На этой неделе в прокат выходит "Два дня, одна ночь" — фильм братьев Дарденнов.

Рубрику ведет Мария Мазалова

Жан-Пьер и Люк Дарденны, начиная с награжденной в 1999 году в Канне "Розетты", стояли у истоков нового реализма европейского кино. Прорыв в новую социальную, экзистенциальную, эстетическую и физическую реальность оказался необходим в конце века, как был необходим в его середине, когда родился неореализм. Прошло десять с небольшим лет, и новый реализм тоже стал историей.

"Два дня, одна ночь" — обычная для Дарденнов история борьбы человека за место под солнцем и одновременно за то, чтобы сохранить свое достоинство и не запятнать совесть. Сандра работает на заводе по производству солнечных батарей. Мучимая неврозами, она находится на грани того, чтобы потерять работу. Босс компании решил уволить ее, одновременно пообещав прибавить бонус в тысячу евро к годовой зарплате остальным членам коллектива. Большинство охотно проголосовало за увольнение Сандры на этих условиях. Но самой ее при этом не было. Сандра настаивает на новом — тайном — голосовании, и при поддержке мужа и верной подруги пытается уговорить сотрудников спасти ее, отказавшись от бонуса, то есть поступившись собственными интересами.

В российской прессе появилось множество восторженных рецензий на фильм братьев Дарденнов, но были и те, кто уличал бельгийских режиссеров в том, что под маской левого социального кино они льют воду на мельницу самовлюбленной буржуазной аудитории, заставляя зрителей сочувствовать какой-то Сандре, которая впала в депрессию, прогуливала и вполне заслужила увольнение.

Забавно, что раньше Дарденнов в нашей стране корили как раз за обратное, наклеивая на их фильмы ярлыки вульгарного марксизма и соцреализма. Нет ничего, разумеется, что было бы дальше от истины, как та, так и другая "критика". Уже следующий после "Розетты" фильм братьев "Сын" опроверг эти заблуждения. Бельгия не Франция и даже не Дания — там нет большой киноиндустрии, нет бурных волн и течений. Если чем страна в последние годы и заметна, так этническими распрями, педофильскими скандалами и зверскими преступлениями. Все это упрятано Дарденнами за кадр: в "Сыне" об убийстве только говорится, но в течение всего фильма по коже бегают мурашки и ожидаешь худшего. Это как если бы Хичкоку заказали кино про жизнь пролетариата, или, наоборот, Кена Лоуча заставили снять триллер, не вылезая из своей любимой рабочей среды. Начиная с первых же своих работ и вплоть до последних, Дарденны предлагают моральные притчи о совести и гуманизме, превращая их из устаревших абстрактных понятий в пружины сюжета, закрученного словно вестерн или детектив.

И в то же самое время это современное "пролетарское" кино. Ибо депрессия, которая раньше считалась придурью "зажравшейся буржуазии", стала всеобщей болезнью. Они уже не подыхают от голода, но все равно остаются париями современного мира, отчужденными не только от орудий и средств производства, но и от собственной личности. В сущности то, чего добивается Сандра — это не сохранения работы (в итоге она от нее отказывается), а сохранения себя как значимого человека в этом мире. Ей важно, что товарищи по работе не смогли просто так выкинуть ее: она побудила их задуматься, встать перед трудным выбором, а многих — изменить свое решение. Значит, не все покупается и продается, значит, люди не всегда дерьмо: осознание этого и есть лучшее лекарство от депрессии. Поначалу раздражая схематичностью и недоверием, которое вызывает в главной роли Марион Котийяр (слишком красива для социального кино), в итоге Дарденны берут зрителей в плен и добиваются своей художественной цели.

Андрей Плахов