Кейт Бланшетт и Изабель Юппер в "Служанках" Жана Жене

Фестиваль театр

В Ньй-Йорке прошел традиционный летний Lincoln Center Festival. Его завершающим и едва ли не главным событием стал показ нового спектакля Сиднейской театральной компании "Служанки" по пьесе Жана Жене в постановке режиссера Бенедикта Эндрюса с участием Кейт Бланшетт и Изабель Юппер. Из Нью-Йорка — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Фестиваль, который проводится нью-йоркским Линкольн-центром, длился в этом году больше пяти недель и по традиции объединил танец, музыку, оперу и драму. Начавшись с японского кабуки, фестиваль сосредоточился в этом году, с одной стороны, на творчестве хореографа и режиссера Анны Терезы Де Керсмакер, а с другой — на гастролях Большого театра, получившего весьма критические отзывы прессы и необычайно теплый прием зрителей. Впрочем, никакой успех не затмил бы ожиданий от последнего события фестивальной афиши — гастролей Сиднейской театральной компании. Финальное представление "Служанок" привлекло в зал нью-йоркского центра не только театральную публику, но и многочисленных звезд кино — от Мартина Скорсезе до Наоми Уоттс.

Режиссер Бенедикт Эндрюс много работал в Германии, в частности — в берлинском театре "Шаубюне", и в его "Служанках" внятно просматривается верность многим принципам адаптации классических пьес, взятым на вооружение современным немецким театром. Пьеса Жана Жене, написанная в 40-е годы прошлого века, адаптирована и переписана (режиссер делал новую версию совместно с руководителем театра Эндрю Аптоном) современным языком — не возникает никаких сомнений в том, что действие происходит в наши дни. Так, липовый отвар, которым у Жене сестры-служанки, Клэр и Соланж, собираются отравить свою госпожу, заменен простым чаем, и это весьма показательно — никаких томностей, липкостей и двойственностей, которые принято числить за пьесой Жене, в новом тексте нет. Он приближен к жизни и словно передвинут от границ абсурдизма, к которому некоторые относят Жене, в сторону критической социальной драмы.

Натуралистический павильон (художник Элис Бейбедж) во всю сцену в деталях изображает уставленную букетами цветов богатую спальню, добрую половину которой занимает выставленный на всеобщее обозрение гардероб хозяйки. Сценический дом оказывается начинен театральной видеотехникой: одна камера следит за тем, что происходит в расположенном за пределами видимости туалете, другая спрятана в зеркале столика Мадам, еще несколько таких же глаз находятся за полупрозрачными стенами комнаты — изображения передаются на большой экран, висящий над сценой. В пьесе Жене героини устраивают домашний театр, играя в госпожу и служанку, так что мотивы гримирования, смены масок и подглядывания друг за другом, усиленные присутствием видео, кажутся в спектакле весьма уместными.

Впрочем, для большинства зрителей экран важен не потому, что дает повод задуматься о проблематике пьесы "Служанки", а потому, что дает возможность увидеть крупные планы двух актрис. Конечно, видео иногда расставляет прихотливые, неназойливые акценты, сосредотачиваясь то на туфлях героинь, то на их руках. Но главное все-таки, что ни говори, лица — когда еще увидишь рядом, вместе двух знаменитостей такого ранга, Кейт Бланшетт и Изабель Юппер. У Жене они сестры, они союзницы, но в то же время антагонистки. Можно долго рассуждать о том, как проецируются обстоятельства пьесы Жене на сценическое сосуществование двух выдающихся актрис. Можно размышлять о том, как превращаются в спектакле Эндрюса садомазохистские оттенки сюжета "Служанок" — следов хозяина, из-за коварства служанок попавшего в тюрьму, в мире этого спектакля нет, здесь все женщины абсолютно замкнуты друг на друге, что воплощено в их физическом взаимном влечении. Но и помимо всех обстоятельств "Служанок" встреча в одном спектакле Юппер и Бланшетт изумительна, потому что воочию можно увидеть два совершенно разных способа игры.

Изабель Юппер (французская актриса играет на неродном для нее английском языке — и это наверняка непростое испытание) в роли Соланж устраивает изящную клоунаду. Невысокая, необычайно подвижная, она, кажется, ни на секунду не остается без движения: то вприпрыжку бегает сначала за сестрой, изображающей хозяйку, потом за самой хозяйкой, кувыркается на кровати, повисает на турнике, приплясывает. Радость испытываешь не только от великолепной физической формы опытнейшей актрисы, но и от элегантности, с которой она связывает в единую нить фрагменты роли, иногда похожие на отдельные номера, как то: поездка по полу на шлейфе платья, частое моргание на камеру, попытки сорвать перчатку с высоко поднятой руки Мадам. (Здесь пора сказать, что играющая Мадам Элизабет Дебики не просто не тушуется рядом с великими, но вполне соответствует их уровню. Она только начинает и кинокарьеру, так что ее имя — из разряда "советуем запомнить".) Эта Соланж, кажется, ни на чем не способна долго сосредоточиться, она одним движением сбрасывает с себя любую эмоцию, кажется неспособной на самом деле ни на злодеяние, ни на сочувствие. Почти невозможно разглядеть, что прячется за этой вязью безучастности, игривости, нелепости и наивного пафоса — лицо Соланж проговаривается всего один раз, когда она холодно и жестко из-за стены смотрит, как сестра подносит хозяйке чашку с отравой.

Кейт Бланшетт, напротив, буквально бросается в роль, мгновенно подчиняя себе пространство. Ее лицо — как энциклопедия эмоциональных состояний, которую едва успеваешь пролистать за полтора часа спектакля. Вся она — как сгусток энергии, разряды которой сильны, но точно просчитаны. Если Юппер скользит бликами, то Бланшетт режет лазерным лучом. В каком-то другом спектакле мастерство французской волшебницы, возможно, взяло бы верх, но в "Служанках" у Юппер получается лишь отлично придуманный персонаж, Бланшетт же играет сквозную тему: в теле ее Клэр действительно живет госпожа. Служанка не просто переодевается, она реализует свою главную страсть, и стремление занять подобающее ей место в жизни героиня в конце концов покупает ценой этой самой жизни. Выпивая яд, предназначавшийся госпоже, Клэр совершает не самоубийство преступника, которому грозит разоблачение, а акт личного освобождения. Поэтому к ее героине испытываешь не столько сочувствие, сколько зависть. Впрочем, как знать, может быть, это состояние внушено не персонажем, а великим талантом австралийской актрисы.