В ГМИИ имени Пушкина в рамках Перекрестного года Великобритании в России открылась выставка "Оскар Уайльд. Обри Бердслей. Взгляд из России".

Рубрику ведет Мария Мазалова

Главный в экспозиции — "русский зал", в котором поселились работы русских художников, испытавших на себе влияние Оскара Уайльда и Обри Бердслея. Но к "русскому залу" еще долго, весело и мучительно ведут классические "британские шаги". Сначала — известные иллюстрации к "Смерти Артура" (1893-1894) Обри Бердслея, удивительной книги, которую художник сделал от начала и до конца — от шрифта до иллюстраций. Затем выставочную эстафету подхватывают еще более знаменитые картинки из "Желтой книги" (1894), практически рукодельного альманаха, который Бердслей издавал вместе с другом Джеймсом Лейном. "Желтая книга", толстенный манифест новой эстетики, сыграла свою злую роль и в судьбе Бердслея, и в жизни Уайльда. На громком судебном процессе 1895 года, в ходе которого Уайльд был обвинен в содомии и приговорен к двум годам тюрьмы и исправительных работ, писатель держал в руках некое издание с желто-черной обложкой. Кто-то из журналистов предположил, что это "Желтая книга" Бердслея. Чтобы избежать скандала, Лейн принял решение расстаться со своим иллюстратором. Отдельной похвалы заслуживают едкие карикатуры Бердслея, размещенные рядом с его возвышенным портретом (1895) работы Жак-Эмиля Бланша: кроткий денди в сером костюме-тройке, с бабочкой и с бутоньеркой — сентиментальной розовой английской гвоздикой. Ну а лучшая карикатура — это "Королева Виктория в роли танцовщицы Дега" (1895): тучная фигура "бабушки Европы" задирает свою ножку точно так же, как это делают балетные красавицы Эдгара Дега.

Эротизм японской гравюры, пикантная сексуальность французского рококо, мрачный трагизм вагнерианства (Бердслей был поклонником Вагнера): это растиражированные иллюстрации Бердслея к сатирам Ювенала, к комедиям Аристофана, к "Сценам из парижской жизни" Бальзака и к произведениям Теофиля Готье. Почерк окончательно сформирован: эротика на грани непристойности, красота всего ядовитого, очевидно дурманящего, почти отравляющего, великолепие, выраженное в черно-белой графике. Странная, но пронзительная артистическая связь Уайльда и Бердслея, разумеется, выражена в "Саломее", которой на самых законных основаниях отведен ровно такой же по насыщенности и размеру зал, какой получил и "русский взгляд". Мертвенную жестокую бледность двух "Саломей" — 1894 и 1907 годов издания — компенсирует ритмичный фильм (1923) американца Чарльза Брайана с худосочной и прыткой Аллой Назимовой в главной партии.

Этот короткий фильм, эта "Саломея", и есть переход к томительному "русскому взгляду", заявленному в названии выставки. Здесь полчища русских подражателей Уайльду и Бердслею: армии бледных юношей с накрашенными губами и черными набриолиненными волосами. "Русский взгляд" мал, да убедителен, он сложен из многих имен — Леона Бакста, Александра Бенуа, Константина Сомова и даже Иды Рубинштейн, Николая Евреинова и Михаила Кузмина. Влияние британцев на "Мир искусства" и его последователей можно, конечно, сравнить с неким поэтическим сладким ядом, чье лукавое действие не прекратилось даже после Октябрьской революции и продлилось аж до конца 1920-х годов. На последнем фото — Алиса Коонен, монументальная, титаническая Саломея из спектакля Александра Таирова, премьера которого состоялась всего за три дня до революции. Она и бросает тот самый "Взгляд из России" — с музейной стены.

Екатерина Истомина