Возможность острова
Анна Толстова о выставке Юрия Соболева в Московском музее современного искусства
Юрий Соболев-Нолев (1928-2002) принадлежит к многочисленному роду хорошо известных неизвестных русских художников. К его имени непременно надо прибавлять титулы "мэтр", "гуру" и "классик", щедро пожалованные ему художественным преданием, но чего конкретно он мэтр, гуру и классик — остается непроговоренным. Да, отдельные этапы биографии Юрия Соболева у всех на слуху. Был главным художником издательства "Знание" (позднее — журнала "Знание — сила") и прикормил в этом относительно либеральном заповеднике физиков-лириков весь цвет полуопального и подпольного художественного сообщества: Эрнста Неизвестного, Юло Соостера, Илью Кабакова, Владимира Янкилевского, Виктора Пивоварова и многих других. Работал с Андреем Хржановским над самыми эстетскими лентами, выпущенными "Союзмультфильмом" за всю его историю: "Стеклянной гармоникой" и "Бабочкой". Создал собственную школу современного искусства в Запасном дворце Царского Села (официально она считалась частью экспериментального филиала ЛГИТМиК, где учили синтетическому театру и паратеатральным формам) и был идеологом знаменитого в 1990-е царскосельского фестиваля "КукАрт". Выставка "Острова Юрия Соболева", подготовленная куратором Анной Романовой, проговаривает, как столь разные амплуа художника связаны друг с другом, открывая множество забытых или и вовсе не известных пластов его многослойного искусства или даже скорее художественного жизнетворчества. Ведь недаром про Соболева сразу вспоминают, что он был вдохновителем кафе "Артистическое", подражающего или, вернее, симулирующего парижскую интеллектуально-богемную жизнь.
Юрий Соболев был художник-парадокс, художник-оксюморон. Чуть ли не буддистское мировоззрение сочеталось у него с едва ли не самым последовательным в стане неофициального искусства западничеством, влечение к стихии бессознательного — с жестко структурированным художественным мышлением, искусствоведческая эрудиция художника-книгочея — с требованием раскрыться, раскрепоститься и начинать ab ovo, рыцарская верность искусству Возрождения и маньеризма — с жаждой новизны. Историк искусства без зазрения совести может через предложение писать про него "первый" и "впервые".
Он был первым, кто ввел новый принцип графического дизайна — модульную сетку — в советскую журнальную полиграфию, когда работал в "Декоративном искусстве". Он был первым, кто начал монтировать журнальные развороты "Знания — силы" как клипы (конечно, с оглядкой на Родченко и Эйзенштейна). Нам сейчас трудно оценить масштаб новаторства, но тогда поколениям, воспитанным в иной книжной системе, этот клиповый модульный мир должен был, вероятно, казаться пощечиной Фаворскому. Модульная сетка потом пришла и в соболевскую графику, структурируя полет мифологической, астрологической, космологической и эротической фантазии. А клиповый монтаж пригодился в работе над полиэкранными слайд-фильмами: самым грандиозным из них был тот, что Юрий Соболев совместно с режиссером Юрием Решетниковым готовил в 1975 году для московского конгресса "Международного совета обществ промышленного дизайна" (ICSID).
Его должны были показать в киноконцертном зале "Россия": 18 проекторов Kodak Carousel были наставлены на 31 экран, складывавшийся в картину мира размером 9 на 9 метров, на которой в течение 40 с лишним минут под саунд-трек из музыки народов СССР мелькали образы новейшей западной техники и промтоваров вперемежку с фрагментами шедевров из всемирной истории искусства. В качестве композиционной основы картины мира был взят босховский "Сад земных наслаждений" — при желании это можно было истолковать как советскую критику капиталистического общества потребления. "Кояанискатси" Годфри Реджио с музыкой Филипа Гласса был снят чуть позднее — в 1983-м. Однако после того как о подготовке слайд-фильма рассказали по "Голосу Америки", истолковывать его в советском духе никто не стал: демонстрация полиэкрана была запрещена, слайды рассыпаны. Чудом сохранившаяся кинодокументация и три десятка случайных слайдов из полиэкрана ICSID, пофазовые эскизы, схемы расположения проекторов, сценарии, монтажные раскладки — вот и все, что осталось от первых опытов мультимедийного искусства в СССР, принадлежащих, получается, опять же Юрию Соболеву.
Если собрать мозаику, на которую распалась эта странная и разнообразная жизнь в искусстве, свести воедино графику, журнальный дизайн, рабочие материалы к слайд-фильмам, анимацию, местами почти бойсовские декорации к спектаклям театров "Уральской зоны" и "Интерстудио", документацию перформансов его царскосельского "лицея", выйдет на удивление целостный образ. Образ романтика, верующего в победу солнца истинного искусства над обстоятельствами времени и места, что пытаются не позволить художнику попасть в такт музыке ноосфер, не признающей железных занавесов. Юрий Соболев ближе всех прочих сошелся с недавно вышедшим из лагеря Юло Соостером — единственным художником московской сцены, кто еще в пору учебы в тартуском "Палласе" успел воспринять традицию западного модернизма, точнее — сюрреализма, из первых рук. Эстония навсегда останется для него заповедной территорией несоветского искусства — он будет контрабандой протаскивать Вийральта и других мастеров старой эстонской школы на страницы ежегодника "Наука и человечество". А сюрреализм, с годами все больше тяготеющий к маньеризму, к гибридизации Рене Магритта и Джузеппе Арчимбольдо, Клее и картинок из алхимических трактатов, станет его образом мысли. От тухлятины советского сюрреализма сводит челюсти и выворачивает наизнанку, но соболевский сюрреализм не был советским — он был из той же оперы, что и колдовские картины Зигмара Польке или мистерии венских акционистов. Кажется, логическим завершением этой сюрреалистической эволюции стали фестивали "КукАрт": все, кому посчастливилось побывать тогда в Царском Селе, особенно на третьем, 1997 года, где праздновали пятидесятилетие музыканта-художника Владимира Тарасова, ощущали себя будто бы на бесконечном хеппенинге Флюксуса. Увы, атмосфера и аура — а самым ценным в искусстве Юрия Соболева, похоже, были не отдельные вещи, а создание атмосферы и излучение ауры — труднее всего поддаются архивированию и экспонированию.