На чем основано благополучие Челябинской области

Если промышленность — то металлургия, если дорога — то как минимум Великий шелковый путь. В Челябинской области предпочитают делать ставку на традиционные для Южного Урала отрасли экономики, требующие миллиардных инвестиций и возможности строить планы на десятилетия вперед.

НАДЕЖДА ПЕТРОВА

Архитектурные доминанты

Урал не самое подходящее место, чтобы мечтать о постиндустриальном обществе. В облике Челябинска это считывается сразу, будто, преодолев отделяющие его от Москвы полторы тысячи километров, попадаешь в столичную промзону, где недавно затеяли редевелопмент, вложившись в него с размахом нувориша и соответствующим чувством прекрасного. Воздвигнутые то там, то здесь стеклянные здания по своему предназначению неуловимо напоминают малиновый пиджак.

Впрочем, в процессе преобразований у города появились поводы для обоснованной гордости. Во-первых, благодаря масштабному строительству Челябинск доступнее любого другого российского миллионника: квадратный метр в новостройке — 40-45 тыс. руб. Во-вторых, дороги здесь лучше, чем в большинстве городов Центральной России. Даже, уверяют местные жители, лучше, чем у соседей-конкурентов — в Екатеринбурге.

Однако качество дорог, стоимость жилья да два десятка хороших горнолыжных центров — с точки зрения обывателя, это практически все, чем Челябинская область может похвастаться перед соседями. Хотя регионы похожи, Южный Урал в куда большей степени остается индустриальным. Говорят, что свердловчане едут в Челябинскую область покататься на лыжах или просто отдохнуть на природе, к примеру в окрестностях озера Тургояк, претендующих на звание русской Швейцарии. А челябинцы тем временем едут в Свердловск наслаждаться шопингом: в их родной регион IKEA пока не добралась, да и в целом торговля развита значительно меньше (если считать по доле в ВРП на 2012 год, разница примерно в 1,7 раза). По сути, города здесь все те же заводские поселки, какими были в годы первых пятилеток, просто некоторые из них обзавелись небоскребами.

Чувство, что города состоят при заводах, достигает максимума, когда — все по такой же хорошей, впрочем, дороге — мы с фотокорреспондентом добираемся до Магнитогорска, второго по численности населения города (415 тыс. человек). Здесь есть и четырехзвездные отели, и большие торговые центры, но стоит перебраться с правого, во всех смыслах европейского, берега Урала на левый, азиатский,— и города не чувствуется вовсе. Деревянные домики, сталинского времени многоэтажки с облупившимися фасадами, редкие пятна современных коттеджей — и, растянувшись на полгоризонта, Магнитогорский металлургический комбинат (ММК). Магнитик с фотографией заводских труб в дыму, купленный в киоске на местном вокзале, кажется в этот момент идеальным сувениром.

Стальная опора

Для местных жителей работа на комбинате, как правило, означает хороший и надежный источник доходов. Средняя зарплата в целом по Магнитогорску — около 33 тыс. руб. (данные городского Центра занятости), а на ММК — 49,5 тыс. руб. Однако, говорят, на ММК не так просто попасть: работодатель требует квалификации и жестко следит за дисциплиной. Других мест, куда можно устроиться, в городе не так уж и много. Из 122 тыс. всех работников крупных и средних предприятий 55 тыс. работают в группе ММК.

Проблема это или ресурс — зависит от точки зрения. "Я, конечно, утрирую, но представьте себе, что вы хотите кефир на комбинат поставлять. И вот вам, пожалуйста, каждое утро 55 тыс. человек будут пить кефир. По стакану в день. Тут мегабизнес можно построить",— замечает заместитель гендиректора по финансам и экономике ОАО ММК Сергей Сулимов.

Идея, объясняет он, в том, что "металлургия — мощный потребитель". "Объем закупок на ММК исчисляется миллиардами долларов в год: валки, станки, масла, краски, цинк, салфетки... Это огромный бизнес. Кто-то на этом зарабатывает. Стоит посмотреть, что из этого у нас в области не производится, что мы импортируем и что интересно было бы локализовать".

ММК, следуя этому принципу, десять лет назад создал совместно со словенцами Магнитогорский завод прокатных валков, которые поставляются не только на Магнитку. "Идею можно реплицировать бесконечно,— подчеркивает Сулимов.— Например, на "ММК-Метиз" есть площадка, которую мы думаем развивать как технопарк. Там есть свободные мощности, есть вся инфраструктура: электроэнергия, вода — все, что необходимо. Мы можем ее предоставить, обозначить свои потребности и условия, на которых мы готовы на длинный контракт".

"Для местной власти это рабочие места. Регион может привлекать инвесторов тем, что здесь есть такая бизнес-возможность, есть потребители, есть инфраструктура. Я считаю, для инвестора это лучшая гарантия будущего — знать, что твой товар будут покупать. Металлургия создает рынок сбыта, и этот рынок стабилен: мы здесь были и будем всегда",— отмечает Сулимов.

"Это же классика менеджмента: развивай свои сильные стороны. Если мы говорим, что сильная сторона нашего региона — это металлургия, что в регионе есть успешные компании, значит, на них и нужно опираться. Думать, как сделать сильные компании еще сильнее. Если вы сделаете ставку на слабых — завтра они обанкротятся, и что с ними делать? — рассуждает Сулимов.— Мы профессионалы в своем бизнесе. Мы умеем дешево производить качественную сталь и уже не раз успешно прошли проверку на устойчивость к кризисам".

Инвестиции на грани возможного

История показывает: ситуация, когда металлургические компании сами нуждаются в поддержке, совсем не редкость. Кризис 2008-2009 годов пришелся на время, когда они активно вкладывались в модернизацию и наращивали долги. На ММК в это время строили стан 5000 для производства толстолистового проката для трубной, судостроительной и других отраслей и стан 2000 для выпуска тонколистового проката, в основном предназначенного для автопрома. Челябинский трубопрокатный завод (ЧТПЗ), один из ключевых клиентов ММК, возводил цех "Высота 239" по производству труб большого диаметра. А Челябинский металлургический комбинат (ЧМК, группа "Мечел") инвестировал в рельсобалочный стан в расчете на строительный бум и на развитие высокоскоростных железных дорог.

По совпадению негативных факторов это был идеальный шторм, последствия которого в компаниях и сейчас предпочитают не обсуждать. Доходы падали, до момента, когда инвестированные в строящиеся мощности деньги начнут возвращаться, было еще очень далеко. Замораживать проекты никто не стал. Как сейчас можно убедиться, цеха получились — настоящий хай-тек: максимум автоматизации, минимум людей. Некоторые, как "Высота 239", кажется, буквально созданы для экскурсий.

Однако ЧТПЗ в 2012 году пришлось обращаться за госгарантиями, чтобы добиться реструктуризации долга. В 2014-м к долгам добавился арест совладельца предприятия Андрея Комарова, обвиненного в коммерческом подкупе,— в газетах даже высказывались сомнения, что завод сможет продолжать деятельность. Впрочем, в отчете за первую половину 2014 года ЧТПЗ показал прибыль и по итогам девять месяцев, как утверждают на предприятии, "занял первое место... по объему налоговых поступлений в бюджет Челябинской области". А вот ЧМК пока рапортует только о снижении убытков.

ММК удалось выйти из кризиса 2008-2009 годов, сохранив приемлемый уровень долговой нагрузки. Сулимов полагает, что сейчас ситуация в любом случае проще: "Мы уменьшили инвестиционную программу с $1,5-2 млрд до $500-600 млн в год. У нас значительно снизился долг. А новые прокатные мощности генерируют большой денежный поток". Недавний стресс-тест показал, что даже при худшем из возможных сценариев — глубокой рецессии, глобальном перепроизводстве стали и падении цен на все виды продукции — показатели ММК не будут ниже, чем за последние пять лет. Впрочем, пока спрос довольно высок. Качественный тонкий прокат, не востребованный просевшим российским автопромом, находит других потребителей. А проекты строительства новых трубопроводов, включая "Силу Сибири", надолго обеспечили заказами и ЧТПЗ, и ММК — как основного поставщика стального листа.

Плюсы долгосрочной стратегии

Черной металлургией промышленность региона, разумеется, не ограничивается: область лидирует не только по поставкам стали на внутренний рынок, но и, к примеру, по выпуску макарон (контрольный пакет в ОАО "Макфа" принадлежит родителям бывшего губернатора Михаила Юревича). Правда, судя по динамике налоговых поступлений от пищепрома (минус 7,4% к 2013 году), для этой отрасли сейчас не лучшее время. Лидерами роста за девять месяцев стали все та же металлургия (плюс 50%) да еще машиностроение (плюс 15,1%). Машиностроители предполагают: сказывается отказ "Газпрома" и других госкомпаний от импорта в пользу отечественных поставщиков оборудования.

Крупные компании в других отраслях находят свои поводы для оптимизма. Это может быть, например, расчет на долгосрочные тенденции и на устойчивый спрос на продукцию на внешних рынках — подобные факторы сделали возможной для Русской медной компании (РМК) реализацию проектов добычи медно-порфировых руд. "Спрос на медь — это критерий развития цивилизации. Цивилизация будет развиваться, соответственно, у нас будет нормально развиваться бизнес. Сегодня в мире добывается и потребляется уже почти 30 млн тонн меди, и ее профицита нет. Цены растут, на этом фоне расширяется сырьевой потенциал, и то, что раньше считалось нерентабельным, становится рентабельным",— говорит вице-президент по контроллингу за производством и инвестициями РМК Юрий Король.

Месторождения медно-порфировых руд в Челябинской области, на которых работает РМК,— Михеевское и Томинское — были известны еще в конце 1980-х, но долгое время ни у кого не вызывали интереса. При ценах на медь $3-4 тыс. за тонну их разработка, по словам Короля, была невозможной. "Одно дело, когда у вас трехпроцентная руда, другое — когда меди меньше 0,5%,— говорит он.— Это требует совершенно других подходов к технологиям, к организации инвестирования и производств, но мы их обкатываем. Мы уверены, что окупаемость проектов реальна".

Инвестиции в первый ГОК, Михеевский, превысили 27 млрд руб., проработать на имеющихся запасах предприятие может около 30 лет. Отработанная здесь технология еще не раз пригодится. "Каждый тип сырья исчерпывается. Медь на Урале начиналась с медных песчаников. В XIX-XX веках добывали колчеданы. А в XXI-XXII веках будут порфировые руды. И мы идем первые в этом направлении,— указывает Король.— Начинаем разрабатывать руды, запасов которых не на одну сотню лет".

Другой стратегический для области проект — строительство ТЛК "Южноуральский" — и вовсе идеально вписывается в текущую конъюнктуру. "Это транспортно-логистический комплекс, который будет оказывать услуги по приему и обработке входящих контейнерных грузов по самому короткому маршруту из Китая в Россию. Поезд формируется в Китае, в Урумчи, и идет к нам через территорию Казахстана без всяких расформирований. Маршрут новый: 3100 км, десять дней,— рассказывает инициатор проекта, совладелец ТЛК Сергей Копьев.— Мы не хотим перераспределять существующие логистические маршруты, мы говорим только о той части груза, которая в конечном итоге должна оказаться на Урале, в радиусе 500-600 км от нашего комплекса".

"Это первый в России мультимодальный комплекс. Мы предусмотрели все виды услуг, которые сегодня существуют в логистике: складское хранение, хранение на открытой площадке, таможенное оформление и т. д.",— говорит предприниматель. Раньше, по его словам, реализовать идею мешали неразвитость дороги с китайской стороны и перехода на территории Казахстана. Но пару лет назад, "видно, звезды сложились": с той стороны границы исчезли узкие места, с этой нашелся идеальный для ТЛК участок. Весной 2015-го строительство будет закончено. Открытие решено приурочить к июльскому саммиту ШОС. "Мы всегда говорим в презентациях Челябинской области, что у нас выгодное географическое положение. Пуск проекта станет реальным доказательством этого преимущества",— подчеркивает и. о. министра экономического развития области Елена Мурзина.

Запас прочности

В смысле отношения к инвесторам история ТЛК не уникальна. "Это лишь один из проектов, по которым идет административное сопровождение,— утверждает Мурзина.— В регионе сложилась такая система: создается рабочая группа, собирают все заинтересованные органы власти, муниципалитеты, инвесторов, смотрят, где проблемные места, как можно помочь. По Томинскому ГОКу точно так же. И по другим инвестпроектам: их сейчас в инвестиционной стратегии области почти 300. Задействован каждый муниципалитет. Причем эти проекты бизнес предлагает сам. Наша задача — сопровождать. Если на уровне региона в этом нет необходимости, то с инвесторами работают сами муниципалитеты. Но, когда нужно, подключается и губернатор области, используются каналы связи в виде обращений в федеральные органы власти".

Это не значит, что бизнес в регионе не знает проблем. Однако, как говорит депутат законодательного собрания, председатель отделения "Деловой России" Константин Захаров, "с точки зрения создания условий для работы" основные трудности возникают на уровне муниципальных властей. И причина, по его мнению, в том, что налоги в бюджетах муниципалитетов составляют ничтожную часть: "Им невыгодно развивать активность. Выгодно показать, что у них с инфраструктурой все плохо и что социальные проблемы круче, чем у соседей, чтобы им сверху дали больше денег".

Захаров отмечает, что и сигналы с федерального уровня, на которые могли бы ориентироваться местные чиновники, в последние месяцы выглядят противоречиво. С одной стороны, АСИ с "дорожными картами" и "лучшими практиками". С другой — "поток диких инициатив" в Госдуме, который "разрушающе действует на настроения бизнеса", даже если инициативы так и не становятся законами. "Госдума сегодня единственный орган, у которого нет системы оценки регулирующего воздействия. Госдума может в первом чтении принять один законопроект, вечером ко второму чтению добавить новые пункты и утром за них проголосовать. Это абсурд",— соглашается вице-председатель челябинского отделения "Опоры России", председатель совета директоров группы предприятий "Компаньон" Арсен Унанян. По его словам, даже в Челябинске система эффективнее, потому что реально работают общественные палаты — и города, и области. "Чиновники и депутаты, особенно на первых порах, противились, но сегодня многие проблемы поднимают именно общественники",— подчеркивает Унанян.

Впрочем, говорит Захаров, для бизнеса "на первом месте всегда не вопрос власти, а вопрос рынка", и здесь есть глобальная проблема. "Уровень доходов населения падает, с ними падают доходы малого бизнеса. Крупный и средний бизнес этого пока не чувствует, но все равно одной "Силой Сибири" не обойдешься,— рассуждает он.— Если рынки просядут, это может в течение полутора-двух лет вогнать в глубокий кризис крупнейшие предприятия".

Унанян, основной бизнес которого — риэлторская компания, отмечает, что рынок стагнирует уже год. "Видно, что все становится хуже и хуже. Но пока рынок просто не растет. Через два года будет хуже. Будет кризис. Но это мы уже проходили, и я знаю, как поступать,— говорит он.— Надо заниматься сотрудниками. Не допустить, чтобы они стали меньше зарабатывать. Не дать им уходить из компании. Увеличивать рекламу. Мы сейчас начали открывать офисы. Раньше для этого не было времени — сейчас времени будет много. Мы займем людей и увеличим долю на рынке. Других вариантов нет — только если выйти из бизнеса. Но чем тогда я буду заниматься?"