилистики Миллера--Родригеса перед традицией комикса. Наверное, во многом это произошло из-за технологий 3D. Когда смотришь второй "Город грехов", ощущаешь себя заключенным в стеклянный шар, внутри которого снег засыпает игрушечную клоаку. Впрочем, чаще всего это не снег, а кровавые ошметки, но по большому счету какая разница?

Ну а про социальность и говорить нечего. Ведь она возможна только тогда, когда где-то, кое-где у нас порой, пусть и на обочине грязного болота, но существует нормальный мир, куда можно вернуть пошедшую по кривой дорожке девушку или, скажем, сказать безутешным родителям, что ее губитель наказан. Когда же в городе греха нет места ничему, кроме греха, то и грех-то уже никакой не грех, а норма. Скучная, как любая норма. Хаос "Города грехов-2" просто скучен.

Справедливости ради отечественный прокат придал этому пресному греху малую, но перчинку. Титры предостерегают: в фильме содержатся вредные сцены курения. По отношению к зрелищу, в самом вегетарианском эпизоде которого человеку щипцами ломают пальцы, это отдает адским юмором. Хэммету бы понравилось.