Немецкие музеи показали войну

Выставки в Германии, посвященные столетию начала Первой мировой войны, рассказывают в основном не о политической истории, а о том, как военные действия влияли на жизнь обычных людей.

Константин фон Эггерт, Берлин--Дрезден--Москва

"Теперь или никогда!" — сквозь витринное стекло я смотрю на эти роковые слова, написанные размашистой, нетерпеливой рукой германского императора Вильгельма Второго на донесении германского посла в Вене Генриха фон Чиршки. Кайзер имел в виду, что Австро-Венгерской Империи следует немедленно наказать Сербию за убийство наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены в Сараево. Если ответ Вены запоздает и будет недостаточно жестким, считал он, то Австро-Венгрия навсегда потеряет статус великой европейской державы. Барон Чиршки передал мнение кайзера главе австрийского МИДа графу Берхтольду. Обнадеженные поддержкой Берлина, австрийцы сделались неуступчивыми, предъявили сербам ультиматум, который те приняли лишь частично. Дальнейшая история известна. Многие историки считают слова кайзера символом точки невозврата в сползании Европы к мировой войне летом 1914 года.

Письмо посла фон Чиршки даже не сильно пожелтело за время столетнего хранения в архиве Министерства иностранных дел Германии. Его директор, Эльке фон Безелагер, распорядилась развернуть в подвале бывшего рейхсбанка в Берлине, где находится архив, небольшую экспозицию, посвященную началу Первой мировой. Она признается мне, что всегда хотя бы на секунду задерживается перед депешей с пометками Вильгельма Второго. "Все документы той эпохи рассекречены, и мы можем видеть, что происходило в европейских канцеляриях за несколько недель до войны,— говорит фон Безелагер.— До самого последнего момента никто не верил, что она начнется. В точности как описано в книге Кларка "Сомнамбулы"".

Упоминания работы австралийца Кристофера Кларка, признанного мирового авторитета по истории Германии, во время поездки в Германию я слышал не раз. Немецкий перевод "Сомнамбул" стал бестселлером. Отлично написанная книга оказалась сверхпопулярной, в частности, потому, что автор отходит от привычной концепции, возлагающей львиную долю ответственности за развязывание Первой мировой войны на Германию и Австро-Венгрию. Кларк считает, что и Сербия, и поддерживавшая ее Россия, и Великобритания с Францией также ответственны за катастрофу 1914 года, хотя и в разной мере. Это, конечно, не может не находить отклик в стране, где принцип "мы виноваты в трагедиях XX века" в течение десятилетий был (и во многом остается до сих пор) основой исторического образования граждан, по крайней мере и прежде всего в западной ее части.

"Во Франции и Великобритании Первая мировая считается важнейшим событием мировой истории,— рассказывал мне Патрик Курт, бывший депутат Бундестага от Свободной демократической партии.— Во многих странах Центральной и Восточной Европы конец войны ознаменовался созданием новых или восстановлением ранее существовавших государств. А у нас в Германии, как и у вас в России, эта война долгие десятилетия была отодвинута на задворки национальной исторической памяти. Ее вытеснили воспоминания о Второй мировой и той роли, которую Германия, немцы сыграли в ней".

Более или менее стройное представление о 1914-1918 годах существовало в бывшей ГДР. Оно отражало идеологию "первого на немецкой земле государства рабочих и крестьян", то есть фактически было калькой ленинского определения войны как "империалистической и захватнической". Как и в СССР, официальная идеология удовлетворялась осуждением "германского милитаризма". Войне, изменившей мироустройство и похоронившей четыре империи, уделялась в школьных учебниках пара страниц.

Внезапно проснувшийся интерес к событиям столетней давности оказался гигантским. По всей Германии музеи и издатели, университеты и телевизионные продюсеры спешат его удовлетворить. Вопрос для многих: как пройти по минному полю, рассказав о войне, не ударившись при этом в ее прославление и "милитаризм"? Я осмотрел главную "военную" выставку года в Немецком историческом музее в Берлине и две — в Военном музее в Дрездене (по сути главном музее бундесвера). И там и там попадаются уникальные экспонаты, например военная форма кайзера Вильгельма, которая "встречает" вас при входе на выставку в Немецком историческом музее. Но в основном подобранные со знанием дела экспонаты повествуют о повседневности. То есть о сражениях, планах полководцев, да и о политической истории той эпохи узнаешь неизмеримо меньше, чем, скажем, о том, как работали полевые кухни, или о проституции в тылу и на фронте. Я спросил куратора экспозиции в Немецком историческом музее Андреаса Микса, отчего война в ней как бы есть, но на самом деле ее нет. "Мы, действительно, не экспонируем вооружения. Прежде всего потому, что танк в здание музея занести невозможно. Мы сосредоточились на том, как война влияла на жизнь обыкновенных людей",— объяснил он. На вопрос, почему на выставке нет ни слова о Гитлере, который воевал в составе баварских частей и был награжден "Железным крестом", Микс ответил, что организаторы намеренно не стали представлять Первую мировую как логическое начало Второй мировой: "У нас есть пара экспонатов, которые показывают, как война 1914-1918 годов повлияла на формирование идеологии национал-социализма. Но в целом нам не хотелось, чтобы проект превратился в выставку "Война Гитлера"".

Вопрос об ответственности за развязывание войны неизбежно связан с другим — о наказании побежденных

Откуда взялись эти опасения — понятно. Фигура Гитлера настолько доминирует в национальном сознании и символизирует самую черную страницу в немецкой истории, что любое обращение к ней затмевает другие темы. Более того, вопрос об ответственности за развязывание войны неизбежно связан с другим — о наказании побежденных. Среди части европейских и американских историков давно и прочно утвердился взгляд на "пир победителей" в 1919 году как на одну из главных причин появления у немцев комплекса жертвы и скатывания страны к реваншизму, а в конечном счете — к нацизму. Сторонники этого подхода утверждают: стремление посильнее наказать немцев за Первую мировую, закрепленное Версальским мирным договором, заложило основы политического и экономического краха Веймарской республики и предопределило приход к власти Гитлера. Он, в свою очередь, решил "переиграть" отложенную, с его точки зрения, в 1918 году военную партию. Однако затронуть эту тему, да еще на государственном уровне (а основные музеи страны финансируются федеральным и земельными бюджетами) — рискованное дело. В сущности, невозможно даже намекнуть на то, что не только сами немцы, но в какой-то степени и нынешние союзники Германии по НАТО и ЕС несут свою долю ответственности за самую страшную войну в истории человечества. Это, с точки зрения сегодняшних интеллектуалов и политиков, поставило бы под сомнение, пусть и косвенно, одну из главнейших идейных основ послевоенной Германии — принцип неприемлемости войны как таковой и отторжение любого национализма и милитаризма.

Историк и правовед Константин Фрайтаг фон Лорингхофен, двоюродный дедушка которого в 1945 году был адъютантом последнего начальника генерального штаба Третьего рейха генерала Ганса Кребса, считает, что после воссоединения страны в 1990 году пацифизм фактически стал чем-то вроде неофициальной национальной идеологии: "В Германии с интересом наблюдают за происходящим в мире. Нас очень интересуют события в Ираке, Сирии, Украине. Но при этом многие немцы не совсем понимают, зачем нашей стране участвовать в тех или иных конфликтах, особенно если это участие предполагает хоть какую-то военную компоненту". По словам фон Лорингхофена, часть немецкого общества все еще с подозрением относится к людям в погонах. "После недавней отмены призыва на военную службу и создания контрактной армии городские интеллектуалы, особенно в западных землях, не чувствуют никакой связи с теми, кто идет служить. Контракт с бундесвером зачастую заключают граждане из бедных восточных земель, да еще провинциалы,— рассказывает он.— Образованные горожане, голосующие за социал-демократов и Партию зеленых, порой смотрят на военных как на простаков, которым просто захотелось в войну поиграть. Они не осознают, что немецкий солдат, которого отправили в Афганистан, служит там по приказу и от имени демократического немецкого государства, частью которого являются и те, кто с подозрением относится к военным".

Политическая осторожность и особая щепетильность во всем, что касается военной истории, даже такой, казалось бы, далекой, как эпоха Первой мировой, проявляется и в академических кругах. В этом я смог лишний раз убедиться, когда встретился в здании Городской библиотеки Берлина с доктором Ульрике Холлендер. Она один из создателей и руководителей уникального интернет-проекта Europeana 1914-1918. Одиннадцать стран-членов ЕС, участвовавших в мировой войне, более €5 млн бюджета, три года поисков и круглосуточной работы сканеров — и в результате накануне годовщины убийства наследника австрийского престола в Сараево в интернете появился, возможно, самый большой в мире цифровой архив о том времени. "На самом деле начало архиву положил директор тогда еще Королевской библиотеки Адольф фон Гарнак. В 1914 году он предложил гражданам нести в библиотеку все написанное и напечатанное, что касалось начавшейся войны,— рассказывает Холлендер.— К 1918-му библиотека собрала 50 тыс. книг, 29 тыс. фотографий, 26 тыс. почтовых открыток и полмиллиона газетных вырезок. Заметную часть этого архива мы теперь представили в оцифрованном виде. Разумеется, сто лет назад люди старались не отдавать в библиотеку то, что было личным, например письма, а также все то, что могло представить войну в будничном, негероическом свете. Мы восполнили этот пробел". Библиотека проводила специальные дни открытых дверей, во время которых люди могли передать для проекта документы из домашних архивов.

Ульрике Холлендер вводит в окошко поиска "детские книги" — и на экране появляются ссылки на агитационную продукцию для детей военного времени. Причем как в Германии и Австро-Венгрии, так и в странах Антанты. Вот малыш в немецком военном шлеме, кажется Ганс, ведет в плен связанных сверстников в характерных синем (французском) и красном (британском) мундирчиках. "Это еще самое безобидное,— говорит моя собеседница и добавляет с некоторым смущением: — Я делала презентацию о детской литературе про войну для коллег-историков в Париже, так некоторые немецкие книги той поры я им постеснялась показывать".

В какой-то степени дискуссии о двух мировых войнах — отголоски противостояния правых и левых, которое Веймарскую республику привело к краху. Этот конфликт, пусть лишь на страницах газет и в университетских аудиториях, продолжается в Германии с тех пор, как на политическую авансцену вышло "поколение 1968 года". Эта радикальная молодежь поставила под сомнение послевоенный порядок вещей, прежде всего желание подавляющего большинство немцев забыть об эпохе нацизма и своем молчаливом согласии с гитлеризмом, а иногда — и о соучастии в его преступлениях. Антимилитаризм левых часто соседствовал (и соседствует до сих пор) с антиамериканизмом и неприятием членства Германии в НАТО. Федеральный президент Йоахим Гаук или министр обороны Урзула фон дер Ляйен (оба представители правоцентристского Христианско-демократического союза канцлера Ангелы Меркель) в последнее время часто говорят о том, что Германии необходимо играть более активную роль в мире. Они имеют в виду прежде всего более активную деятельность в ООН, формирование единой внешней и оборонной политики ЕС, иногда — участие в миротворческих операциях под эгидой Объединенных Наций. Но оппоненты из Социал-демократической партии и особенно из наследницы коммунистов ГДР — Левой партии — немедленно протестуют: "Гаук ведет страну к войне! Фон дер Ляйен рвется в бой! Не допустим повторения августа 1914-го и сентября 1939-го!"

Я делала презентацию для коллег-историков в Париже, так некоторые немецкие книги той поры я им постеснялась показывать

Антинационализму и антимилитаризму отдают дань и люди в погонах. Отставной полковник Райнер Руфф — генеральный секретарь Народного союза по уходу за военными захоронениями. Эта финансируемая государством, но общественная по форме управления организация с бюджетом в €23 млн, располагается в городе Кассель. Ее задача — следить за десятками немецких военных захоронений, разбросанных от Восточной Африки до Калининграда, от Иерусалима до Франции. На сайте общества — более четырех миллионов имен немецких военнослужащих, в основном погибших в войнах XX века. Из них почти два с половиной миллиона полегли на полях Первой мировой войны. "Каждый год мы находим от ста до ста пятидесяти останков погибших,— рассказывает Руфф.— В прошлом году обнаружили 21 военного, которых засыпало в траншее в Эльзасе во время обстрела французской артиллерией". И добавляет: "Впрочем, мы стараемся уйти от взгляда на погибших только как на представителей определенной нации, от национализма". По словам Руффа, деятельность Народного союза по уходу за военными захоронениями доказывает, что "мы, немцы, выучили уроки прошлого, что нам чужды реваншизм и милитаризм".

В дрезденском Военном музее я видел ту эльзасскую траншею, о которой говорил Райнер Руфф. Ее фрагмент воссоздан в натуральную величину — с земляным бруствером и деревянными перекрытиями. В витринах — курительные трубки, пивные бутылки, перочинные ножи и полусгнившие приклады винтовок тех, кто из этой траншеи так больше и не вылез. А в соседнем здании — фотографии, сделанные священником, хоронившим солдат, которые погибли в 1914 году у деревни Воттен в Бельгии. Изувеченные шрапнелью лица, оторванные пальцы и застывший в мертвых глазах ужас, вперемешку с удивлением. Несмотря на летнее время, в музее оживленно, группы молодежи идут за экскурсоводами, вглядываются в столетней давности фотокарточки. По их лицам и не скажешь — это интерес к эпохе или щекочущее нервы влечение к тому, что покойный французский философ и культуролог Жан Бодрийяр назвал порнографией войны. "Мы взяли на себя всю полноту ответственности за Вторую мировую войну,— говорит историк Константин Фрайтаг фон Лорингхофен.— В какой-то степени и за Первую мировую тоже. Но война 1914 года — это все-таки уже совсем далекая история. От молодежи она так же далека, как и эпоха барокко. В их комнатах — мебель из IKEA, и они едва ли поставят себе на стол фотографию прадедушки в форме армии кайзера".