Идет Венецианский фестиваль

На Венецианском фестивале, как обычно, грузят артхаусом и жестью, но вымышленные и умело разыгранные ужасы отступают перед документальными. Из Венеции — АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

«Один на один» Ким Ки Дука при ближайшем рассмотрении оказался совсем не таким страшным, как его описывали первые зрители. С тех пор как корейский режиссер, впервые попав на Лидо, довел до обмороков аудиторию своего фильма «Остров», прошло 14 лет. Сняв за это время несколько отличных и несколько провальных картин, Ким появился с очередной притчей о механизмах насилия. В фильме сталкиваются две группировки: одна повинна в зверском убийстве девушки, другая занята тем, чтобы поочередно выловить и наказать преступников — не только физически, но и морально, воззвав к их дремлющей совести. Одни истязатели стоят других: даже если в частной жизни некоторые кажутся нормальными людьми, на самом деле они одержимы жуткими комплексами и навязчивыми идеями. Пускай это идея борьбы со злом — к добру она никак не приводит. Еще больше таких, которые не могут найти себе место в жизни и готовы вступить в мафию или секту, чтобы выполнять любые приказы и сваливать всю ответственность на босса.

В фильме можно найти дежурную критику капитализма с его безразличием к слабым; забавно, что в качестве альтернативы (надо полагать, иронически) приводится Северная Корея. Ким Ки Дук, изощренный поэт насилия, на сей раз оказался крайне однообразным на своем любимом поприще: каждого из подвергаемых пыткам растягивают на каком-то допотопном станке, некоторую новизну вносит только смена костюмов и антуража. Самый эффектный момент — когда палачи мажут свои лица сажей, а в качестве пароля вопят: «Долой коммунизм!»

В главном конкурсе показали «99 домов» Рамина Бахрани, американца иранского происхождения, которого недавно умерший критик-гуру Роджер Эберт назвал «режиссером десятилетия». Если и так, то скорее все-таки прошлого: новый фильм Бахрани отличается профессиональными статями и неплохо смотрится, но выше стандартов голливудского соцреализма все равно не поднимается. Самая сильная сцена картины — первая, когда семью рабочего-строителя Денниса Нэша выкидывают из дома, объявленного за неуплату кредита собственностью банка. На все про все дается две минуты: собрать лекарства, документы, детские игрушки — и вперед. Ошарашенный герой вынужден пойти в услужение к брокеру по недвижимости Майку Карверу, который и выкинул его из жилища. Теперь Нэш помогает негодяю выселять из домов таких же бедолаг. Он быстро встает на ноги, но так же быстро теряет совесть, честь и уважение своей семьи. Кино — о том, как человек мучительно пытается их вернуть.

Повторяю, это неплохой фильм, в духе европейского кино морального беспокойства. Как и его классики братья Дарденн, пригласившие недавно на главную роль Марион Котийяр, Бахрани тоже взял стопроцентно мейнстримовского актера — Эндрю Гарфилда из «Человека-паука», чтобы он воплотил муки рабочей совести. Ну что ж, он постарался изо всех сил. Мораль сей басни ясна, но откровение от нее не исходит.

Один из фильмов программы «Горизонты» называется «Реальность». Режиссер Квентин Дюпьё рассказывает о другом режиссере, который по требованию продюсера ищет идеальный крик, который затмил бы все виданное и слышанное в истории кино. Однако реальность сильнее всех попыток ее имитации: это стало главным сюжетом Венецианского фестиваля.

Пока что два самых сильных его впечатления связаны не с причудливыми выдумками и фантазмами, а с подлинной грубой фактурой — правда, потребовавшей от режиссеров-документалистов невероятного мастерства, чтобы запечатлеть и проанализировать ее на экране. Первый фильм снят именитым Ульрихом Зайдлем и называется «В подвале». Непонятно каким образом камера получает пропуск в потайные помещения австрийских граждан, с удивительной легкостью открывающих свою подпольную жизнь. Пожилые мужчины устроили в подвале стрелковый клуб, они же празднуют дни рождения Гитлера, а некоторым подвальная акустика кажется привлекательной для распева оперных арий. Женщина нянчит припрятанного в коробке ребеночка — то ли куклу, то ли муляж, иногда кажется, что это забальзамированный трупик. Своя подвальная жизнь у садомазохистов обоего пола: они не только подводят теоретическую базу под свои сексуальные преференции, но и охотно их демонстрируют (в этих эпизодах фильм не боится перейти тонкую грань между искусством и порнографией).

С одной стороны, Зайдль снисходителен к своим реальным героям: их забавы чаще всего безобидны и идут от одиночества, неудовлетворенности, пустоты существования. С другой — из всего этого подвального сора вырос австрийский нацизм. Или недавняя история отца, 24 года державшего в подвале и насиловавшего свою дочь. Режиссер с едким сарказмом всматривается в чокнутых стариканов и с неподдельной тревогой — в юных героев, которые тоже собираются в подвалах, но сидят обкуренные с каменными лицами: у них нет даже тех сомнительных увлечений, которые пленили их предков.

Еще более решительно заявляет о монопольных правах реальности фильм «Взгляд тишины» Джошуа Оппенхаймера. Это продолжение его нашумевшего «Акта убийства», тема та же — что чувствуют индонезийцы почти полвека спустя после большого террора, когда в рекордные сроки было уничтожено около миллиона человек. Резня происходила при поддержке армии, но военные только прикрывали народные толпы, которые по собственной инициативе обрушили свой гнев на коммунистов, а попутно — на всех, кто попал под руку. Помогла, как всегда в таких случаях, пропаганда: про врагов народа пустили слухи, что они не ходят в церковь и живут общаком с чужими женами. В новой картине режиссер совсем близко, на пятачке одной деревни, прослеживает совместную жизнь на протяжении полувека палачей (которые по-прежнему у власти) и жертв. И выясняются поразительные вещи.

Прежде всего, никто из активистов резни даже не думает о раскаянии. Старые выродки с удовольствием вспоминают свои подвиги: как ломали односельчанам шеи и спины, выпускали кишки, перерезали горло. Они как заправские активисты убедительно воспроизводят эти боевые сцены, явно испытывая ностальгию по прошлому. Но, когда их начинают мягко упрекать, становятся на дыбы: жертвы не должны ворошить минувшее, если не хотят, чтобы террор повторился (они не столько угрожают, сколько философствуют). И недаром же эти бравые ребята из карательных отрядов все еще крепки сегодня телом и духом — ведь после казней они стаканами пили кровь своих жертв, «чтобы не сойти с ума».

В общем, это кино про реальных, а не сказочных вампиров нелегко выдержать, не усомнившись в божественном происхождении человека. Все фантазии художников про ад давно воплощены в реальность. И если в австрийском подвале доминатрикс подвешивает своего любовного раба за причинное место для его кайфа, в индонезийских полях гениталии отрезают с помощью мачете, чтобы добить безбожного коммуниста.