"Что делать" в постановке Андрея Могучего

Премьера театр

Петербургский Большой драматический театр имени Товстоногова показал первую премьеру на основной сцене после ее реконструкции — "Что делать" по роману Чернышевского в постановке художественного руководителя театра Андрея Могучего. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Особые ожидания, связанные с этой премьерой, легко объяснимы — это первый спектакль, который Андрей Могучий сделал на исторической сцене Большого драматического театра (БДТ). Да, он уже поставил здесь другой спектакль, "Алису" в Каменноостровском театре — и буквально накануне премьеры "Что делать" она была номинирована на "Золотую маску", то есть старт режиссера в БДТ признан профессиональным сообществом удачным. Да, в историческом здании на Фонтанке уже были зрители — когда отмечали завершение реконструкции. И все равно, отнестись к такому событию, как первая премьера на легендарной основной сцене, без почти священного трепета было невозможно.

Сам Андрей Могучий, к счастью, отнесся к этому историческому событию без какого-то специального пиетета. Иначе бы, наверное, облегчил себе жизнь каким-то иным материалом — браться за ставший пугалом для всех, кто учился в советской школе, роман революционного демократа Чернышевского мог только отъявленный смельчак. Режиссер и не скрывал, что его в первую очередь соблазнил сам вопрос, вынесенный в заглавие романа,— он ведь стоит перед каждым разумным человеком, принимающимся за серьезное дело, будь то хоть переустройство общества, хоть возрождение славного, но умирающего театра.

Кажется, главной ошибкой зрителя, пришедшего на этот спектакль, может стать ожидание оригинального, свежего взгляда на героев в свое время "глубоко перепахавшего" не кого-то, а самого В. И. Ленина романа. Конечно, и видевшая знаменитые сны Вера Павловна Розальская, и первый муж ее Лопухов, и следующий муж Кирсанов, и "новый человек" Рахметов на сцене присутствуют, да и мелодраматически-авантюрной истории их взаимоотношений, включая мнимое самоубийство Лопухова и расследование этого инцидента, в инсценировке Александра Артемова и Дмитрия Юшкова отведено изрядное место.

Но диалоги героев, их конфликты и этюды на тему их взаимоотношений не дают ответов ни на какие вопросы. В конструкции спектакля нашлось место и молодому пополнению БДТ (они играют главных героев и относятся к своему делу очень серьезно), и старожилам труппы, народным и заслуженным. Им, правда, достались эпизоды, но и крошечной роли каждому из них достаточно, чтобы успеть получить удовольствие от выхода на сцену: Георгий Штиль в роли отца Веры Павловны так выразительно идет через сцену и так смешно садится на стул, что никакие гвозди Рахметова такого же впечатления не производят.

Небольшую дощечку с гвоздями выносит на сцену и показывает публике главный герой спектакля, автор,— в этой роли весьма успешно дебютировал известный молодой режиссер Борис Павлович. Он-то и ведет главный и самый сложный разговор — с публикой. Он, кажется, похож одновременно и на самого Чернышевского, и на тех, кого тот своей книгой перепахал, и на их жертв, и на сегодняшних интеллектуалов, задумывающихся о новом человеке. Иногда он просто размышляет, иногда иронизирует над самим театром, иногда поддразнивает публику, которая хочет актуальности,— и успокаивается, убедившись, что "как будто сейчас написано".

В каком-то смысле он вообще единственный (как и положено автору) живой человек в этом пространстве, которое создал художник Александр Шишкин. "Что делать" играется перед наклонной зрительской трибуной, возвышающейся над партером БДТ — Андрей Могучий все-таки избежал "судьбоносности" высказывания: старый театр, в который всегда приходили "внимать" высокому искусству, лишился рампы, не так видны стали и торжественные архитектурные завитушки. В то же время пространство сцены словно распахнулось навстречу публике. Александр Шишкин подчеркнул его объем контрастной черно-белой декорацией, практически лишенной примет быта — лишь пианино и несколько стульев, к которым потом прибавляются желтые осенние листья.

Декорация столь строга, величава и самостоятельна, что всякие человеческие страсти и мечтания на ее фоне должны оказаться наивными, если не сказать смешными. Так и выходит. С одной стороны, сцена напоминает клетку (все-таки несчастный Чернышевский сидел в тюрьме), с другой — святилище. И неизвестно, что страшнее. Время от времени Вере Павловне является аллегория Красоты и вещает в рупор что-то значительное. В этом пространстве вообще так мало истинно человеческого, что любые рассуждения о "новом человеке" не звучат пустыми, обреченными. Женский хор (хор Festino), почти неподвижно сидящий и поющий из глубины сцены, здесь похож больше не на женщин из швейной коммуны Веры Павловны, как предполагалось, а на богинь судьбы, что ли. Отнюдь не "разумный эгоизм" чувствуется в спектакле БДТ, а разумный фатализм. Кстати, в названии спектакля, в отличие от романа, нет вопросительного знака, так что произносить "что делать" позволено со вздохом: ничего, мол, с порядком вещей не поделаешь.