Кира Долинина о выставке Веласкеса в Вене

Выставка называется просто до неприличия — «Веласкес». Есть в этом, конечно, некоторый вызов: редкий музей может себе позволить собрать такую представительную по качеству работ выставку великого испанца и при этом не подкладывать под нее никакую оригинальную концепцию. Художественно-исторический музей (KHM) как бы говорит этим: музей, существующий вне времени и моды, принимает у себя «художника художников», мастера, рядом с которым, по ловкому mot Мане, все другие кажутся фальшивомонетчиками. Гость и хозяин стоят друг друга — они короли в мире искусства.

И это чистая правда. Выставка Веласкеса, до предела наполненная хрестоматийными шедеврами, как бы продолжает разговор, который музей ведет со своим зрителем: мол, здесь и есть настоящая история искусства. Но есть в этой выставке и вполне читаемый подтекст: визит Веласкеса в Вену — это визит испанской короны в центр Священной Римской империи, это испанские Габсбурги в гостях у Габсбургов австрийских, это напоминание об ушедшей в небытие, но когда-то всемогущей империи, властвовавшей над большей частью Европы многие века. Тут нет особой политики (визит королевы Летиции на вернисаж в KHM — дань Веласкесу как испанскому гению, а не имперскому прошлому), но тут, безусловно, есть ясно читаемые контексты. Два имперских города, два имперских музея (Прадо дал больше других картин на эту выставку), родство и сложные отношения между кланами Габсбургов — все это отличная подложка под невероятный везде, кроме того же Прадо, парад веласкесовских холстов.

46 картин. Лондонская «Венера перед зеркалом», лондонский же «Водонос», бостонские портрет Луиса де Гонгора-и-Арготе и «Балтасар-Карлос с придворным карликом», «Автопортрет» из Валенсии, «Три музыканта» из Берлина, «Крестьяне за столом» из Будапешта, «Аполлон в кузнице Вулкана», «Дон Хуан Австрийский», «Шут Хуан де Калабас», «Поклонение волхвов» и многое другое из Мадрида, плюс отличная коллекция Веласкеса из самого KHM. Три раздела — два хронологические (ранний, севильский, период и мадридский, зрелый, период признания и великолепных заказов) и один тематический (Веласкес как придворный художник). Все возможные жанры — от натюрмортов-бодегонов и редкого, но все же имеющегося у Веласкеса пейзажа до портретов и сложносочиненных жанровых сцен. «Менин» и «Прях», конечно, из Прадо не привезли, но тем, кто увидит выставку в Вене, эти две вечные шарады станут понятнее.

Немного хрестоматийный пафос повествования в этой композиции полностью сметается самой живописью. Так всегда бывает с Веласкесом — в какой нарративный ряд его ни поставь, живопись все равно все перетянет на себя. Веласкес — это живопись как таковая. Ее мясо и ее душа. Но когда Веласкеса так много, как много его сегодня в Вене, это уже не просто гимн живописи, но подробный разговор о том, как черный цвет может стать событием; как рядом стоящие фигуры могут быть одна иллюзорно четкой, а другая в совершенном расфокусе; как уродство оборачивается красотой; как едва заметное прикосновение кисти с алой краской зажигает весь холст; как фон у портрета может напоминать растертую половой тряпкой грязь и это будет прекрасно; как играть со временем и пространством в пределах одной композиции; как один художник может преодолеть и тяжеловесную испанскую традицию, и уроки воздушной итальянской живописи и выйти в миры иных веков и иного способа видения. Веласкес — самый современный из старых мастеров. Он окажется постоянным нервным центром в системе координат и у Гойи, и у Мане, и у Пикассо, у Дали. Его знаменитый серый, тот, который впервые в истории живописи из служебного, опасного своей сомнительной чистотой цвета стал главным героем десятков веласкесовских картин, обернется невероятными колористическими красотами у Мане, Дега, Бэкона и далее по не имеющему конца списку. Модернистская живопись обязана Веласкесу столь многим, что мы почти перестали видеть за отблесками их источник. А он того стоит как мало кто другой.

"Веласкес", Вена, Художественно-исторический музей, до 15 февраля