Дмитрий Орешкин: единый день выборов или день выборов единого

Накануне единого дня голосования наш постоянный автор размышляет об утраченных преимуществах политического многоголосия

Дмитрий Орешкин

Почему-то вспомнилось из народных примет: если дятел долбит крышу — быть беде. Но сейчас не об этом. Лидер и основатель либерально-демократической партии В.В. Жириновский сообщил на Селигере: "Демократия нас погубит... Чтобы не ползти, а шагать, нужно отойти от демократии и перейти к имперской форме управления... Все партии запретить! Пусть будет монархия, но выборная..."

Ничего личного: по видовой принадлежности Жириновский вовсе не дятел (для этого у нас имеется другая структура, вооруженная вечно живым учением), а скорее сорока-белобока. С острым глазком и отменным чутьем. Под окошком скакала, крошки клевала, правду узнала, на хвосте принесла.

То есть державный орел и соколы-буревестники вокруг еще только задумались о чем-то эдаком, а мы с вами уже знаем. Если не конкретные шаги, то, по крайней мере, общий вектор. Тут божья птичка ошибается крайне редко. Да оно, в общем, и так ясно — про вектор-то.

Вторым большим достоинством В.В. Жириновского всегда была четкость формулировок. Задолго до Селигера он заметил: "Партий много, но идея у них одна: критика правительства, страны, президента... А где же позитив? А позитива нет нигде, позитив есть только у ЛДПР".

В самом деле, зачем нам партии, кроме ЛДПР, само собой? Где позитив, в смысле польза широким народным массам? Воду не носили, печь не топили, кашу не варили...

Честно сказать, пользы немного. Особенно в нынешнем виде. Сидят, заиньки, в Думе, кушают морковку. Выдвигают инициативы. Мучительно соображают, как бы доставить еще побольше позитива в княжеский терем. Завидуют легкокрылому Жириновскому с его талантом летать через стенку туда-обратно. Народ в самом деле как бы ни при чем.

А как иначе, если электоральный механизм так устроен, что для прохождения в парламент требуется поддержка не столько избирателей, сколько его величества административного ресурса. Дальше понятно: кто во власть направил, тому ты и отчитываешься; приятно улыбаешься. Генерируешь позитив.

Нет такого ощущения, чтобы партии сильно спешили отчитаться перед населением. Вот перед Кремлем — другое дело. В.В. Жириновский одним из первых. К народу же они все чаще обращаются не с отчетами, а с мобилизующими призывами. Что само по себе ясно говорит о действительном устройстве государственной машины вместе с ее приоритетами. Призывы знакомые: дать достойный отпор, не поступиться ни пядью, тесней сплотить ряды.

Интересно, это неизбежная и вечная стезя такая или все-таки могло (может) быть иначе? Ответ, похоже, где-то посредине. И стезя, и могло. И может. Просто у каждого действия своя цена, и не очень понятно, готовы ли мы ее платить. По сегодняшним результатам судя — не готовы.

В 90-е годы были реальные конкурирующие партии и реальные конкурентные выборы. Далеко не идеальные, но лучше нынешних. Тогда в российской политике откуда-то взялись очень разные, но, безусловно, сильные и колоритные фигуры. Начиная с того же Жириновского и далее по списку от Зюганова до Явлинского. Их вес определялся не вхожестью в кабинеты, а поддержкой избирателей. Сегодня сравнимых публичных персонажей мы что-то не наблюдаем. Внезапно оскудела земля русская на таланты или что-то в политической машине поменялось?

Чисто конкретно — три простых соображения.

Первое. Властители дум 25-летней давности, которые еще живы, остались формальными или неформальными лидерами своих партий. Состарились вместе с ними. Каждая из этих изначально вполне демократических конструкций по-своему прошла той же стезей к вечному любимому начальнику и устранению внутренней конкуренции. Много ли интересных лидеров выросло в партийных вертикалях рядом с былыми героями? Зато без труда вспоминаются яркие имена, так или иначе выдавленные партийными структурами прочь.

Это проблема лидеров или проблема партий, согласившихся с такой конфигурацией? Или проблема общероссийской политической традиции? В любом случае раз партия согласна на такой поворот, будет совсем не сложно поймать ее лидера на тяге к гарантированному креслу в парламенте. Ведешь себя правильно — будет у тебя (и у твоей партии) фракция. Не хочешь — как хочешь.

Второе. Партии 90-х были идеологическими. По симпатиям, но не по экономическим интересам. Да и какие интересы могли быть у большинства советских людей, не обладающих ни собственностью, ни привычкой отвечать рублем за свои умные или глупые решения? Потому и выборы были легкими до чрезвычайности. Кому-то люб Явлинский (молодой, умный, честный). Кому-то Зюганов (обстоятельный, все о народе да справедливости). Кому-то Жириновский (истинно русский, и слова чувствительные говорит). Что-то вроде игры или застольного спора. Разошлись и забыли. Конкретной экономической ответственности за выбор для себя и для своей семьи люди как-то не осознавали.

Но игра раньше или позже прискучивает. Тогда на поверхность вылезают интересы, естественно, лишь у тех, у кого они успели оформиться, покуда идеологи друг перед другом хвосты распускали.

Класс старой номенклатуры ("красных директоров", в первую очередь из оборонки), привыкший иметь первоочередный доступ к госбюджету. Их интересы публично озвучивались Зюгановым, а непублично — поскольку все мужики тертые, знают, с какой стороны у бутерброда масло,— через личные контакты в Кремле и правительстве.

Класс новой номенклатуры, из более продвинутых бюрократов-собственников, тоже охочих припасть к истокам государственного бюджета. Публично представлен "Единой Россией" и ее левой ногой СР. Непублично — опять же вполне беспартийными лоббисткими группами.

Что характерно, организованного политического класса новой буржуазии, о котором так много говорят защитники общенародных ценностей, на практике почему-то не видно. И, в общем, понятно, почему. Слоя чистой буржуазии, магнатов или коммерсантов в классическом понимании слова у нас нет и быть не может. Есть слой "бюрнеса" — бизнеса, тесно связанного с бюрократией и потому получившего очевидные конкурентные преимущества. Бюрократическая поддержка дает монопольную позицию на рынке и защиту от более эффективных и толковых производителей, способных предложить лучшее качество по низкой цене. Денежная поддержка, со своей стороны, обеспечивает включенным в бизнес бюрократам ресурсы для политической борьбы и укрепления своих властных позиций.

Строго говоря, постсоветский класс "бюрнеса" в отдельной политической партии не очень-то и нуждается. На публике его представители одинаково непринужденно могут щеголять в майке с надписью ЕР, СР, ЛДПР, КПРФ или, что особенно модно в текущем сезоне,— "Независимый кандидат". Партии избирателю действительно надоели, а надо же его, сердешного, кормить какой-то идейной соломой. Вот "бюрнес" и старается. Про беспартийность, про империю, монархию и прочие прелести.

Как будто им неведомо, что империя ничуть не альтернатива партиям. Партии были и в Римской империи, и в Британской, и в Австро-Венгерской, и в Российской. Одно другому вообще никак не противоречит. То же самое и про монархию, кстати.

Да и вообще не в этом дело, а в реальном распределении власти и ответственности. Сюжет, порхающий в умных головах нашего политического класса, прост, как правда. Необходимо закрепить существующую модель корпоративного государства, где "полурыночная" экономика и "получастная" инициатива, с одной стороны, приносят заметно больше доходов, чем "плановое" советское хозяйство. Но, с другой стороны, чтобы все это оставалось под плотной опекой "государевых людей" в лице спецслужб, силовиков и бюрократов. Чтобы они держали ключи к ресурсам и имели свой гарантированный интерес в любом серьезном проекте.

На простом человеческом языке это называется коррупционной скупкой лояльности. "Государевым людям" гарантирован заметно возросший объем привилегий и преимуществ, а взамен они обеспечивают стабильность и покой на вверенном им участке работы. Решительно отсекая все признаки альтернативы в своих личных — а заодно и в общекорпоративных — интересах. Страна так богата, а частная инициатива даже в стреноженном виде так эффективна, что и остальным группам населения тоже достается вполне приличная доля.

Как назвать это промежуточное состояние — совершенно неважно. Важно его обеспечить на деле. А там пусть будет империя, монархия, Евразия, национальный код, хоть черт в ступе.

Наконец, третье. Чтобы идти этим путем, больших усилий и выдающихся политических талантов вовсе не требуется. Наоборот! Достаточно обеспечить совокупный интерес постсоветского "бюрнеса" (его интерес тяготеет к поддержанию стабильности или, если угодно, застоя) и полегоньку ползти с ним вместе под горочку. На практике понемногу отставая от соседей под грузом отложенных проблем, но в теории неустанно поднимаясь с колен, догоняя и перегоняя.

К концу 90-х годов в России сложились три группы влияния, обладавших серьезными политическими и экономическими ресурсами, включая публичные партии. Старая советская номенклатура (КПРФ); молодой новый бизнес, ищущий союза с силовой бюрократией ("Единство", олигархи); региональные начальники ("Отечество — вся Россия"). Поскольку группы конкурировали друг с другом и обладали возможностями взаимного контроля, выборы в 1999 году отличались умеренным масштабом фальсификата и острой борьбой за избирателей.

Интересно, что ОВР, поскольку опиралась на поддержку губернаторов-тяжеловесов, а те имели большое влияние на местные избирательные комиссии, эксплуатировала электоральный фальсификат по максимуму. Но все равно проиграла. А выиграло "Единство", у которого в руках было более мощное оружие в лице федерального телевидения. Плюс эффект чеченской победы. Плюс демократичная и вполне либеральная в ту пору риторика. Но конкретного административного ресурса у центра тогда явно недоставало. Он был в руках у региональных начальников. И Кремлю приходилось с ними договариваться.

В этот момент страна и проскочила важную развилку. Власть, пожалуй, впервые могла действовать достаточно свободно, вне рамок вынужденной необходимости. Новая экономика при нормальном конвертируемом рубле и мотивированном частном интересе после кризиса 98-го года уверенно росла. Так сильно, что было уже не очень важно, кто именно стоит у руля. Росла при коммунистах Маслюкове и Примакове, росла при либерале Касьянове... Политические партии стали достаточно сильными и были тесно привязаны к группам влияния. Риторика соединилась с практикой. Выборы оставались реальной — хотя далеко не чистой и не гладкой — состязательной площадкой, где решающее слово принадлежало все-таки избирателю. Никому еще в голову не приходило снимать конкурентов с регистрации или навешивать им уголовку. Да и суды были чуть-чуть другими.

Все это вместе называется действующими институтами правового государства. Включая политические партии. И развилка была проста: либо дальше по пути их укрепления и самоограничения власти рамками закона, либо, наоборот, к сворачиванию институтов и расширению полномочий силового крыла "бюрнеса".

Выбор непростой, ибо у демократии есть свои серьезные недостатки. Прежде всего Чечня. И вообще угроза сепаратизма. В реальных постсоветских условиях национальные элиты в любой момент могли поднять народ на протест и оформить это вполне демократическими атрибутами. Референдум, всеобщее голосование, единая воля народа — вся та же советская риторика, только наизнанку. И как быть?

Россия тогда выбрала державное единство. Точнее, с удовольствием приняла его как подарок из рук молодого и симпатичного "бюрнеса". Вряд ли она могла иначе — на советских-то дрожжах. Легко пожертвовав формальными (как тогда казалось) юридическими и демократическими нормами.

Ну, а потом полетело: региональные начальники и олигархи из ОВР с почетом капитулировали и объединились с молодыми бюрнесменами из "Единства" в общую структуру по имени "Единая Россия". Вместе легко дожали КПРФ, откуда серьезные игроки, движимые лоббистскими соображениями, тоже отползли в непубличную партию победившего класса. Зюганову осталась лишь красная бейсболка да гулкий бубнеж для правоверных бабушек. На самом деле он уже целиком сидел на дотациях из Кремля, истово разоблачая его и подвергая нелицеприятной критике. Кремлю только удовольствие: брань на вороту не виснет, а реальная ситуация под контролем.

Дальше — больше. Отжато телевидение. Прежние олигархи "равноудалены", им на смену приведены новые, многие в погонах. Экономическая и политическая конкуренция, вместо того чтобы расширяться и таким образом ослаблять лоббистские позиции каждого конкретного деятеля, наоборот, сжимается. Власть концентрируется в руках меньшего числа игроков, зато с растущими возможностями.

Уголовным преследованием, налоговыми наездами и прочим перекрыты все ресурсы альтернативной политической активности. С помощью электоральных фальсификаций уничтожены фракции "Яблока" и СПС. На поверхности остаются лишь "системные" партии.

Публичная политика сводится к имитации. Парламент перестает быть местом для дискуссий. Гражданское представительство в органах власти превращается в представительство властей, руководящих гражданами. Государство (как говорил еще Ключевский) понемногу опять пухнет...

И в самом деле, зачем партии, суды, парламент, независимая пресса, если весь народ в сплоченном порыве, как единый могучий организм поднялся, чтобы дать отпор гнусным посягательствам и оградить священные интересы нашего родного... "бюрнеса"?

Один народ. Одна страна. Один Бог. Одна идеология. Одна партия. Чего еще надо?

Да, пожалуй, ничего. Если только еще некоторой вменяемости. Потому что народ все-таки не совсем один. Он у нас, простите, разный. И Бог тоже. По крайней мере, в смысле своих земных ипостасей и представителей. Да и интересы у людей и их групп довольно конфликтные — если брать за основу действительность, а не пафосные декларации. И если отсутствуют институты, где естественные конфликты (люди ведь весьма далеки от благостной общенародной симфонии, как дело дойдет до их конкретных интересов) находят законное разрешение, согласование и баланс, то такая государственная структура раньше или позже распадается.

А вот не хотелось бы. Поэтому и партии (если они существуют как выразители интересов, а не как кремовый цветок на торте) нужны. И Дума, где они осуществляют торг и ведут свою игру, тоже. И Совет Федерации, где согласуются интересы регионов и земель, тем более. И свободная пресса. Хотя иметь с ними со всеми дело — куда как хлопотно и даже противно. Гады же! Каждый в свою дуду, за свой интерес.

Сплоченные и монолитные структуры, бывает, выигрывают войны. Но всегда проигрывают последующий мир. На войне оно проще. И там действительно нужна единая воля. Но в мирной жизни народ и страна должны одновременно бежать по тысяче конкурирующих беговых дорожек, ибо никому не ведомо, какая из них в будущем окажется магистральной...