Глава Россельхознадзора Сергей Данкверт в интервью "Коммерсантъ FM"

Имеют ли украинские и молдавские товары шанс вернуться на российские прилавки? Захотят ли россияне перейти со свинины и говядины на мясо крокодилов и антилоп? И как в Крыму оказались американские куриные яйца? На эти и другие вопросы глава Россельхознадзора Сергей Данкверт ответил ведущему "Коммерсантъ FM" Петру Косенко.

— Слава на вас свалилась неожиданно. Я для себя с удивлением узнал, что вы занимаете должность главы ведомства с 2004 года. А мне-то показалось, что совсем недавно ваше имя стало активно упоминаться в СМИ. Это все история с санкциями, контрсанкциями?

— Нет. Видимо, просто прессе нужны имена. Геннадий Григорьевич отошел в сторону немножко, и поэтому, наверное, мое имя стали упоминать. Хотя, если вы обратили внимание, мы всегда позиционировались не именем, а организацией. То есть "Россельхознадзор" знали всегда.

— Это факт. Но вот фамилия Данкверт — очень запоминающаяся плюс ко всему фамилия. Кстати, вам сравнение с Онищенко, а вас сравнивают регулярно, непроизвольно даже, вам оно льстит? Как вы к этому относитесь?

— Мы с Геннадием Григорьевичем работали с 2000 года и продолжаем работать. Поэтому в данном случае я могу сказать, что он профессионал высокого класса. Ничего плохого сказать не могу.

— Это вне сомнений. Теперь будем так считать, что на ниве, что называется борьбы с разными вредителями, вы заняли достойное место. Давайте начнем с последних новостей, буквально ни дня без новостей от "Россельхознадзора", по-моему это так. Запрет на поставки мяса из Молдавии с сегодняшнего дня, так? И сегодня же прозвучали заявления о том, что есть вопросы к производителям мяса в Казахстане.

— В данном случае речь идет о том, что Молдавия не является крупным поставщиком мяса, и те меры, которые мы принимали к Молдавии, они в большей степени направлены против поставок незаконной продукции в пределы Таможенного союза, потому что наши молдавские коллеги поставляли продукцию в основном в Белоруссию.

— А уже через Белоруссию идет к нам, да?

— Нет, они просто поставляли на переработку в Белоруссии. В данном случае получается так, что мы это почувствовали, когда увидели цифры, а мы понимаем, что по нашей статистике, если посмотреть, у нас статистика ведется с 2000 года, и в этой статистике Белоруссия никогда не занимала место поставщика свинины или мяса крупного рогатого скота в значительных объемах. Поэтому, проанализировав это, мы просто пришли к выводу, что в данном случае речь идет либо о реэкспортных поставках из других стран, либо это поставки, которые невозможно проконтролировать, как показала практика с Молдавией. Речь шла о том, что они заготавливали мясо, чтобы отправить потом в Белоруссию, а из Белоруссии переработанную продукцию к нам.

— Переработанная — имеется в виду колбаса, сосиски и все такое?

— Да-да. Ну, мы не возражаем. Это все в рамках, будем говорить, тех нормативных документов, которые в Таможенном союзе приняты. Вопрос в том, что нужно соблюдать те правила Таможенного союза при заготовке самого мяса, которые есть.

— Это же упрек к нашим братьям в Белоруссии, правильно?

— Я не хотел бы их упрекать. Просто в данном случае у них бизнес-намерения, они перебороли определенные, будем говорить, аналитические способности проанализировать ситуацию: откуда мясо? Поэтому мы просто помогли.

— А раньше было не так? Если опять же почитать новости за последние несколько месяцев, ужас-то в том — что же мы раньше все ели? Как это все попадало к нам на прилавки? И выясняется, что здесь плодожорка, там тетрациклин и так далее. И список огромный, волосы дыбом встают.

— Нет. Просто я думаю, что вы не обращали внимания, особенно, в том числе, и на наш сайт, потому что у нас регулярная информация шла, она и идет, и будет идти. И они всегда, наши сайты, такие информативные и позволяют определить то, что интересует. Просто вас это не интересовало в той степени, в которой интересует сейчас. Это может быть связано с теми ответными мерами, которые приняла Россия.

— Но вам в любом случае в последние месяцы приходится работать в полную силу, и объемы вашей работы заметно увеличились, здесь невооруженным глазом видно.

— Я бы так сказал: они увеличились для прессы, может быть, а для нас, в принципе, они те же, ну, несколько больше за последние два месяца наши эксперты провели в инспекциях за рубежом. То есть так у нас практически примерно две инспекции в месяц, а так было три-четыре.

— То есть в два раза нагрузка все-таки увеличилась?

— В данном случае, я думаю, что правильно ориентировались на то, что произошло, это является сегодня определенным переделом рынка.

— Со стороны кого?

— Со стороны тех, кто принял санкции против России, и, введя ответные меры, мы сейчас меняем тот порядок, который ранее годами устанавливался. Ведь по большому счету, если рассматривать ту же Европу и Соединенные Штаты, Австралию, основных поставщиков, будем говорить, сельскохозяйственной продукции, да, то сложилось впечатление, что кроме них никого больше нет. Но вот с 2000 года резко выросли ставки Бразилии как поставщика сельхозпродукции. Всегда были высокими ставки Аргентины, выросли ставки Парагвая, Чили. Поэтому в данном случае мы с 2000 года переориентировали уже свой рынок с тех поставок, которые близки и хороши, но они субсидированы, поэтому у нас всегда есть опасность того, что в определенный момент, когда бюджет не выделяет субсидии, как это в Брюсселе происходило, и с крупным рогатым скотом, и со свининой, и с маслом, то тогда поставки сразу прекращаются.

— А когда это случилось?

— Вот я вам примеры приведу: в 2000 году, допустим, из Германии поставки мяса крупного рогатого скота были на уровне 70-80 тыс. тонн. Прошло 3-4 года, и Германия поставляет 5-7 тыс. Вот сейчас она практически не поставщик мяса крупного рогатого скота. И страны ЕС вообще не поставщики мяса крупного рогатого скота.

— Это нормальный рыночный момент, да?

— Это нормальный рыночный, но он был в какой-то степени значительно продвинут тем, что сняли субсидии на крупный рогатый скот. И аналогичная ситуация также с мясом свинины, то есть свинину поставляли, потом субсидии сняли, стали поставлять только те невостребованные части свинины, которые не представляют интереса для наших европейских коллег, потребителей, в частности свиной шпик. То есть активно свиной шпик стал приходить из Европы. И в определенной степени, я думаю, что это связано тоже с внутренними возможностями поддержки сельского хозяйства, когда дают поддержку на неиспользованную пашню, на луга, как фермеру, а вы можете эти деньги использовать как удешевление кормов. В результате у вас свинина получается дешевле.

— Это не секрет, что Евросоюз вводит и субсидирование, и квотирование производства, в том числе и мясной продукции. Вы когда заговорили о санкциях, да, передел рынка, у меня сразу возникла такая мысль все-таки даже по вашей интонации, насколько политическую функцию выполняет ваше ведомство.

— Мы об этом как-то не задумываемся, наша главная задача — обеспечить наших импортеров и людей безопасной продукцией, поэтому то, что происходит, — это определенные переориентирования рынка сейчас, это, я вам скажу, в какой-то степени хорошая новость для наших потребителей. Почему? Потому что те привычные цифры поставок, которые были, они сейчас меняются, появляются новые имена, новые страны, это по всем видам продукции. Надо сказать, что мы традиционно не всегда уделяли достаточно внимания этим странам в силу того, что все было отработано, и вот когда произошли эти принятые ответные меры, то мы, будем говорить, немножко быстрее заработали мозгами.

— Эволюционировали?

— Да.

— А вы, кстати, сами не оказались ни в каких санкционных списках по роду деятельности?

— Знаете, нас по роду деятельности не совсем удобно ставить, а кто переговоры-то будет вести? Поэтому, если поставить нас в санкционные списки, то кто будет ездить в Брюссель на переговоры? Надо понимать, что здесь некая не совсем удобная позиция. А потом мы ведь ничего плохого-то не делаем, мы ведь обеспечиваем безопасность.

— Хорошо. Вы говорили о том, что произошла переориентация со старых, уже привычных рынков, потребитель увидел или увидит на прилавках продукцию новых производителей, но, по большому счету, обычный потребитель не различает, откуда мясо, кроме как по надписи на упаковке, обычно не на надпись, а на ценник смотрят люди, и вот с ценником тут вопросы. Я, конечно, понимаю, что вы можете меня сейчас переадресовать к Федеральной антимонопольной службе с этим вопросом, тем не менее, вы лично не заметили рост цен на мясо, фрукты и овощи за последние несколько месяцев?

— В определенной степени, конечно, надо понять, что это легко объясняется.

— Давайте попробуем это сделать.

— Переориентация рынков ведь произошла, и в данном случае то мясо, которое должно было поступить и не поступило, у нас с вами как шел поезд, из которого несколько вагонов пропали в середине, и вот для того, чтобы эти вагоны появились, прошло определенное время сейчас, и я вам могу сказать: я сегодня разговаривал с крупнейшими нашими производителями, импортерами, разговаривал в силу того, что они у меня спрашивали перспективы открытия других рынков, потому что их беспокоит уже то, что мы много открываем, потому что цены стали падать.

— Цены стали падать в Европе.

— Не в Европе, в Европе — это само собой, мы это сразу сказали и сразу спрогнозировали, но у нас на рынке сегодня, допустим, те цены, которые на полутуши свинины, ведь у нас свинина и птица выросли больше всего, мясо говядины примерно в той же ценовой категории, то у нас понедельные цифры, которые мы тоже анализируем в силу того, что, если эти цифры не меняются, мы даже анализируем ввоз, сколько понедельно ввозится, в том числе из Белоруссии. Поэтому когда речь зашла о том, что цифры вхождения контейнеров, будем говорить, в Санкт-Петербург и в Приморье стали увеличиваться, то, естественно, цифры ценников пошли вниз, это в оптовом звене. Вот то, что в рознице происходит, я вам могу сказать, это отдельная история, и с розницей нам здесь, будем говорить, не всегда везет так, как хочется потребителям.

— Нам с розницей, по-моему, вообще не везет. Вот у меня есть такое ощущение.

— Вы знаете, мы в свое время, когда с Гордеевым Алексеем Васильевичем, министром сельского хозяйства до 2009 года, который был при вступлении России в ВТО в 2001-2002 гг, говорили, что сети, которые входят, их надо ограничивать какими-то методами. То есть либо в уставном капитале должны быть доли россиян, я имею в виду российских компаний, там 50 с чем-то процентов, как это во многих странах сделано. Нас тогда не услышали, просто тогда было вступление в ВТО, некая политика того, что мы хотим чего-то достичь, а вот когда мы этого достигли, мы поняли, что в ВТО мы и работали практически по тем нормам, которые сейчас использовали.

— Бог с ним, с ВТО, что с ценами?

— А с ценами будет определенное повышение. Первое, как я сказал, не дошла продукция, которую запретили, ее переориентировали на другие рынки, — это порядка 30 тыс. тонн, и мы когда потеряли эти 30 тыс. тонн, естественно, на рынке это сразу сказалось. Поэтому в данном случае я могу сказать, что сегодня в оптовом звене за практически последние три недели в свинине падение цен от 180 за полутушу до 140, уже даже сегодня до 130 руб. То, что это не чувствуется в рознице, — дальше почувствуется все равно.

— Хорошо, мы вас даже на слове поймать попробуем.

— А не надо на слове, мы сейчас можем просто узнать у тех компаний, которые дают цифры по своим поставкам продукции на рынок. Это крупнейшие отечественные компании по производству свинины.

— К вопросу о ценах. Что-нибудь подешевело в связи с санкциями?

— За такой срок нам не следует ждать удешевления. Но то, что будет удешевление к декабрю, — это совершенно очевидно.

— Такой подарок от нашего родного правительства к Новому году? Или этот рынок сам себя регулирует?

— Нельзя сказать, что рынок сам себя регулирует. Просто еще у нас система квотирования, и традиционно импортеры должны отоварить квоты. Поэтому до конца года обязательно ввозится продукции больше, а потом, в течение какого-то времени, в январе, в феврале, эта продукция продается.

— Спрос выше к новогодним праздникам, обычно.

— Выше спрос, конечно.

— Хорошо. Сокол и кречеты, которых на 5 млн руб. пытались вывезти из России в Армению, вот эта вот история. Вы и живыми существами такого вот несъедобного плана тоже занимаетесь?

— Нет. Там все живые существа должны перемещаться с ветеринарно-сопроводительными документами в силу ряда обстоятельств. Например, сокол и кречет в силу того, что сейчас у нас в Китае очень серьезная ситуация, они официально объявили по высокопатогенному гриппу птиц, и, исходя из этого, любые птицы при перемещении должны проходить контроль.

— Даже домашние канарейки?

— Безусловно, любые, это аналогично всем странам. С домашними канарейками, если поедете в Англию, то вы сдадите канарейку на карантин на месяц и заплатите за это, я думаю, фунтов триста, чтобы она пробыла там на карантине.

— На содержании?

— Да, на содержании. Поэтому у нас еще такие либеральные в этом отношении законы.

— А у нас сколько канарейка будет сидеть в карантине?

— Месяц будет сидеть в карантине. Да, примерно. Месяц, и вы заплатите триста фунтов, и эта канарейка у вас будет там такой, достаточно позолоченной. Они так и по всем животным работают.

— А у нас-то проще с этим?

— У нас с этим проще. У нас само перемещение несколько проще. Но нельзя сказать, чтобы было бесконтрольно. Просто у нас системы карантинов в силу сложившейся ситуации, ее в такой форме, в которой было в советское время, нет. Потому что у нас в советское время даже скот, когда перемещался в Бресте и в Клайпеде, были карантины, которые принадлежали министерству сельского хозяйства, любой скот, который ввозится, он не ввозился напрямую, он обязательно там стоял на карантине.

— Сейчас проще. Сейчас по-другому.

— Сейчас просто таких возможностей нет.

— Это очень дорого?

— Естественно, и государство должно содержать, либо бизнес должен содержать. Бизнесу это не нужно содержать, потому что это несистематические потоки. А для государства сейчас гораздо дешевле контролировать это в тех местах, то есть, сам по себе карантин проходит в местах, куда эти животные направляются.

— Раз уж мы заговорили о том, что сюда ввозят, и о том, что здесь уже есть, сообщений много, довольно часто встречается, что здесь карантин объявляется, то же самое АЧС, свиная чума, в тех или иных регионах. Вот, сообщение, например, из Белоруссии о том, что чуть ли не в белорусской колбасе нашли какие-то следы, геном этой самой чумы свиней. Это случайно находится? Или это целенаправленно? Это же очень недешево, я так понимаю, проводить все эти экспертизы.

— Вы абсолютно правы. Я вам могу сказать, что наша служба проводит государственный мониторинг по тем направлениям, по тем рискам. То есть у нас есть институт, который называется Всероссийский институт здоровья животных, специальные аналитические отделы и управления, которые анализируют, какие риски есть, и мы нашим коллегам в Белоруссии говорили. Ведь мы только что приехали, были сейчас на заседании Союзного государства на той неделе во вторник. Мы говорили это полгода назад, что в той ситуации, когда у нас по границе идут вспышки АЧС, а у вас этих вспышек нет, это вызывает у нас глубокую озабоченность. Наши коллеги сказали, что они приняли превентивные меры. И на самом деле эти превентивные меры были гораздо жестче, чем у нас. В силу того, что там в этом отношении проще.

— Беларусь?

— Да. И они в этом отношении проще.

— В Белоруссии?

— Да. И они уничтожили диких кабанов, а мы до сих пор еще пока находимся в выполнении поручения председателя правительства от 22 августа, и в ряде регионов мы к 15 ноября должны завершить депопуляцию. А наши коллеги из Минприроды говорят — не депопуляцию, а сокращение численности. Вот вам как человеку, связанному с филологией, я думаю, депопуляция, наверное, это гораздо проще определить, что это не сокращение, а уничтожение.

— Поголовное, причем.

--Да-да.

— Геноцид свиней.

— Геноцид свиней, к сожалению, в силу того, что депопуляция есть репопуляция. То есть потом восстановление через какое-то время, когда это опаснейшее заболевание пройдет, потому что африканская чума свиней — это серьезнейшее заболевание, несущее многомиллиардные убытки в силу того, что не вакцинируется, не лечится и может регулироваться только депопуляцией.

— Какие-то наши продукты, которые мы экспортируем, запрещаются в каких-то странах, были яркие примеры этого?

— Я могу ответить все-таки на ваш вопрос в отношении белорусской продукции, вот мы когда предупреждали, что проблемы с африканской чумой все равно потом будут в продукции где-то находиться, и вот эти следы, геном в продукции наших белорусских коллег, безусловно, есть, мы сегодня это гарантируем, и на сегодня это уже в четырех предприятиях обнаружено. Мы сегодня говорили с министром сельского хозяйства и продовольствия Белоруссии Леонидом Зайцевым на эту тему, они попросили определенное время для того, чтобы мы дали возможность понять. И здесь есть несколько вариантов, я свою точку зрения высказал, в частности, то, что рядом соседи в нашем европейском сообществе, которые говорят, что у них с африканской чумой все нормально. Когда эти первые случаи произошли, мы запретили из-за прослеживаемости ввоз в Россию, и наши коллеги подали в суд ВТО. А вот сейчас, только что, мы выявили, что через Беларусь к нам поставили 7,5 тыс. тонн, я имею в виду на территорию Таможенного союза, контрабандной свинины, которая по документам бразильская, на самом деле, к Бразилии никакого отношения не имеет.

— А можно выяснить, откуда какое мясо берется?

— Да, конечно.

— Каким образом?

— Первое — это практически такая же следственная работа, как и во всех следственных мероприятиях, то есть та продукция, которая прошла через Ошмяны в Белоруссии, она направлялась в Казахстан, и мы в Казахстане закрыли несколько предприятий в силу того, что нас туда не пустили, а с коллегами сегодня, заместителем министра госпожой Исаевой Гульмирой мы разговаривали как раз на ту тему, где прослеживаемость этой продукции, и выяснили, что наши казахские коллеги выдали разрешение на свинину, на ввоз, больше, пока мы определили уже 120 тыс. тонн, до этого они ввозили 20 тыс. тонн.

— Это реэкспорт?

— Естественно. Дело в том, что, когда мы пришли на предприятие, то нас туда не пустили в силу того, что там пускать-то некуда: там камеры на 80 кв.м, а туда пришло по документам 7,5 тыс. тонн мяса. То есть оно где хранится-то?

— Нигде.

— А дальше смотрите: задержали мы в Самаре и в Москве, и в Пензе это мясо, которое уже частично стало расходиться, и по характерным маркировкам стали понимать, что это не бразильское. А когда сверили сертификаты, которые дали по бразильской информационной системе, у нас сейчас все это очень просто работает, мы со многими странами уже электронное взаимодействие восстановили, то там ни одного сертификата, которым сопровождалась продукция, не было в бразильской системе. Поэтому мы очень четко определили дальше, что эта вся продукция вышла из трех мест: из порта Роттердам, Антверпен и Бремерхафен.

— Германия?

— Да. То есть Бельгия, Голландия, Германия. И вышла она, как европейская, скорее всего, потому что бразильский транзит в принципе запрещен европейцами.

— По санитарным соображениям?

— Естественно. И в данном случае эта продукция пришла в Литву автомобильным транспортом, а не морским, потому что те указанные в компании Maersk документы, которые пытались показать, они поддельные и никакой критике не подлежат. Поэтому можете себе представить в рамках европейского сообщества, когда 7,5 тыс. тонн перемещается неизвестного происхождения, поэтому мы определили это, исходя из дальнейших последовательных действий, что это мясо из Германии, скорее всего, из Испании, из Голландии, из Эстонии, возможно.

— То есть получается, что все равно это мясо, несмотря ни на какие санкции, ни на какие издержки, выгодно все равно, не мытьем так катаньем, везти сюда. А что это за история, например, сообщение вашего ведомства: "В Россию пытались ввезти мясо под видом мармелада и грибов". Как это возможно сделать?

— А это наших европейских коллег надо спросить, каким образом у них затамаживаются контейнеры, в которых находится свинина, как мармелад и все остальное? Каким образом у них таможня не смотрит то, что внутри?

— А на что рассчитывают, когда вот этот, допустим, контейнер с мясом, на котором написано "Повидло" или, я не знаю, "Грибы", на что рассчитывают, когда этот контейнер приходит на российскую таможню?

— Рассчитывают на то, что это либо не проверят, а наши службы не имеют отношения, потому что мармелад, жвачка и все остальное не входят в перечень подконтрольных нам продуктов. То есть, если будет что-то животное написано, сразу наша служба будет досматривать.

— То есть вторичный продукт, продукт переработки?

— В данном случае это не просто продукт переработки, а это связный растительный продукт, и если это грибы замороженные, то они не попадают у нас карантинными объектами, а мармелад и все остальное — это пищевая продукция, которая поднадзорна Потребнадзору, в данном случае, Потребнадзор будет разбираться в магазине с ней только.

— Еще одно сообщение: "Нидерланды поставляли в Россию контрабандную свинину под видом овощей и соков".

— В данном случае, овощи и концентрированные соки были, потому что это шло в контейнерах с заморозкой, то есть это замороженные овощи и замороженные концентрированные соки. В Санкт-Петербурге сейчас задержанными стоят 26 контейнеров, и 10 таких контейнеров на подходе.

— Соответственно, ведь кто-то это отправляет, а кто-то это здесь и ждет, правильно?

— Вы в данном случае очень прозорливы, я вам скажу, и нас всегда это тоже интересует, поэтому информация от нас уходит сразу же во все силовые ведомства, и в данном случае нужно работать и с Казахстаном, кто там ждал эту продукцию.

— А это в Казахстан шло?

— Нет, эти контейнеры шли в Санкт-Петербург. Но я думаю, что дальше это последовательно будет разбираться, потому что наши европейские коллеги, кстати, я сейчас уехал к вам, а переговоры с директором, который отвечает за перемещение продукции, господином Лангутом, как раз мой заместитель проводит.

— А посадки уже были за такие махинации или еще нет?

— Вы знаете, сейчас очень крупное, я не могу говорить по ситуации, потому что это еще не обнародовано, но очень крупное было дело, которое завершает Следственный комитет, Генпрокуратура в этом отношении, посадки были, но я вам могу сказать, что те деньги, которые люди зарабатывают, представьте себе: они отправляли шпик с миллиона свиней, то есть наши европейские коллеги ободрали шпик с миллион свиней и отправили в Россию. Поэтому они санкций в этом отношении не почувствовали пока, но почувствуют, потому что этот шпик мы теперь вылавливаем по всей стране.

— А что с ним, кстати, потом происходит, с этим шпиком? Это утилизация или возвращение обратно?

— Утилизация, никакого возвращения.

— Допустим, то, что этот контейнер, который пришел вместо мармелада, там мясо — тоже утилизация?

— Да, поэтому сейчас все находятся в напряжении, потому что денег-то истрачено много, и все эти деньги истрачены понапрасну.

— Вы наживаете себе серьезных врагов.

— У нас они всегда и были. В данном случае мы просто свою работу делаем, к нам надо относиться правильно. Нам государство поручило — мы делаем.

— Мои коллеги — люди очень дотошные и с меня не слезут: все-таки что там за следы АЧС в белорусской колбасе?

— Там геном, это говорит о том, что при производстве колбасы мясо, которое было, оно было с африканской чумой у свиней. Само по себе мясо с африканской чумой, если перерабатывается, оно безвредное, потому что африканская чума передается только свиньям. Но речь идет о том, что наши коллеги должны разобраться, как попало. Так вот, когда я вам начал говорить о том, как мы с нашими европейскими коллегами пытаемся отследить, как европейская система работает по прослеживаемости продукции, что миллион свиней, у них шпик содрали, и пропал в неизвестном направлении, мы как раз говорим о том, что, вполне вероятно, что контрабандные поставки были и в Белоруссию, то есть это не только может быть белорусского происхождения, это может быть польского, латвийского, литовского или эстонского происхождения.

— То есть география широкая?

— География широкая, нашим коллегам предстоит с этим работать и разбираться, а следы мы улавливаем самые минимальные. Там могла быть одна туша с африканской чумой, а потом в колбасе найдем все равно. Поэтому мы говорили, что с этими вопросами сейчас, при нынешнем уровне развития технологии и техники, очень сложно скрыть что-либо.

— Экспресс-анализ сколько занимает времени?

— В данном случае, день, максимум — полтора дня, это то, что сегодня нужно, но мы все перепроверяем, потому что сегодня, допустим, было обнаружено в брянской лаборатории нашей Россельхознадзором, и мы отправляем для того, чтобы нас не критиковали, что мы нагоняем страх и жуть, в Институт академии сельскохозяйственных наук, чтобы было еще независимое подтверждение.

— Опять же, возвращаюсь к разговору, вы так ловко немножечко в сторону ушли: были какие-то прецеденты, когда нашу продукцию заворачивали иностранные коллеги?

— На самом деле я не уходил никуда, я могу сказать, что по растениеводческой продукции достаточно много, по животноводческой продукции практически таких случаев не было.

— А по растениеводству что там?

— По растениеводству карантинные вредители, нам так же, как и мы сегодня, по ряду стран работаем так же: предъявляются претензии, то есть этого в течение года бывает достаточно.

— То есть это нормальные рабочие моменты, или здесь политические моменты тоже случаются?

— Да нет, для кого-то это может быть политика, для нас это работа, абсолютно.

— Но начиналось-то, помните, все с плодожорки, а чем закончилось?

— Если вы намекаете в отношении Молдавии или Польши, то перед этим проследите наши действия: мы же сначала закрывали одну часть, потом закрывали какую-то другую часть, поэтому предупреждали, то же самое и с Украиной было. То есть мы со всеми странами, с которыми работаем, практически нет такого, чтобы мы взяли и сразу что-то закрыли, ведь этому предшествуют серьезная работа и серьезные процедурные действия, когда мы это обсуждаем, мы ведем переговоры — это целая система.

— То есть не просто позвонили и сказали: "Ребята, все, с завтрашнего дня мы…?"

— Нет, мы же сейчас в ВТО, хоть вы так говорите саркастически на эту тему.

— Без юмора уже это никак нельзя, особенно, когда, знаете, мясо антилопы, крокодилов…

— Нет, я вам скажу честно, что по крокодилам я специально для прессы вам вбросил, чтобы вам было чем, так сказать, отвлечься.

— Мы это поняли.

— Вы это поняли и отвлеклись.

— Тем не менее, послушайте, мясо крокодилов и антилопы, ну

— Я вам могу сказать, что в Европе это все используется.

— Это понятно, в Африке — тем более, но это дорого стоит в любом случае, и говядину, свинину этим не заменить.

— Мы же это вам вбросили для того, чтобы в прессе было, что обсуждать, и чтобы нас не трогали, чтобы не мешали работать, пока мы открываем другие рынки.

— Хорошо, а американские яйца в Крыму, эта история?

— Это само собой, это очень часто, я могу сказать, что наши коллеги на Украине, у них сейчас происходит такой тяжелый период, когда все профессионалы, которые работали, они теперь должны быть перелюстрированы, видимо, такое слово, если люстрация, то люстрированы или перелюстрированы. Потому что я думаю, что до этого, когда каждое правительство менялось, у них тоже там проходила определенная люстрация уже, но потеря профессионалов в отрасли, она достаточно серьезно сказывается.

— А что с этими яйцами, действительно американские яйца?

— Конечно.

— Настоящие американские. А скажите, неужели выгодно яйца тащить из США через полмира?

— Вам надо спросить у наших украинских коллег, я не знаю, что выгодно.

— Хорошо, в России выгодно тащить яйца из Америки?

— А в России товарные яйца из всех стран запрещены к ввозу с 2000 года.

— То есть все те яйца, которые на наших прилавках, — это все яйца, сделанные в России и, видимо, в Белоруссии и Казахстане, да?

— Абсолютно.

— А как же вообще, кому в голову пришло пытаться ввезти яйца в Россию, прости господи, так еще и из Украины?

— Это естественно, там каждый день задерживают продукцию, которая без документов. Вы должны понять, что там у наших коллег война войной, как говорится, а обед — по расписанию, то есть движение бизнеса очень серьезное, активное. Мы-то имеем переходный период в данном случае в Украине, это переходный период до 1 января 2015 года, и в этот переходный период те санкции и меры, которые действуют на территории России, они не действуют на территории нашего крымского округа.

— То есть они еще живут по правилам Украины какое-то время?

— Они живут по правилам Украины, но с определенной корректировкой с учетом того, что мы вынуждены корректировать определенные вещи в силу того, что когда уже какое-то чрезмерное отсутствие документов, мы требуем просто одного сегодня: если есть нормальные существующие документы и хоть какие-то гарантии.

— Напомните, до какого момента продлится эта крымская история?

— До 1 января 2015 года, если не будет скорректирован соответствующий указ президентом.

— Это связано в первую очередь с не очень выгодным географическим и логистическим положением Крыма?

— Нет, это связано с переходным периодом, потому что надо сказать, что территориальное расположение, все хозяйственные связи, вы должны понять это, если вы в Крыму были, то они, конечно, с Украиной были, есть и будут, они и сохранятся. Просто мы должны их формализовать в той форме, нашим коллегам предлагали, но коллеги в силу того, что у них свое законодательство, мы пока с ними не договорились, по каким документам даже в Крым отправлять продукцию. Сегодня в Крым идет продукция по украинским ветеринарным документам.

— В рамках того же переходного периода?

— Да, не по международным документам, поэтому вы должны понять, что такая ситуация достаточно болезненна сегодня и для Крыма, и для нас, и для Украины.

— А продукция из Крыма, которая в Россию идет, она уже по российским нормам?

— Она идет, конечно, да, то есть полностью все идет подконтрольно уже, наши службы контролируют, и ветеринарные службы субъектов, и в Крыму.

— Мы все с вами о еде, давайте о деньгах поговорим: ваше ведомство имеет право налагать какие-то штрафы и так далее?

— Да, конечно.

— Сколько вы в бюджет приносите денег? Это же не закрытая статья бюджета, это же не оборонка?

— В принципе, нет, я могу сказать, что у нас, во-первых, есть различные формы того, что мы контролируем земельные отношения. По земельным отношениям это возмещение ущерба не всегда идет деньгами, а идет возмещение ущерба по решениям суда за счет того, что почва восстанавливается, и это у нас десятки миллиардов таких за год.

— То есть вы на самоокупаемости?

— Так нельзя говорить.

— Условно говоря, вы потребляете из бюджета денег меньше. чем приносите бюджету?

— У нас не стоит задача их просто так приносить, у нас стоит задача в данном случае обеспечивать безопасность.

— Разумеется, да, но понятно, что и нарушения будут всегда.

— А это все зависит от штрафов. Давайте сейчас штрафы сделаем, как мы предлагали, продукция, вот мы сейчас по Белоруссии, допустим, говорим, а продукция, которая поставляется, не маркирована, и растениеводческая. И мы говорим, что в рамках нашего евроазиатского сообщества принимать жесткое законодательство.

— Внутреннее, имеется в виду?

— Внутреннее, конечно, общее, потому что, если из Белоруссии идет в Казахстан продукция и пропадает потом в России, то на эту продукцию, если мы ее задержали, должна быть либо конфискация машины, либо уничтожение продукции, либо передача продукции в доход бюджета. Мы очень быстро себя окупим в таком случае.

— А пока не так?

— Пока не так.

— А пока как?

— Пока у нас измеряются сотнями миллионов штрафные санкции, ну, до миллиарда, я имею в виду прямые.

— Рублей?

--Да. А на содержание у нас уходит где-то около 9 млрд. Но вы должны понять, что это разные направления, по которым, к сожалению, нельзя так судить.

— Вернемся к внешнеторговым партнерам: какие из стран вы бы выделили в качестве самых дисциплинированных? Выявили какие-то нарушения, сообщаем о них, через неделю говорят: "Ребята, все нормально, все исправили", и действительно так?

— Могу сказать что это, как ни странно, но европейцы нас в свое время в 2000-х гг. критиковали, когда мы говорили о Южной Америке, говорили: "Вы торгуете с Южной Америкой, а у них там страшные болезни", сейчас они сами успешно торгуют, а очень быстро реагируют Уругвай, Парагвай, Чили.

— Латинская Америка?

— Да, Аргентина быстро реагирует.

— А китайцы насколько добросовестны? Помните, уже очень много историй было связано с тем, что ввозили непонятно что, непонятно с чем, дали недавно разрешение двум, по-моему, китайским животноводческим предприятиям на поставки в Россию мяса?

— Свинины, да, у нас эти поставки сегодня, будем говорить, в таком тестовом режиме, там наши эксперты сидят, они принимают участие в заготовках и в отгрузках. То это пока не просто так, что доверили.

— То есть сидят наши люди и следят?

— Да, пока так.

— А овчинка стоит выделки?

— Я думаю, что в данном случае речь идет о том, что на первых этапах мы очень часто отправляем наших людей, и во многих странах у нас такая процедура, она в свое время была и в Европе, и в Бразилии, а потом, когда механизм отрабатывается, тогда наши люди не нужны в этом отношении.

— А не получается так, что они уезжают, и все — кот из дома — мыши в пляс?

— Не получается, потому что у нас дальше система мониторинга работает, и абсолютно все проверяется. То есть в данном случае я могу сказать, что по многим позициям сегодня с импортной продукцией легче, чем с отечественной.

— Вот, кстати, об отечественной продукции: какие сложности возникают с нашими производителями? Я не уверен, что они такие ангелы по сравнению с европейцами.

— Я вам могу сказать, что в данном случае наши производители, индустриальное производство, оно берет с Запада самое плохое.

— В каком смысле?

— В смысле того, что использование антибиотиков, использование различных средств, которые сегодня в более широких масштабах, чем это необходимо, это, я думаю, что многие владельцы предприятий даже этого не знают. Потому что менеджмент, которому платят серьезные деньги, понимает, что для того, чтобы зарабатывать хорошие деньги, нужно иметь хорошие показатели. Для этого, если у вас свое производство полностью комбикормов, то есть у нас ведь очень опасные для Запада холдинги образовались: если на западе это предприятия достаточно узкоограниченные, то у нас холдинги, которые, начиная от посевных площадей в сотни тысяч гектаров и кончая перерабатывающими мощностями, логистикой, магазинами, и все это очень серьезно, и, я думаю, что представляют угрозу для любого государства в дальнейшем, потому что все в руках у людей. И в данном случае мы стали выявлять у наших птицеводов и свиноводов использование антибиотиков гораздо больше через корма, они просто страхуют себя, это работают менеджеры, будем говорить, высокого звена и низшего звена, они стараются как-то доказать владельцам и хозяевам, что они хорошо работают, чтобы получать хорошие деньги, а деньги они получают очень приличные, вы знаете.

— Огромные, скорее всего?

— Да.

— История, которая с самого начала введения так называемых контрсанкций и которая продолжилась неожиданно сейчас: сначала запретили, а потом разрешили ввоз в Россию импортного безлактозного молока. Ну, мы все знаем, для кого оно нужно: люди, которые не усваивают лактозу. В России, насколько я знаю, нет производства собственного безлактозного молока?

— По молоку у нас вообще ситуация достаточно интересная, я все-таки считаю, что российский молочный рынок, если мы с вами выкупали акции у British Petroleum, да, ТНК-BP выкупали акции, то, может быть, мы когда-то придем к тому, что у "Вимм-Билль-Данн" и Danone будем выкупать акции молочных предприятий, потому что слишком велика зависимость сегодня от иностранного капитала, хоть это и инвесторы, хоть это, будем говорить, и очень почетно, но у нас получается так, что сегодня мелкие перерабатывающие предприятия развиваться не могут в глубинках.

— Тем не менее, безлактозное молоко, я так понимаю, что это довольно-таки высокие и дорогостоящие технологии, в основном это финские производители это молоко к нам ввозили.

— Да. Собственного производства пока еще нет.

— Выяснилось, что недавно вы сообщили, ваше ведомство, о том, что в продукции Valio обнаружили тетрациклин, антибиотик. Понятно, что это некое нарушение.

— Это абсолютно нормальная практика, в данном случае наши финские коллеги тоже очень быстро реагируют, у них есть заместитель министра, который до этого работал генеральным директором директората здравоохранения и защиты прав потребителей, куда входит ветеринария, поэтому очень быстро с этими делами разбирается. Я думаю, что для наших финских коллег мы, конечно, в данном случае обратили просто внимание на то, что нужно быстро реагировать, потому что молоко это идет.

— То есть не пропадет с прилавков?

— Нет, я не думаю, что это нужно обсуждать.

— Коллеги интересуются, во-первых, как перенесли коровы переход на зимнее время?

— Я не думаю, что это является проблемой.

— Второй вопрос: где вы сами покупаете мясо и делаете ли вы все анализы для того, чтобы его купить?

— Нет, я не делаю анализы мяса, а, честно говоря, я могу сказать, что мясо вообще ем мало.

— Как она выглядит, та самая плодожорка?

— Червячок маленький, беленький такой, немножко розоватенький, мы его, кстати, на фотографиях давали. Я вам могу сказать, что, к сожалению, если вы хотите обрабатывать продукцию раз пять гербицидами, то можно не бороться ни с плодожоркой, ни с трипсом — ни с чем, просто вы истратите лишние деньги, получите лишние пестициды себе в печень.